Огненный остров
«Масштабы и суровость этой битвы изменили арифметику войны, во всяком случае, у нас.
Участки, занимаемые дивизиями, имеют протяженность всего километр. В ротах от 10 до 30 активных штыков. При атаках на каждые пять метров линии фронта приходится одно орудие. Расход боеприпасов возрос десятикратно. Так называемой нейтральной полосы во многих случаях нет вообще. Вместо нее тонкая кирпичная стена. Иногда линия фронта проходит даже вертикально, когда мы, к примеру, засели в подвале, а противник — на первом этаже или наоборот.
Захват небольшого цеха — дневная задача целой дивизии и равнозначна выигранному сражению. Да и масштабы здесь совсем иные.
Мы уже предприняли немало попыток штурма. Часто сталкивались лицом к лицу с противником. Знаем, что это такое — полчаса ближнего боя. Но ближний бой, рукопашная схватка день за днем, месяц за месяцем — вот что такое Сталинград» [12].
На левом фланге дивизии на полк Печенюка и на соседа слева — дивизию генерал-майора Смехотворова — враг предпринимал удары пехотой и танками в течение всего дня. Положение сложилось тяжелое. Генерал-майор Ф. Н. Смехотворов просил меня помочь ему людьми, но людей нет. Поручил начальнику штаба дивизии подумать, откуда можно ваять хотя бы 50 человек для Смехотворова, но ничего не могли придумать, потому что и у нас каждый солдат был на учете.
Переправившись в Сталинград, дивизия вела ожесточенные бои и одновременно училась воевать в городе. На примере 344-го стрелкового полка можно проследить некоторые особенности этих беспримерных боев. Командир полка Коноваленко детально готовил полковой участок к обороне, памятуя, что живучесть обороны в городе обеспечивается не только количеством огневых средств, но и хорошей системой огня и резервами, расположенными в разных местах. Резервы в батальонах и ротах составляли не менее одной трети всех сил.
Каждое большое здание или группа малых строений превращались в опорные пункты. Численность гарнизона такого пункта была не одинакова. Например, одно пятиэтажное здание занимала рота — это был ротный опорный пункт. Батальон занимал несколько зданий — это был батальонный узел сопротивления, где гарнизоны некоторых домов состояли всего из 4–5 человек. Но бывали случаи, когда гарнизон составлял всего один человек.
Обходя подразделения полка Печенюка, я в одном из домов на втором этаже познакомился с ефрейтором. На мой вопрос: «Вы кто такой?» — последовал четкий ответ: «Начальник гарнизона ефрейтор Акатьев!». — «А где же ваши люди, если вы начальник?» — спросил я. Он спокойно ответил: «Нас двое, но один сейчас ушел за боеприпасами и продовольствием. У нас автоматы, винтовки и ручной пулемет и достаточное количество гранат, все атаки мы отбиваем и удерживаем свой дом». «Да, вы должны рассчитывать на свою стойкость, использовать умело свое оружие», — сказал я Акатьеву.
Вот эти гарнизоны и были первой основой нашей стойкости. Всякая короткая беседа с солдатами и командирами положительно влияла на стойкость бойцов.
В подвале одного здания я услышал песню. Пели ее бойцы, обороняющие дом.
…Говорил товарищ, умирая:— Навсегда пускай запомнит враг —Не отходит сто тридцать восьмаяНикогда, хотя бы и на шаг.Пропагандист 650-го стрелкового полка капитан Сурин тут же сказал мне, что песня не дивизионная.
— Кто ее автор, не знаю, наши полковые песенники и поэты ее частично изменили, дав песне точный адрес. Но и в этом варианте она говорит правду.
В тот же вечер Печенюк рассказал мне об одном патриоте полка — солдате Курбанове. Казах Курбанов в боях юго-западнее Бекетовки был ранен и лежал на излечении в госпитале 64-й армии. В это время дивизия была передана в состав 62-й армии и вела бои в заводском районе Сталинграда. Выписываясь из госпиталя, Курбанов узнал, где находится дивизия, и настойчиво просил отправить его в свой полк. Ему предложили идти в запасной полк 64-й армии, но он наотрез отказался.
— Если не пошлете в полк, все равно убегу, — пообещал он.
Ему дали разрешение следовать в полк. По пути Курбанов попал в Красную Слободу, в штаб тыла 62-й армии, чтобы узнать, как добраться до места. Там его накормили, по-зимнему одели и предложили остаться служить в одной из частей армии на левом берегу Волги. Но Курбанов и от этого предложения отказался, хотя знал, что полк ведет тяжелый бой в заводском районе Сталинграда, что там не горячими куличиками встретят.
Добираясь до полка, Курбанов на переправе был легко ранен осколком, но все же прибыл к своим и встал в строй.
— Дошел! — ликовал солдат. — Теперь я дома!
В третий раз и, к счастью, опять легко, Курбанов был ранен за день до окончания боев в Сталинграде. Он остался в строю и, выступая на митинге полка, так закончил свою речь:
— Сейчас Курбанов может идти в медсанбат. Гвардейцем ухожу! Гвардейцем вернусь в свой полк.
Таким был наш дивизионный боевой актив, и мы им очень дорожили.
Из показаний пленных мы узнали, что 578-й полк 305-й немецкой пехотной дивизии получил недавно пополнение из Данцига. Прибыло четыреста солдат, осталось сорок. Несмотря на такие потери, враг рвется к Волге.
29 октября дивизия отбила четырнадцать атак. В последнюю атаку — это было на участке полка Печенюка — гитлеровцы гнали впереди себя детей и женщин. Мы повидали на войне немало чудовищных злодеяний фашистов, но с подобным столкнулись впервые.
Я вынужден снова обратиться к книге Дёрра «Поход на Сталинград». Он не был там, где сражалась 6-я немецкая армия, и опирается лишь на свидетельства очевидцев и документы. Рассуждая о минувшей войне с позиций генерала побежденной армии, автор рассчитывает, видимо, создать у читателя иллюзию объективности. Именно в таком духе пытается он толковать о «высоких этических традициях» немецкой армии, сражавшейся под Сталинградом и в Сталинграде. Напрасно! Весь мир давно знает о неслыханных насилиях над мирным населением и военнопленными, совершенных немецко-фашистской армией в годы второй мировой войны. Как участник Сталинградской битвы я могу только еще раз подтвердить это.
Подлость гитлеровцев, искавших защиту не за броней танков, а за спинами русских детей и женщин, лишь ожесточила наших воинов. Они поклялись яростно отстаивать каждую пядь родной земли.
Бывший командующий 6-й немецкой армией фельдмаршал Паулюс в своих воспоминаниях [13] писал, что во второй половине ноября трижды обращался в вышестоящие инстанции с предложением отвести войска 6-й армии на Дон и Чир.
Об этом, видимо, не знали командиры дивизий, которые непрерывно атаковали наши части. А мы имели приказ командарма: «Дивизии Людникова, усиленной 118-м гвардейским стрелковым полком, удерживать занимаемую полосу обороны, не допуская противника в район улиц Таймырская, Арбатовская». (Приказ № 232, § 3). Этот приказ мы и выполняли.
В своем повествовании я познакомил читателя с тем, какую систему обороны мы создали, в чем заключалась ее живучесть, как действовали отдельные части, их подразделения, небольшие резервные группы.
Мы воевали на земле за каждую улицу и дом, за каждый метр дома, за каждый холмик и овраг, за каждый метр полотна железной дороги. Дрались под землей — в лабиринтах подземных ходов большого заводского хозяйства. На «Баррикадах» лицом к лицу сходились солдаты противоборствующих армий, и в таких схватках победа была на стороне тех, кто самоотверженно и храбро сражался за правое дело.
Перед моим мысленным взором проходят события боевых дней на «Баррикадах». Каждое событие — подвиг, совершенный нашими воинами. И прежде всего намять воскрешает трех сержантов из разных полков дивизии: Ивана Свидрова, Ивана Злыднева и Александра Пономарева.
На опорные пункты полка Печенюка можно было проникнуть только в полночь, в час затишья.