Чёрное сердце: Ненависти вопреки (СИ)

***
— Всем привет, — целую друга нашей семьи — Мичурина, потом мужа. Вадим помогает сесть, придвигает за мной стул. Наш излюбленный ресторанчик, где не требуется обязательный дрес-код. Очень удачно и удобно, в связи с трудным рабочем днём и ленью, переодеваться к ужину согласно регламенту и этикету, что на сегодняшний день весьма популярно. К тому же недалеко от дома. Тихий, скромный, уютный суши-бар, в современной стилистике японской кухни. В интерьере преобладают: золотые, чёрные, белые и красные цвета, атрибутика — иероглифы, лёгкие занавески и симпатичные декоративные фонарики.
— Ты не сказал, что Костик будет, — не зло понукаю мужа. — Надеюсь, ничего серьёзного? — Улыбки стираются с мужских лиц. Вадим бросает настороженный взгляд на друга. В душе нарастает тревога, кишки точно в узел стягивает. Смотрю на одного мужчину, потом на другого: — Мальчики, что случилось?
— Ничего страшного, — отмахивается Вадим привычным жестом. — Ерунда, — устраивается напротив, но в каждом движении читаю напряжение и нервозность. Сомнение укрепляется. Муж с напущенной беспечностью вновь мило улыбается. Кладёт руки на стол, сцепляет ладони домиком: — Я уже сделал заказ. Твоё любимое…
— Отлично, — бурчу, всё ещё всматриваясь в Вадима. Есть не хочется, но обидеть любимого не решаюсь. В поведении мужа сквозит неловкость, в серых глазах — нерешительность. Когда-то Ивакин казался невероятно красивым, а сейчас… Седые волосы тяжёлой копной хоть и лежат волосинка к волосинке, но в них нет былого блеска. Морщины сильнее обычного врезаются в лоб, смешинки возле глаз и губ похожи на паутинки. Кожа бледноватая, с лёгким оттенком синевы, на щеках редкие красноватые полопавшиеся сосудики. Вадим старше меня на двенадцать лет. Это не пугает и даже не мешает в общении. Хотя начинаю замечать, что за последнее время муж физически сдаёт. Чаще нахожу его дома спящим или дремлющим перед телевизором. Он давно не ходит в спортзал, и всё больше пьёт лекарств.
В голове разрастается боль — беспокоит давно и довольно прилично. Либо мучительно тянущаяся, либо резкая, словно в виски иглы вонзают. Очертания мужа расплываются, краски сгущаются, и вскоре Вадима уже окутывает зеленоватая дымка-аура. Смаргиваю — галлюцинация не проходит.
Чёрт! Забыла принять лекарство! Ещё в машине надо было, когда видение женщины померещилось. Суетливо вытаскиваю, прописанные Антоном Николаевичем таблетки из сумочки. Выдавливаю круглую пилюлю и запиваю водой, услужливо протянутую мужем.
— Опять боли? — хмурится Вадим, глаза, цвета плаксивого неба, подозрительно сужаются.
Нехотя киваю. Ивакин сжимает губы в трубочку и сразу же растягивает в узкую полосу. Так! Знакомое выражение лица. Муж очень недоволен. Мило улыбаюсь:
— Всё отлично, просто устала, — бережно глажу его руку. Не хватает, чтобы он распереживался. Ему нельзя. Я как на иголках после его сердечного приступа, с которым недавно загремел в больницу. Не дай бог повторится! — Сейчас отпустит, — заверяю спешно.
Ища поддержки, бросаю взгляд на друга. Всегда подтянутый точно не адвокат, а спортсмен, Константин выглядит без сомненья лучше мужа. Смоляные волосы, хоть и редкие, но всегда зачёсаны и в геле. Цепкие почти чёрные глаза, кажется, не упускают ничего — ни единой мелочи. Удлинённый, зауженный аристократический нос и жёсткая полоса рта, придают лицу строгости и некоего величия. В нём ощущается лоск и не наигранная интеллигентность. Зачастую, не скажешь, о чём реально думает — он из тех, кто оставляет бурные эмоции за маской непринуждённого собеседника и часто улыбается одними губами. При этом очень живой на язык, а когда собирается тесная компания лишь близких знакомых, в хохмах, язвах, шпильках Мичурина не перещеголять. Только потом осознаёшь: по сути, разговаривали ни о чём.
Костик будто слышит немую просьбу:
— Вадим, — привычной манерой чуть поднимает уголки губ в подобие улыбки. — Андрею работу не добавляй. Лучше не затягивай разговор с Витой и домой — отдыхать.
Вот теперь не на шутку беспокоюсь:
— Мальчики, — облокачиваюсь на стол, — вы меня специально волнуете? Что за недомолвки?.. — осекаюсь, официант как тень, расставляет наш заказ и только уходит, продолжаю: — Вадим, — голос выдаёт волнение, — что случилось?
— Витусь, — бубнит под нос муж и медленно ковыряется в тарелке с салатом, — может, сначала поедим?
— Издеваешься? — тихо негодую.
Вадим с небольшой заминкой и явным нежеланием кивает Константину. Мичурин деловито выуживает из бизнес-чемодана, с которым, по-моему, никогда не расстаётся, папку. Протягивает мне.
Руки подрагивают, в сердце колет — отодвигаю квадратную тарелочку с овощными суши и открываю документы.
«Завещание» — бросается в глаза верхняя надпись.
Кошусь на мужа. Серьёзен, даже скорее, печален. Промачивает салфеткой губы и пригубляет воды. Перевожу взгляд на Костика — откинувшись на спинку стула, потягивает вино. Вновь уставляюсь на документ.
Завещание
Город Санкт-Петербург
Одиннадцатое марта две тысячи тринадцатого года
Я, Ивакин Вадим Алексеевич, 1971 г.р., проживающий в городе Санкт-Петербурге, по улице Художников, в д. восемьдесят семь, квартира четыре, находясь в здравом уме и ясной памяти, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:
1. Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое ни заключалось и где бы ни находилось, завещаю моей жене, Ивакиной Вите Михайловне.
2. Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса РФ мне нотариусом разъяснено.
3. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса Мичурина Константина Петровича.
4. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем Ивакиным Вадимом Алексеевичем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Санкт-Петербурга Мичурина Константина Петровича, а другой экземпляр выдан завещателю Ивакину Вадиму Александровичу.
Размашистая подпись в конце документа явственно сделана рукой мужа. Отличительная буква «в»: витиеватая, царственная, к тому же красующаяся в печати семьи. Оттиск на перстне, с которым Вадим не расстаётся. Когда познакомились, рассказал: семейная реликвия, передаётся по наследству. Талисман, амулет, называй, как хочешь, но он приносит удачу.
— Что это? — собственный голос выводит из коматоза, но ко всему прочему, вопрос звучит глупо. Торопливо мотаю головой: — В смысле, зачем… — ещё глупее. Шумно втягиваю глоток кислорода и перевожу дух: — Вадим, — хмуро смотрю на мужа, — что, чёрт возьми, случилось?
— Почему для решения написать завещания что-то должно случиться? — Ивакин отставляет бокал. Облокачивается, не сводя холодных глаз, сцепляет в замок ладони.
— Не понимаю, — смягчаю тон, пытаюсь достучаться до правды, — с чего вдруг озадачился завещанием?
— С того, что не молодею, солнышко моё. Хочу быть уверенным, что всё, что у нас есть, в случае моей смерти достанется тебе.
— Вадимушка, мы женаты официально…
— Помню, — наконец, муж очаровательно улыбается и лёгким жестом поддевает кончик моего носа: — Поэтому под моим завещанием, ты найдешь и своё — идентичное моему.
Растерянно опускаю глаза на документ, листаю… И, правда, моё завещание. Вот муж даёт?!.
— Костя, — захлопываю папку, обращаясь к другу, — хоть ты объясни, что это значит?
— То, что сказал Вадим, — спокоен Мичурин. — Он хочет юридически обезопасить вашу семью, на случай, если с одним из вас что-то случится. Не забывай, по закону ты имеешь право на то, что нажито в браке, а у Вадима, как знаешь, до встречи с тобой был капитал и имущество. Родственники есть и хоть он с ними не поддерживает связь, в прочем, как и они не стремятся, от греха подальше, он решил всё завещать тебе. Ты, девочка умная, понимаешь, что после смерти, и родственники объявляются, и несуществующие братья, сёстры… дети… — говорит без тени смущения и улыбки. Осушив бокал, ставит на место. — Твоё же завещание — чисто формально. Есть у него, есть у тебя. С тебя только подпись…