Проклятие древних жилищ (Романы, рассказы)
В 1970 году Юбер Лампо перевел «Мальпертюи», а Гарри Кюмель поставил фильм с Орсоном Уэллсом, Сьюзен Хэпшир и Мишелем Букэ, который Бельгия представила на Каннском фестивале. Жан-Пьер Мокк к тому времени уже снял «Город Великого Страха» с Бурвилем. Телевидение тоже предприняло несколько робких попыток адаптации его текстов.
X. Содружество Жан РэйПризнание Жана Рэя произошло главным образом в среде коллекционеров и исследовательских групп, которые пытаются разгадать гигантский литературный пазл, оставленный гентским мастером. Постепенно широкая публика присоединяется к дрожи «рэевских» читателей. Выставки в Королевской библиотеке (1981) и в Музее Вандерхаеген (1990) способствуют его реабилитации.
Очень важные справочные труды, такие, как «Фантастический архангел Жан Рэй», появившийся в Тетрадях Эрна, журнале «Двойное целое», и «Алхимия тайны» Арно Юхтье, подчеркивают скрытое равнодушие литературного мира. Во Фландрии основополагающих работ нет, препятствия еще не устранены.
Содружество Жан Рэй, объединяющее почитателей и коллекционеров, любительскими средствами энергично помогает нахождению малоизвестных или забытых текстов благодаря систематическому просмотру газет и периодических изданий начала прошлого века. Находки сводятся в монументальную библиографию. Содружество передает своим членам сборники редких и неизданных текстов с целью — мы надеемся на это — официальных изданий для более широкого распространения.
В марте 1998 года Содружество организовало «Коллоквиум Жан Рэй», собравший в Генте почитателей вокруг лекторов, приехавших из разных стран. Вслед за этим Манто, направляемый Содружеством, издал сборник текстов на голландском языке, первый с 1993 года. Будет ли новый успех у Джона Фландерса?
Через 50 лет после кончины Рэймона де Кремера только часть его удивительного наследия представлена широкой публике. А это наследие состоит из 1500 романов и рассказов, а также из 3000 других текстов. Неутомимый поиск, где наградой будет отыскание сокровищ, остается для почитателей мастера самым большим приключением, которое он завещал нам, хотя и не записал это лично.
Жан Рэй
НОЧНОЙ ВЛАСТИТЕЛЬ
(Le Grand Nocturne)
Роман
IПерезвон железа и бронзы смешался с гулким шумом ливня, который с зари безжалостно лупил по городу и его пригородам.
Господин Теодюль Нотте мог следить из глубины туманной улицы по зажигающимся одна за другой звездочкам невидимый путь фонарщика. Он поднял двойной фитиль лампы «Карсель», стоявшей на углу прилавка, заваленного штуками тусклых тканей и бледного коленкора. Пламя осветило древнюю лавочку с этажерками из темного дерева, заполненными серыми тканями.
Для торговца галантерейными товарами этот час первых вечерних огней был часом традиционного отдыха. Он осторожно приоткрыл дверь, чтобы не загремел колокольчик, и, остановившись на пороге, с удовольствием втянул влажный воздух улицы.
Вывеска, огромная катушка из крашеного железа, защищала его от воды, льющейся через дырявую водосточную трубу.
Он раскурил трубку из красной глины — из осторожности он никогда не курил в магазинчике — и, оставив за спиной ежедневный труд, принялся наблюдать за прохожими, которые возвращались домой.
— Вот господин Десмет вышел из-за угла улицы Канала, — пробормотал он. — Хранитель башни может сверять по нему городские куранты, господин Десмет очень респектабельный человек. Мадемуазель Буллус запаздывает. Обычно они пересекаются у кафе Трубы, куда господин Десмет заглядывает лишь по воскресеньям после одиннадцатичасовой мессы. А вот и она!.. Они поздороваются только перед домом профессора Дельтомба. Если бы не шел дождь, они бы на минуту остановились, чтобы поговорить о погоде и здоровье. А собака профессора принялась бы лаять…
Лавочник вздохнул. Такое нарушение нормы его раздражало. Октябрьский вечер тяжелым грузом ложился на крыши Хэма. Потрескивающий огонек трубки бросал розовый отсвет на подбородок господина Нотте.
Из-за угла моста выехал фиакр с желтыми колесами.
— Едет господин Пинкерс… Трубка скоро погаснет.
Он курил трубку с миниатюрной головкой, куда влезало всего две щепотки крупно резаного табака Фландрии. Колечко дыма, крутясь, поднялось вверх и рассеялось в вечернем воздухе.
— Как удалось колечко! — восхитился курильщик. — И оно удалось без всяких усилий с моей стороны. Обязательно поделюсь этим с господином Ипполитом.
Так закончился рабочий день Теодюля Нотте, и начались часы отдыха, которые он посвящал дружбе и удовольствиям.
Ток, ток, ток.
Трость с железным наконечником простучала по мостовой в далеком сумраке улицы, и появился господин Ипполит Баэс.
Тщедушный, коротконогий человек, одетый в удобный редингот «веронезе» и увенчанный высокой безупречной шапкой. Вот уже тридцать лет он приходил вечером сыграть партию в шашки в «Железную катушку». Его точность всегда приводила Теодюля в восторг. Они на пороге обменялись пожеланиями здравствовать, мгновение полюбовались бегом облаков, несущихся с запада, обсудили прогноз погоды и вошли в дом.
— Я закрою ставни…
— Кто бы ни постучал, нам все равно! — возвестил господин Баэс.
— И возьму лампу.
— Светильник, — произнес господин Ипполит.
— Сегодня вторник, мы вместе отужинаем, а потом я побью вас в шашки, — жеманно протянул Теодюль.
— Ну уж нет, мой друг, надеюсь, сегодня одержу победу…
Эти извечные реплики, которыми они обменивались столько лет, произносились одним и тем же тоном, сопровождались одними и теми же жестами, пробуждали в них одну и ту же радость с оттенком хитрецы, наделяя стариков умиротворяющим ощущением неизменности времени.
Те, кто обслуживает время, не позволяя вчерашним дням отличаться от дней завтрашних, сильнее смерти. Ни Теодюль Нотте, ни Ипполит Баэс этого не произносили, но воспринимали это, как глубокую истину, важнее которой ничего нет.
Столовая, которую теперь освещала лампа «Карсель», была маленькой, но очень высокой. Однажды господин Нотте сравнил ее с трубой и сам испугался точности определения. Но именно такой с ее таинственностью и высоким потолком, тонувшим во мраке, который едва рассеивал свет лампы, комната очень нравилась двум друзьям.
— Ровно девяносто девять лет назад в этой комнате родилась моя мать, — говаривал Теодюль. — Ибо в то время верхний этаж частично сдавался капитану Судану. Да, сто лет без одного года. Мне сейчас пятьдесят девять. Моя мать вышла замуж довольно поздно, а Бог послал ей сына в сорок лет.
Господин Ипполит провел свои подсчеты, использовав толстые пальцы.
— Мне шестьдесят два года. Я знал вашу мать, святая женщина, и вашего отца, который поставил вывеску «Железной катушки». У него была роскошная борода, и он любил хорошее вино. Я знал сестер Беер, Марию и Софию, которые посещали ваш дом.
— Мари была моей крестной матерью… Как я ее любил! — вздохнул Теодюль.
— …и, — продолжил господин Ипполит Баэс, — я знал капитана Судана, ужасного человека!
Теодюль Нотте вздохнул еще глубже.
— Верно, ужасный человек! Когда он умер, то оставил свою мебель моим родителям, а они ничего не поменяли в тех комнатах, где он обитал.
— Как не изменили и вы…
— О, нет, я… вы прекрасно знаете, я бы никогда не осмелился.
— Вы поступили мудро, друг мой, — серьезно ответил тщедушный старик, снимая крышку с блюда. — Хе, хе! Холодная телятина в собственном соку. И готов поспорить, этот куриный паштет куплен у Серно.
Баэс непременно выиграл бы это пари, ибо порядок вечернего меню вторника менялось крайне редко.
Они ели медленно, тщательно пережевывая тоненькие тартинки с маслом, которые господин Ипполит потихоньку макал в сок.
— Вы прекрасный кухарь, Теодюль!