ПО 2 (СИ)

Повезло…
Остановившись рядом с червем, старик нагнулся, положил на змеевидное тело обе руки. И замер. Через секунду его руки налились ярким светом, что пульсирующими вспышками начал перетекать в червя. Крылатое создание вздрогнуло всего раз. А затем его овальные черные глаза зажглись слепящими автомобильными фарами, послышался странный стрекочущий звук, на бешено задрожавших крыльях зажглась сеть частых огоньков, тело начало раздаваться в ширину и длину, будто червя надували мощным насосом.
Все длилось около двух минут. И каждая секунда показалась мне вечностью.
Выпрямившись, старик бросил последний взгляд на выросшую крылатую тварь и, равнодушно отвернувшись, продолжил свой путь среди заледеневших холмов. Вскоре он свернул за огромный сугроб и пропал из виду. Затем исчез источаемый им свет. И только тогда ожил червь, резко ударив светящимися крыльями о снег и стремительно взмыв в небо. Пробив брюхо стылого тумана, он по крутой дуге помчался в сторону – благодаря свету я легко следил за ним, видя, как он разрывает туман, поднимаясь все выше и ускоряясь все сильнее.
Неужели он летит прямо на…
Вспышка… отдаленный грохот взрыва… в тумане вспухло огромное светящееся облако и тяжелой каплей полетело вниз, быстро затухая.
Удара о землю я не почувствовал. Но проследил за редкими вспышками падающего света до вершин дальних ледяных холмов. Только что произошло падение тюремного креста, сбитого живой крылатой ракетой.
Проклятье…
Каким образом был выбран крест для атаки?
Не то чтобы меня это особо волновало, но хотелось оценить мотивы страшного старика.
Он сбивает любую летающую келью, как только подвернулся такой шанс?
Или же выцеливает те кресты, что не просто кружат вокруг Столпа, а еще и поражают его регулярными энергетическими разрядами?
Думаю, первый вариант – крест упал с не слишком значительной высоты. Если вспомнить мое воздушное житье-бытье и прикинуть высоту… крест находился где-то в среднем слою тех, кто либо стреляет постоянно, быстро поднимаясь выше, либо же намеренно дергает за рычаг через раз, стремясь остаться на той же высоте.
Так и так цель старика очевидна – уничтожение тех, кто осмеливается стрелять по Столпу. Он наказывает наглых кусачих мух. Стало быть – оберегает Столп.
Стало быть – он союзник Столпа?
Но можно ли вообще быть союзником подобного создания как Столп?
Порой я забываю, что речь идет о существе способном жить и путешествовать в открытом космосе, создавать возможно целые планеты – а раз создал, то может и разрушить.
Что для Столпа такая букашка как человечишка? Ничто. Условно разумная пылинка, что худо-бедно может исполнять простейшие приказы, но при этом никогда не сумеет подняться до того уровня, чтобы хотя бы понять мотивы Столпа…
Что-то я размахнулся слишком уж широко. Полез в космические дебри.
Как говаривала в таких случаях ворчливая бабушка – опять мечталку раскочегарил! А ну давай сорняки полоть, мечтатель!
Вернувшись в реальность, я для надежности оглядел стылую местность, особенное внимание уделяя вершинам снежных гор. Убедившись, что поблизости нет видимой опасности, позволил себе чуть расслабиться. Лежа в снежной постели, я снова опустил подбородок на скрещенные ладони и прикрыл глаза. Перегруженный информацией и впечатлениями мозг требует отдыха.
Я медленно засыпал. И мне было вполне уютно в своей снежной норе.
Разумная часть засыпающего мозга – та, что все время задает один и тот же быстро надоедающий вопрос «А что дальше? Каков следующий шаг? – все пыталась выбить из подсознания ответ. Но ленивое подсознание не обращало внимания на эти жалкие попытки.
И так ведь все очевидно – в ближайшее время в Бункер я возвращаться не собираюсь.
Сразу по нескольким причинам.
Мне надо усвоить уже узнанное, понятое и надуманное. Подморозить на холоде лишние ненужные эмоции, собрать воедино холодные звенящие факты.
Мне надо обжиться в этой местности. Почувствовать себя здесь своим. Здраво оценить возможности человеческого организма. Любой начитанный дурак, что держит на книжных полка книги о знаменитых полярных одиссеях, может пребывать в ложной уверенности, что человек выживет практически в любых условиях. Вранье! Может и выживет – но далеко не каждый. Чушь! Стоит прочесть десяток книг о полярных экспедициях и авантюрах прошлого – и сразу становится ясно, что выжить в безжалостных ледяных просторах дано далеко не каждому и неважно насколько хорошо они снаряжены.
Я не привык полагаться на случай. Мне тошно зависеть от капризной случайности. Пусть в магазинах навалом еды – но десяток килограммовых банок тушонки на полке в кладовке никому не мешает. Так не говорила, но так поступала моя бабушка. Так поступали и наши соседи в быстро вымирающей деревеньке, которую так часто в зимнее время заметало снегом до крыш. Так поступаю и я. Нельзя зависеть от случая. Надо быть уверенным.
Уверен ли я, что смогу не просто совершать сюда вылазки, а жить здесь?
Нет. Не уверен. Что ж – самое время выяснить.
Третья причина – я хотел вызвать страх или хотя бы переживание.
Не в себе. Я и так постоянно боюсь, и всячески культивирую это бодрящее чувство. Страх здесь – как перец, что горячит и разжижает подмерзающую кровь. Главное контролировать его.
Но я хочу заставить переживать обитателей Бункера. Был молодой охотник… и пропал. Все. Только было наладились поставки жирного мяса, только было появилась надежда, только-только начали оформляться какие-то неспешные планы и мысли касательно молодого охотника у весомых людей Бункера… а охотник взял и пропал. Сгинул в снежной вихристой тьме.
Все…
В подобных случаях пропавшего начинают ценить гораздо выше. В том случае если ему не находится замена. Если нашлась – пропавшего быстро и надежно забывают.
Спи…
Спи, Охотник. Отдыхай.
Но не забывай о чуткости… пусть горячащий страх и дальше шипит в венах подобно злому карбиду…
***?
Я с силой ударил копьем еще раз. Последний раз. Крохотный медвежонок замер жалким пушистым комочком, безвольно расслабилась страшная пасть – страшная даже несмотря на молодость здешнего суперхищника.
Поправка. Бывшего суперхищника. Отныне эту почетную позицию занимает летающий червь.
Коротко глянув в затянутое низкими черными тучами небо, я поспешно заработал ножом. Вспорол шкуру, срезал пару солидных ломтей молодого нежного мяса, завернул в обрывок шкуры. Подвесил завернутое мясо на пояс, бережно вытер лезвие ножа и рукоять от крови – пахучая и замерзает, потом не отдерешь. Выпрямившись, закинул острогу за спину – наконечником вверх. Наконечником в небо. Подобие жалко защиты от пикирующего червя. Меня это наверняка не спасет, но, если при атаке он и сам пострадает, пропоров себе грудь – умирать будет веселее.
Быстро уйдя с места охоты, взобрался по сыпучему склону небольшого снежного холма, осторожно отгреб наметенный снег и забрался в неприметную черную дыру, оказавшись в очередной снежной норе. Эта отличалась от предыдущей чуть меньшим размером, вытянутой формой и куда лучшим обзором. Отсюда я мог любоваться настоящей панорамой – холм хоть и небольшой, но в свою очередь расположен на плече куда более могучего собрата.
Третий день продолжается моя снежная робинзонада.
Последний день.
Именно столько времени – две ночи и три дня – я наметил себе как лимит. Наметил заранее, когда был еще бодр и полон сил. Чтобы потом, уже вымотанным и замерзшим, не смалодушничать и не назначить меньший срок.
Развернув сверток, я заработал ножом, нарезая уже чуть подмерзшее мясо тонкими полупрозрачными пластинками. Нарезал осторожно и неторопливо – пару дней назад чуть поспешил и отточенное лезвие ножа легко вспороло большой палец. Хорошо неглубоко. Но любая травма в подобной ситуации может оказаться гибельной.
Нарезанные розовато-белые с красными кляксами пластинки одна за другой падали в чистый снег. Нарезав целый ломоть, я глянул в сторону – на неотрывно смотрящее на меня старческое женское лицо – извиняющееся вздохнул.