Цветок с тремя листьями (СИ)
— Я не знаю, как вас благодарить за такую честь.
— Ерунда, — отмахнулась Нэнэ, — какая честь? Это я вам буду благодарна, если вы съедите хотя бы часть. Я целыми днями только и занимаюсь, что их готовлю, скоро буду вот такая. — Нэнэ показала руками, какого именно размера она станет совсем скоро.
Го почтительно негромко засмеялась:
— А я в свободное время занимаюсь вышивкой по шелку, это очень интересно.
Нэнэ вздохнула:
— Я пробовала, иголки такие тонкие, все время теряются. А я потом на них наступаю! Мне больше нравится шить одежду, только вот кому она теперь нужна?
— Мне! — воскликнула Го. — Я совершенно не умею шить, все время получается криво. Давайте, вы сошьете мне кимоно для прогулок, а я вам вышью платок или пояс?
— Девочка моя, — хитро улыбнулась Нэнэ, — да разве у вас их мало?
Щеки Го слегка порозовели, и она опустила взгляд:
— Они… неудобные. Мне нужна одежда для ночных прогулок, ну знаете, такая, неброская… И чтобы не цеплялась. И чтобы… никто больше не знал, кроме вас и господина Хидэтады…
— Ах, вот оно что! — Нэнэ расхохоталась. — Этот мальчишка и вас втянул в свои авантюры?
— Что вы… просто ведь неприлично до свадьбы говорить наедине. А так хочется узнать друг друга поближе. Понимаете, ему шестнадцать… если честно, я рядом с ним ощущаю себя старухой…
— Вот как… Вы об этом пришли поговорить со мной, да?
— Простите, — еще больше смутилась Го, — но мне и правда не к кому больше пойти. Я выросла без матери, и господин Хидэтада… ведь именно вы заменили ему мать.
— Ох, Го, девочка моя… вы не против, если я буду вас так называть? — Нэнэ легко двумя руками коснулась плеч девушки.
— Конечно, нет! Вы, госпожа Нэнэ, мне и самой как матушка! — воскликнула Го, и женщины обнялись.
— Э-эх… Сейчас принесут чаю, и мы обо всем поговорим, — сказала Нэнэ. — У меня нет своих детей, но по пальцам не перечесть, сколько сорванцов я воспитала. А вот любимой дочки у меня не было. Так грустно, что ваша сестренка не приняла меня. Впрочем, не могу ее винить: она очень щепетильно относится к памяти о вашей матушке.
— Тятя… она считает, что я совсем не помню матушку… и она очень сильно ошибается. Но, поверьте, в моем сердце нет и не может быть ни обиды, ни гнева. Вы и ваш супруг так хорошо всегда заботились о нас. А вы — вы не в обиде, что господин открыл моей сестре свое сердце?
— Что вы? Да как вы могли такое подумать? Девочка здорово выручила меня: я чувствовала себя такой виноватой, что не могла подарить супругу счастье отцовства. И моя благодарность госпоже Тяте не знает границ! Достаточно только посмотреть на счастливое лицо моего господина, когда он возится с Хирои. И я надеюсь, он сможет полюбить его так же, как любил бедного Цурумацу. После смерти малыша ваша сестра совсем отдалилась от меня, словно в этом есть моя вина… — Нэнэ печально вздохнула и развела руками.
— Госпожа… матушка… давайте не будем о печальном… У меня скоро свадьба, и я в панике!
— Почему же, девочка моя? Разве вы сомневаетесь в чувствах своего будущего супруга? Да об этом весь город говорит. Мальчик совершенно потерял голову от вашей красоты.
— «Мальчик»… я уже говорила об этом… — Го опустила глаза и принялась сосредоточенно теребить рукав. — Мне уже двадцать… Я вдова, и у меня есть дети… как долго продлится его любовь?
— Думаю, всю жизнь, — Нэнэ улыбнулась ободряюще, — я хорошо знаю Хидэтаду. Он большой романтик, но его душа — как натянутый лук. Выпустив стрелу, он никогда не сможет вернуть ее обратно. И разум его чист и тверд, как кремень.
— Благодарю вас за слова поддержки… Расскажите мне о нем. Как женщина. Какой он?
— Конечно, милая. Эй, девочки? — Нэнэ оглянулась на двери. — Где наш чай? Вы его что там, жуете что ли?
* * *— Эй, Нагамаса, Нагамаса, Нагамаса! Подержи-ка мои сандалии, я хочу пробежаться босиком по мокрой траве! — Хидэёси сбросил сандалии, оставил их на крыльце и поскакал вперед, высоко задирая ноги и игнорируя тропинку. Остановился и подтянул руками намокшие снизу хакама. — Отличная погода! Обожаю гулять после дождя!
Нагамаса хмыкнул, подобрал сандалии и двинулся по тропинке к беседке. Действительно, после дождя дышалось удивительно хорошо, и он был рад тому, что Хидэёси пребывает в таком бодром расположении духа. С их последней встречи он, казалось, еще больше похудел и осунулся, похоже было, что он плохо спит по ночам. Его здоровье уже начало вызывать у Нагамасы серьезное беспокойство. Всегда такой деятельный и шумный, теперь он выглядел стариком.
— Иди сюда, старый прохвост, я почти тысячу лет тебя не видел.
— Вы преувеличиваете, господин Хидэёси.
Нагамаса протянул сандалии, и Хидэёси запрыгал на одной ноге, пытаясь их надеть:
— Да помоги же ты мне. Смотрит стоит. Смешно, да?
— Вовсе нет, — Нагамаса хмыкнул и ловко надел сандалию на протянутую ногу.
— Придержи меня, я дальше сам… — Хидэёси наклонился, завязывая ленты, и выпрямился, тяжело отдуваясь.
— Ох, моя голова… Нагамаса, помнишь, сколько мы выпили на моей свадьбе? Так вот, она тогда так не болела! Как сейчас, когда я завязал одну дурацкую сандалию. Вообще не буду их носить, буду ходить босиком. А то все ноги стерли. И хватит уже ржать!
— Да не смеюсь я… Правда, не верите?
— Не верю. Где ты шарахался все это время?
— У меня было очень много дел, простите. И вы преувеличиваете насчет тысячи лет, тянет от силы на полторы сотни.
Хидэёси расхохотался:
— Вот бы и правда столько прожить, а? Хотел бы прожить тысячу лет?
— А что, через тысячу лет в этом мире что-то изменится настолько, что это стоит такого долгого ожидания?
— Ах-ха… — Хидэёси внезапно закашлялся, и Нагамаса подхватил его за плечи. — Проклятье… Почему ты такой здоровый, а я такой больной? Мы же почти ровесники, где справедливость, я тебя спрашиваю?
— Да я мальчишка по сравнению с вами. И мои заботы с вашими тоже не сравнимы.
— Ты сакэ принес?
— Конечно, — Нагамаса изобразил на лице горделивую усмешку.
— Хорошее? Или какое не жалко? Ну-ка, дай понюхать!
Нагамаса протянул Хидэёси бамбуковую фляжку:
— Самое лучшее. Я же тоже собираюсь его пить.
Хидэёси откупорил фляжку и недоверчиво понюхал содержимое.
— О, отлично! Молодец! То, что надо. А теперь, — он схватил Нагамасу за руку, — уходим отсюда быстрее, я знаю отличное место. Если нас заметит Мицунари — мне конец.
Хидэёси красноречиво провел рукой по горлу и захихикал.
— Я смотрю, господин Мицунари организовал слежку за вами под предлогом заботы о вашем здоровье и безопасности?
— Вот! Точно! Настоящую слежку. Подсунул мне своих людей — думает, я не вижу, ха-ха. Я уже кровать проверяю на всякий случай. И не зря: прихожу как-то, а у меня под одеялом девчонка. Постель она мне греет, конечно. Лучше бы старуху положили, чтобы охладила.
Нагамаса засмеялся, и Хидэёси тоже мелко затрясся, хихикая.
— А вот мы и пришли, — Хидэёси указал на низкую беседку, увитую виноградом. Спелые гроздья тяжело свешивались вниз, наполовину загораживая вход. — Отличное место: мы видим всех и никто не видит нас. Люблю такие. И закуска под рукой.
Хидэёси отщипнул ягоду и сунул в рот. Нагамаса прошел вперед и осмотрелся.
— И ты туда же…
— В чем-то господин Мицунари прав. Вот только ведет себя так, словно это вы тут главный заговорщик, — сказал Нагамаса.
— О! Вот это ты точно подметил. А знаешь, он прав. Именно я больше всех склонен причинять вред своему здоровью, вот смотри, — Хидэёси поднял фляжку и присосался к ней, — а ты мне потакаешь. Эх, хорошо, что девочки принесли сюда подушки и одеяла, моя задница совсем перестала выполнять свое прямое назначение: на ней невозможно сидеть.
— Держи, — он передал фляжку Нагамасе и тяжело опустился на подушку.
Нагамаса устроился напротив, тоже приложился к фляжке и подумал, что в самом деле давно не имел возможности вот так запросто посидеть и выпить с Хидэёси. Или просто расслабиться. Впрочем, жаловаться не имело смысла: каждый из них сам выбрал свою судьбу.