Мир по Тому Хэнксу
Мартина восхищало, как Хэнкс, обладая сложностью и глубиной, тем не менее сохранил чувство абсурда. Он считал, что Том такой же «сложный, как Джон Уэйн, – поскольку он – кумир, но многогранный». Так вот, он стал выжимать из Хэнкса ответ: «Я знаю, что актерскую игру невозможно улучшить с помощью обучения. Ее меняет своего рода личностный рост».
Именно таких вопросов Хэнкс обычно избегал. В одном из фильмов, когда режиссер искренне поинтересовался, как у него дела, тот отделался одним словом: «По-разному!» [138] Однако Мартина он любил и восторгался им, так что попытался сказать правду.
«Раньше я просто приходил и говорил: “За работу!” – рассказал Хэнкс седовласому комику. – Но потом ты как актер достигаешь момента, когда понимаешь, что изучаешь тот или иной аспект человеческого состояния, а не просто следишь за историей, которая начинается на первой странице и завершается на двадцатой. И для этого нужно, чтобы внутри у тебя было еще кое-что – случившееся [с твоим персонажем] до того, как начался фильм. Тебе не нужно сидеть и подробно расписывать это в блокноте. Но оно должно быть осязаемым, присутствовать в каждой сцене» [139].
Он резюмировал, как освоил эту технику, не разводя нюни: «Я осознал, что это – трудная работа, которую надо сделать».
Еще одна причина высокого качества фильмов Хэнкса: труд, который он вкладывал в их создание до того, как включалась камера, не важно, кто производил картину, – Playtone или другая компания. Он садился с режиссером и систематично проходился по сценарию, вычитывая диалоги и выбирая строки, звучащие неубедительно.
«Однажды я поймал себя на том, что вычеркиваю вопросительные знаки из текста, – рассказывал Хэнкс. – Персонажи часто задают дебильные вопросы вроде “Так ты говоришь, что правда баллотируешься на должность руководителя службы водоснабжения?” Я не знаю, как это сделать – задать подобный вопрос осмысленно» [140].
«Обычно он переписывает каждую роль, которую играет, – говорила Нора Эфрон. – И он делает это очень мило. Садится с режиссером и сценаристом и говорит: “Не правда ли было бы здорово, если бы это случилось?” или: “Почему бы ему не сказать это?”. Одна из причин, по которым Том преодолел все сложности, заключается в том, что он всегда тщательно заботится о своей роли» [141].
Многие актеры хотят помусолить сценарий ради собственной выгоды. Разница в том, что делает это Хэнкс непривычно очаровательно. Он вкладывает в сценарий свой острый ум и не пытается присвоить все лавры себе.
По определению, карьерные пики не длятся вечно. И конечно, однажды Хэнкс совершил ложный шаг. Он сделал несколько лент сразу: в 2004 году выпустил «Терминал» (The Terminal), «Полярный экспресс» (The Polar Express), «Игры джентльменов» (The Ladykillers). Они были произведены совместно с топовыми мэтрами (Стивен Спилберг, Роберт Земекис и братья Коэн соответственно), но в итоге все осели где-то в зоне между «никак» и «невнятный отстой».
Многими годами раньше Хэнкс делал фотосессию вместе с Джимом Стюартом, актером, с которым его чаще всего сравнивали, когда он только начинал играть. Вслед за тем последовал визит в дом Стюарта в знак уважения. Хэнкс расспрашивал Стюарта, как тот был летчиком-истребителем во время Второй мировой войны, а Стюарт преподнес Хэнксу ценный совет: «Главное – наращивай кассу» [142].
Теперь в поисках гарантированного хита, что нарастит эту самую кассу, Хэнкс принял, пожалуй, самое малодушное решение в своей карьере: он снялся в кино Рона Ховарда по «Коду да Винчи», принеся свои ум и здравый смысл в жертву бестселлеру, разошедшемуся тиражом свыше 40 миллионов экземпляров. (Зато он не сделал сиквела «Форреста Гампа», на который долго надеялась Paramount.) Гамбит с «Да Винчи» сработал – один раз. Публика валила на «Код да Винчи», но держалась подальше от двух его продолжений.
Не то чтобы Хэнксу грозило выпасть из списка звезд первой величины. Он как-то заметил о Голливуде: «Тут должна пройти куча лет, прежде чем тебя перестанут целовать в зад» [143]. И хотя его профессиональная неуверенность относительна – большинство актеров пошли бы на умышленный поджог, если бы это помогло им оказаться на его месте, – это не смягчает ситуацию. Душевное умиротворение ему давала семья: каждый вечер он шел домой к Рите Уилсон.
Хэнкс – один из величайших в мире подкаблучников, и он ликует всякий раз, когда выпадает очередная возможность сообщить о своей любви к жене. «Мы с Ритой женаты семнадцать лет, а кажется – семнадцать недель» [144], – сказал он в 2005 году. Дома они жили обычной, умиротворенной жизнью. Их календари пестрели датами родительских собраний и визитов к детскому стоматологу. Хэнкс признавал, что иногда бывает капризным и не в себе; Уилсон знала, когда его надо оставить в покое. И он обзавелся хобби, которое уважают женатые мужчины средних лет во всем мире. «Я люблю вздремнуть, – признавался он, – могу просто присесть на диван и погрузиться в полноценный быстрый сон. Риту это бесит – она так не может» [145].
Супруги утверждают, что ссорились редко, но если это случалось, то только в машине, когда тот, кто не вел, выражал несогласие с решением того, кто сидел за рулем. Со временем эти ссоры стали ритуальными и веселили обоих. Хэнкс разряжал атмосферу, притворяясь снисходительным патриархом. Чтобы рассмешить Уилсон, ему достаточно было сказать: «Не забивай этим свою милую головку. Ты просто сиди, наслаждайся поездкой, а я решу, как нам ехать» [146].
Чтобы развеселить родных, Хэнкс напоказ выходил из себя. Его сын Колин сказал: «Было всегда так весело наблюдать, как он орет на компьютер, когда что-то не работает. Прямо пещерный человек» [147].
«Да уж, он может раскипятиться из-за любого сбоя техники, – добавила Уилсон. – Однажды он расколотил свой сотовый» [148].
Когда Хэнкс не имел дела с обновлениями системы, несговорчивым Wi-Fi и другими неприятностями XXI века, он, как правило, был спокоен и понимал, что должен за это благодарить Уилсон. Он сравнивал свой домашний уклад с жизнью Юджина О’Нила, автора знаменитых пьес «Разносчик льда грядет» и «Долгий день уходит в ночь»: «Я не такой чокнутый, каким был Юджин О’Нил, но его жена Карлотта Монтерей однажды сказала: “Джин должен делать свое дело, а я буду заботиться о том, чтобы Джин мог его делать”. Рита следит, чтобы я не жил совсем уж распущенной жизнью, но, когда мне надо взяться за свои дела, она заботится, чтобы у меня были время и возможность сосредоточиться» [149].
Возможно, это витиеватый способ сказать: «Рита ведет хозяйство и занимается детьми, пока я на съемках пару месяцев». Когда дети были младше, Хэнкс брал их с собой на съемки – это не так-то просто сделать, когда надо отпросить их из школы. «Семья – всегда на первом месте, – сказала Уилсон. – Видеть, как твои дети становятся симпатичными молодыми взрослыми и сознательными людьми, – в каком-то смысле потрясающе» [150].
Уилсон в свою очередь была не только супругой, обеспечивающей поддержку на красной ковровой дорожке: у нее была роль на Бродвее – Рокси Харт в «Чикаго» (Сhicago), роль второго плана – мать Эллисон Уильямс в «Девчонках» (Girls), а также успешная певческая карьера (выпустила два альбома). «Я очень горжусь своим браком и своими детьми, а еще тем, что продюсировала “Мою большую греческую свадьбу”», – говорит она. Она не стала стереотипной американской мамой. В 2011 году Уилсон исполнила две жесткие роли: в сериалах «Закон и порядок: Специальный корпус» (Law & Order: SVU) и «Хорошая жена» (The Good Wife). Эти персонажи достались ей после того, как она сказала своим агентам: «Если я сыграю еще одну теплую, понимающую мать, сестру, жену, дочь, меня, пожалуй, стошнит. Вы должны найти мне каких-нибудь отчаянных стерв» [151].
Пережить погружение в карьеру Тому Хэнксу помогло вот что: он был до нелепости богат, его доходы измерялись сотнями миллионов долларов. Не то чтобы он этим кичился – он давно мог позволить себе машины помоднее, но ездил на разных «фольксвагенах» и минивэне «Додж-караван». «Я люблю сидеть повыше, – говорил он, – Мне нравится, когда видишь, из-за чего возникла пробка» [152].