ПО 2 (СИ)
Неприлично жрать рядом с промерзшим трупом. Вроде как непочтение к уже почившей сиделицы, на которую я наткнулся, когда выкапывал эту нору. Не знаю, чего ее понесло на верхотуру – не иначе хотела с высоты оглядеться и увидеть приветливо мигающие недалекие огни спасительного Бункера. Поднялась, не увидела ничего кроме угрюмой черноты… и сдалась.
Возможно, так и было. Одно точно – рюкзака или хотя бы сумки при ней не оказалось. А вот вполне приличный черный лыжный костюм и лыжные палки имелись. В хрустящих промерзших карманах ничего кроме мелочевки – перочинный нож, электронные наручные часы с порванным браслетом, двадцать четыре различные конфеты – от шоколадных до сосательных.
Все ее имущество я забрал. В первую очередь прикарманил конфеты, распихав их по своим карманам и не забыв поблагодарить умершую за щедрый подарок.
Сахар. Простой углевод, что так быстро попадет в кровь и повышает уровень глюкозы. Сахар, что одним свои вкусом бодрит и умаляет тревоги. Не зря на сахарной игле давно и надежно сидит три четверти жиреющего человечества. Многим проще отказаться от мяса, но не от сахара.
Кстати, о мясе…
Потыкав пластинки, убедился, что они «дошли».
А черт… опять забыл…
Покопавшись, вытащил из-за пазухи две одинаковые баночки из-под аспирина. Разобравшись в какой таблетки, убрал ее обратно. Вторую откупорил и сыпанул на мясные пластины чуток соли, осторожно втер ее в мясо. Соль крупная, сероватая, вкусная.
Невольно рассмеялся от пришедшей в голову дурацкой мысли.
Сахар – белая смерть.
Соль – белая смерть.
Снег и стужа – белая смерть.
Да я прямо окружен смертью!
Может барахтаться бессмысленно? Может уже пора всыпать в себя остатки соли из баночки, заесть все это снегом вперемешку с конфетами, содрать с себя меховые одежды и бросить нагим на снег? Пусть белая смерть забирает Охотника…
Нет уж. Я еще побарахтаюсь.
Из второго кармана я добыл несколько буро-зеленых веточек неизвестного мне растения. Я обнаружил его вчера – когда пробирался по второму плечу снежного холма гиганта, собираясь взглянуть на местность им скрываемую. Там я споткнулся о очередной труп старика. На его теле нашел аспирин, анальгин, соль, несколько золотых цепочек и почти пустой рюкзак со старым рваным шмотьем. Все бывшие сидельцы лезут и лезут на вершины холмов…
На трупе лекарства. А под трупом трава. Она пустила прозрачные льдистые корешки прямо в бурый снег под лицом старика, стебельки заползли в рот, отрастили и там тонкие корешки, что впились в мерзлую плоть. Под лежащим ничком трупом – целый буро-зеленый ковер. Никакой земли – вся питательные вещества из уже неплохо проеденного рта и горла. Вода из снега и опять же из трупа. Я хорошенько там все рассмотрел, полюбовавшись проеденными в трупе извилистыми ходами и вытащив оказавшийся метровым корень из шейной вены. Корешок полз по замершей трубе вены, выедая застывшую кровь…
Травы я набрал. Не побрезговал ей из-за источника питания. Там же рискнул закинуть в рот пару крохотных стебельков. Пару раз жеванув, выплюнул, собрал находки и траву в рюкзак, кивнул мертвецу напоследок и пошел дальше. На вкус трава оказалась сладко-кислой. Вкус очень приятный. Осталось выждать некоторое время чтобы понять – ядовита или нет.
Оставленный за спиной старик, кстати, был разорван пополам. Ниже поясницы – лишь жутко торчащий огрызок позвоночного столба. И застывший кристаллами красный снег, куда уже добралась загадочная трава, которой я набрал целую охапку.
Трава…
Это здешнее растение. Несомненно. Плоские широкие стебли со вздутиями на концах. Внутри скрывается полость забитая подобием ваты – очень летучей, как выяснилось опытным путем. Стоило разжать пальцы – и вихрь унес крохотные белые комочки. Так вот она и летает вместе со снегом. Часть семян пропадет навеки под снежным покровом. А часть угодит на мертвые тела и пустит льдистые цепкие корешки…
Ах да – разорванный старик держал в левой ладони почти откупоренный пузырек с аспирином. Не разобрался сгоряча с серьезностью ранения? Сколько секунд у него было после получения чудовищной раны? И он дернулся рукой за аспирином, решив, что чудодейственное средство вернет ему половину тела?
Кто знает…
О чем вообще может думать разорванный пополам человек в те пару секунд до начала болевого и психологического шока, а затем и смерти? Что-то вроде – ах ты ж как нехорошо получилось?…
Подцепив пластинку мяса, я принялся жевать обед, не забыв добавить пару стеблей «трупной» травы. Мои глаза неотрывно глядели в место, где вчера ночью я дважды видел вспышки света.
Дважды.
И я не мог ошибиться.
Свет исходил от тулова приземистого широкого холма, что расположен примерно в паре километров от моей текущей позиции и километрах в шести от Бункера, что прямо за моей спиной. Да… четыре километра. Примерно на такое расстояние ушел блудный молодой охотник.
И я уверен – во время охот так далеко никто не уходил.
Попросту нет смысла – медведи встречаются повсюду. И, как предельно четко пояснено в бородатом анекдоте – чем дальше от дома медведя убьешь, тем дольше тащить неподъемную тушу. Поэтому большая часть охот происходит в пределах километра от входа в Бункер. Там и я собирался поохотиться – если сумею преодолеть долгий по здешним меркам путь до Бункера.
Дожевав мясо, катая во рту сладкую травинку, я позволил себе полежать еще около часа, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло сытости. Но перейти теплу в сонливость – а она в этих холодах постоянно рядом – не позволил. Привстав, начал собираться. Первым делом резанул еще чуток мяса, убрал в поясной узелок. Привязал веревку к шее помершей старушки. Нехорошо как-то, конечно, но за ноги никак – так уж она застыла в посмертии враскоряку, что тащить только головой вперед можно. Покрутившись в норе, убедился, что ничего не забыл. С хрустом и звоном ломая ледяную корочку, чуть расширил обзорную щель и огляделся. Увидев веретенообразную стаю снежных червей, облегченно вздохнул – эти малыши довольно чуткие. И раз так привольно крутятся в снежной поземке, значит, есть шансы, что рядом нет медведей гигантов.
Вчера я видел одного такого…
И вес в нем шел на центнеры, а не десятки килограмм.
Бросив последний взгляд на далекий приземистый холм, я убедился, что надежно запомнил его очертания. Тут постоянно темно. Проблески случаются редко. Но если не собьюсь с пути – то уже очень скоро я наведаюсь к этому холму.
Свет в холме…
Что за свет?
Что-то рукотворное. Дважды мигнул и угас. Первый раз мерцание длилось чуть дольше. Второй раз мигнуло быстро – будто дверью хлопнули. И снова серость и чернота снежной глыбищи под равнодушным стылом небом затянутым тучами и туманом…
Выбравшись из норы, повернувшись к холму спиной, а к гигантскому зареву колоссального Столпа лицом, я начал спускаться, таща за собой промерзший труп. Вот не поймешь – Охотник я теперь или все тот же Гниловоз. Ведь через раз притаскиваю в Бункер то еще теплые туши медвежьи, то трупы стылые…
Успешно спустившись, поправил лямки рюкзаки, убедился, что острога торчит в небо и снова налег на веревку. Тело слушалось меня идеально. Оно будто поняло – шутки шить тут нельзя. Каждый сустав, каждая мышца – все работало идеально. Единственное неприятное ощущение – от кожи. От всех моих кожных поверхностей, что за прошедшие дни стали запредельно сальными и не раз пропотевшими. Лицо и руки по запястье я оттирал снегом, а вот раздеться и принять снежную ванну не рискнул. Побоялся застудиться.
Глянув на безразлично смотрящую в небо мертвую старуху волочившуюся за мной по снегу, я повинился:
- Ты извини, бабка. Тревожить не хотел. Но вот твой комбинезон и обувка очень уж хороши…
Теплые вещи – радость для любого старика. Говорят, в старости постоянно зябнешь. Постоянно ломит в суставах. И любая теплая вещь поможет защитить ослабшее тело от проклятого трясучего озноба.
Через пятьсот метров пути заметил идеального по размерам мишку – идеального для охоты. Но слишком далеко от Бункера и тащить за собой очередной мясной якорь нет ни малейшего желания. Свернув, я начал удаляться от хищника, не забывая находиться чуть выше него, чтобы не терять из виду. Не забывал я и в небо поглядывать – хотя понимал, что шанс загодя заметить падающего мне на голову летающего червя ничтожно мал. А вот приближения светящегося старика я не боялся – этого увидишь за километр.