К нам осень не придёт (СИ)

Елена сама не понимала, что она чувствовала, когда венчали сестру и Владимира. Она так долго готовилась к этому дню, боялась не справиться, выдать себя словом или взглядом… Теперь же, когда это наконец происходило на её глазах, она будто одеревенела: не испытывала ни боли, ни ревности, ни тоски, ждала лишь, пока всё закончится, точно присутствовала на скучном затянувшемся спектакле,
Анна совершенно не выглядела счастливой новобрачной, скорее наоборот — казалась несчастной и потерянной. Матушка и вовсе беспрестанно гневалась, раздражалась, хотя и старалась улыбаться и держать себя в руках. Остальные немногочисленные гости смотрели растерянно и, видимо, ощущали себя весьма неуютно на этой странной, нерадостной церемонии.
Елена почувствовала ужасную усталость; после тихого, точно на поминках, обеда она шёпотом попросила Анну позволить ей пойти отдохнуть в её комнату. Анна кивнула, сжав губы и подозвала экономку Владимира: та отвела Елену в небольшой уютный будуар, за которым находилась дверь в будущую спальню молодой хозяйки… Елена постаралась не смотреть в ту сторону. Что же, ну и пусть! Сегодня они с маменькой вернутся в их тоскливый опустевший дом, Анет же останется здесь, в объятиях Владимира. Елена вдруг содрогнулась, представив, каково им с мамашей будет существовать одним, без отца, без Анны! Прямо хоть проси их с мужем переехать к ним — ну да что там, это просто смешно! Скоро Владимир выкупит свой фамильный особняк, а там и…
Додумать она не успела: дверь тихо отворилась.
— Я сейчас приду, моя милая, — не поворачиваясь, произнесла Елена, будучи уверенной, что это Анет пришла пристыдить её за долгое отсутствие.
Однако ответа не последовало, вместо этого она ощутила, как горячее прерывистое дыхание обожгло её шею, а на плечи легли сильные, тёплые ладони.
— Элен! — прошептал Владимир. — Посмотрите на меня, Элен! Я не могу говорить…
— Что вы делаете, Владимир Андреевич? — бормотала Елена, слабо пытаясь вырваться. — Зачем?..
— Молчите! Прошу, молчите! Не разрывайте мне сердце!
Он накрыл её губы судорожным жадным поцелуем; он казался утопающим, отчаянно хватающимся за соломинку. Господи, что же это происходит? И как он может, когда их с Анет только что обвенчали?
Но Владимир так страстно прижимал Елену к себе, задыхаясь и дрожа как в лихорадке, что очень скоро обрывки её мыслей превратились беспорядочный хаос. Верно, он понял, что женитьба на Анет была ошибкой! Он любит её, Елену — и больше не в силах это скрывать! Она же никогда и не переставала любить его, с того самого зимнего дня, как папенька привёл его впервые к ним в дом…
Елена едва заметила, как Владимир поднял её на руки и перенёс на постель — ту самую постель, которая была приготовлена для его молодой супруги Анны.
  
Глава 6
 
В Бадене, городке, что располагался в живописной долине Хелленталь, шёл нескончаемый дождь, хотя дни стояли довольно тёплые. Анна безучастно отмечала, что вот уже в разгаре май, затем настанет лето. Чуть больше года назад она обнаружила, что странное, непонятное проклятье, бывшее источником её вечных страхов, отчего-то сошло на нет. Как же она была счастлива тогда! А вот теперь… Теперь ей даже это сделалось безразлично. Вместе с проклятьем пропало и волшебство оживления всех её живописных работ. Поначалу Анна безумно страдала, не зная, чем заполнить ощущение потери, потом и это чувство притупилось.
Нижняя Австрия была весьма красива, но вдохновение, не покидавшее Анну в России, упорно молчало. Ей не хотелось ни писать пейзажи, ни делать наброски. Вернее, она пробовала, но работы казались ей выхолощенными, плоскими и безжизненными. От прежнего безумного увлечения ей осталась лишь безупречная техника. И постепенно Анна перестала даром, как ей казалось, переводить краски. Со временем она утратит и мастерство рисунка, так и что с того? Её жизнь давно стала бесцветна и уныла.
Нанятый ими красивый двухэтажный особняк в Бадене был просторным и удобным для всех. Супруги Левашёвы занимали несколько комнат на втором этаже: будуар, гардеробную и две смежные спальни. Вот только дверь между ними была наглухо заколочена. По этой причине постоянно в доме жили только трое слуг, привезённые Левашёвыми из России — две горничные, Марфуша и Люба, и лакей Владимира Андреевича, Денис. Остальных — кухарку, судомойку и поломойку — наняли уже здесь, в Бадене. По условиям, выдвинутым хозяевами, они появлялись только к определённому времени и ночевать в доме им никогда не дозволялось. Владимиру Андреевичу Левашёву было совсем не нужно, чтобы о них пошли разговоры — ибо, несмотря на небольшие размеры городка, шанс встретить знакомых по Петербургу всё равно оставался. Поэтому он больше всего радел о том, чтобы некоторые интимные обстоятельства его семьи оставались скрытыми от чужих любопытных глаз.
Сколько они уже пребывали здесь, в Бадене? Анна с некоторым удивлением поняла, что не помнит — настолько нудно и монотонно тянулось время. Ей казалось, что она провела полжизни в этом доме, очень редко, только для виду, выезжая в компании мужа. А выходило — они приехали сюда лишь четыре месяца назад; оставаться дольше в Петербурге было уж никак нельзя, это сознавали все.
В дверь её будуара громко постучали; появилась взволнованная Люба.
— Барышня! — горничная продолжала звать Анну именно так даже после её замужества. — Кажется, у Елены Алексеевны началось… Барыня послали за доктором и акушерку велели позвать немедленно.
Анна продолжала сидеть неподвижно, следя, как дождевые капли одна за другой, будто частые слёзы, стекают по стеклу. Идёт дождь — и уже слишком долго. Когда же он перестанет идти? В этом месте май — время дождей.
— Барышня, вы слышите? Барыне показалось, что Елена Алексеевна…
— Я слышала, что ты сказала, Люба. Теперь ступай. Я ничем не могу помочь в таком деле; если же Элен захочет, чтобы я была рядом с ней, то я, разумеется, приду.
Люба удивлённо и слегка обиженно поглядела на хозяйку и поспешно удалилась. А чего она ожидала — что Анна ринется в комнату Елены, чтобы непременно присутствовать при рождении их с Владимиром ребёнка, а потом станет плакать от радости и первой пожелает взять на руки племянника или племянницу?
Анна вздохнула и подошла к окну. Внизу уже слышался шум, хлопали двери, что-то испуганно восклицала Катерина Фёдоровна — потом раздался звонкий незнакомый голос, говорящий по-немецки: это, верно, прибыла акушерка. Где теперь находился Владимир, Анна и понятия не имела. Она надеялась, что он где-то там внизу, поблизости от Елены — впрочем, даже и прекрасно зная о происходящем, он вполне мог под каким-либо предлогом уйти из дома, дабы провести время более приятно. Анна уже достаточно изучила этого человека и не удивилась бы.
Хотя… Она сама разве лучше? Разве не её долг быть в этот миг рядом с сестрою, успокаивать её и ободрять? Анна не сомневалась, что если бы она сама производила сейчас на свет дитя, Елена не отошла бы от её ложа ни на шаг, разделила бы каждую минуту её страданий… Анна же осознавала, что положение сестры её почти совсем не трогает. Ну разве что она испытывала к Элен некоторую жалость — оттого, что та безвольно и необдуманно подчинилась этому человеку, отдала ему всю себя. Человеку, который перед Богом и людьми считался мужем Анны, но на самом же деле не был им ни одного мгновения.
* * *
Венчание прошло для неё каким-то вязким кошмаром, как во сне, когда хочется бежать, кричать, спасаться — а не можешь ни рта открыть, ни руки поднять. Анна помнила лишь о клятве отцу; ей представлялся папенька, стоящий здесь, в Преображенском соборе, и наблюдающий, как любимая дочь выходит замуж за графа, человека, перед которым он втайне преклонялся. Для Анны не было секретом, что отец очень высоко ставил его знатность, прекрасное воспитание, безупречные манеры — словом, всё то, чего, как Калитин-старший считал, недоставало ему самому и его окружению.
И вот теперь она стояла перед алтарём, стиснув зубы и глядя в одну точку. Её долг — выполнить волю отца, который и так потерял самую большую любовь своей жизни… Всё, что у него оставалось дорогого — это она, Анна. Могла ли она теперь позволить себе пренебречь его предсмертной волей?