Цветок с тремя листьями (СИ)

— А кто дал право твоим людям врываться в мой дом? Хватит орать, ты посмотри, какие тут жирные карпы, — Киёмаса ткнул пальцем в сторону очага, а затем опустил его в озеро. — Они тут настолько разожрались, что их можно голыми руками ловить. Благодарю за такое чудесное место. Это ведь тебя мне нужно благодарить, так? Давай, расскажи мне, как ты там весь в делах, а я тут отдыхаю.
— Лучше бы ты тут отдыхал, чем таскался каждый день в замок. Кажется, тебе ясно сказали, что позовут, когда будешь нужен.
— А это, Мицунари, не тебе решать, когда я нужен его светлости, а когда нет. Садись, хватит уже. Я же никого не убил, мог бы и оценить.
— Я оценил, спасибо. Его светлость тоже оценил. Надеюсь, ты счастлив, что выставил меня перед господином Хидэёси полным идиотом.
— Так ты ему доложил? Поторопился? — Киёмаса запрокинул голову, громко хохоча.
Мицунари насупился и отвернулся:
— Хотел бы я знать, на чьей ты стороне, Киёмаса.
— А что, что-то изменилось?
— Киёмаса, хватит уже, твои тупые шутки давно никому не кажутся смешными. Речь идет о серьезных вопросах! Ты вообще помнишь, зачем ты здесь?
— Я-то помню, — Киёмаса вмиг оборвал смех, встал, прошагал по мосткам, оттолкнув в сторону Мицунари так, что тот едва не потерял равновесие, и принялся поворачивать рыбу другой стороной. — Ты опять попал пальцем в небо.
— Да неужели? — Мицунари подошел сзади и скрестил руки за спиной. — Два дня назад тебя тут посетил Асано Нагамаса. Сегодня ночью — младший отпрыск Токугава. Может, пришло время что-нибудь мне рассказать? Мы ведь делаем одно дело. Или ты хочешь сам выслужиться перед его светлостью? Да только сейчас вопрос стоит не в том, кто первый войдет в крепость или нарубит больше голов. Речь идет о жизни господина Хидэёси. Или дело вовсе не в этом? Поэтому я тебя и спрашиваю — на чьей ты стороне?
Киёмаса вздохнул и, не поднимаясь с корточек, развернулся к Мицунари. Поднял голову и долго задумчиво на него смотрел.
— Вот, что Мицунари, — наконец проговорил он. — Тебе придется признать, что ты упорно суешь свой нос не в свое дело. Ты опять ошибаешься, Мицунари. Не там ищешь.
— Киёмаса. Просто расскажи, зачем они к тебе приходили, хорошо? Мне вовсе не нужно, чтобы ты думал и делал выводы. У тебя все равно не получится.
Киёмаса пожал плечами, снова отвернулся и сунул в костер несколько веток.
— Нагамаса приходил потолковать о своем сыне. Просил вправить ему мозги, когда парень вернется. А зачем приходил Хидэтада я тебе не скажу, незачем тебе это знать, поверь на слово. Ты все равно не поймешь.
— О сыне, значит… а Хидэтада — не иначе об отце, а? Я просто поражен. Чем тебя подкупили? Это вообще возможно? Или… ты правда соблазнился… юным нежным телом?.. — лицо Мицунари исказила презрительная гримаса.
Киёмаса резко выпрямился и выбросил руку вперед. Мицунари отклонился в сторону и удар лишь слегка скользнул по плечу. И в следующую секунду он уже держал в руках меч.
— Ты или дурак, или предатель, Киёмаса. И только потому, что я уверен в первом, ты до сих пор жив.
— А ты, Мицунари, еще жив только потому, что я все еще считаю тебя своим другом. И, да, ты прав, я дурак.
Мицунари убрал меч в ножны и провел ладонью по лицу:
— Ты просто ничего не понимаешь.
— Не понимаю, — Киёмаса подошел ближе и наклонился. — Ты знаешь, что такое, когда на самом деле кругом враги? Настоящие враги, не придуманные? Когда ты уже дышать не можешь, рука копья не чувствует, а глаза настолько залиты чужой кровью, что весь мир видится алым? А ты ее не можешь даже отереть. Потому что кругом — враги?
— Как бы я хотел… чтобы все было вот так просто. Ты действительно не понимаешь, не имеешь даже представления о том, что происходит.
— Да, Мицунари. Я не понимаю. Но и ты — тоже. Ты уже окончательно запутался в тенях. Делай свою работу. А я буду делать свою.
— Отлично. А кто же защитит нашего господина от этих… теней?
— Тот, кто в этом действительно понимает. Я уже написал письмо. И удивлен, почему этого еще до сих пор не сделал ты.
— Ты… что сделал? — Мицунари широко раскрыл глаза.
— Что слышал. И получил вчера ответ. Ёсицугу прибудет сюда на свадьбу. Хидэтада по моей просьбе отправит ему официальное приглашение.
Мицунари отступил на шаг:
— Ты… ты с ума сошел? Зачем ты это сделал?
— Брось, Мицунари… Только не говори мне, что не будешь рад его увидеть.
— Он… — Мицунари помотал головой и коснулся рукой лба, его взгляд стал рассеянным. — Я… немедленно отправлю ему письмо и скажу, что ты тут перепился. Ты что же, в самом деле совсем ничего не понимаешь? Я не верю, что можно так прикидываться.
— Ну-ну, продолжай, Мицунари. Чего я еще не понимаю? — Киёмаса скрестил на груди руки.
— Он… понимаешь, он болен. Он еще не оправился от этой чертовой поездки, в которую ты его втянул, тебе что, мало? Мало?! Теперь ты заставляешь его ехать еще и сюда?! Не дав ему даже времени…
— Мицунари! — Киёмаса схватил его обеими руками за воротник. — Мицунари, очнись! Очнись ты, наконец! Ёсицугу не «болен»! Он никогда не «оправится»! Ты что же, хочешь, чтобы он просто сгнил заживо в своем поместье?! Ты этого хочешь?! Перестань относиться к нему, как к калеке!
— Замолчи! — Мицунари рванулся так, что затрещала ткань.
Киёмаса сжал руки еще крепче:
— А если я буду молчать, это что-то изменит? Мицунари, он не болен. Он умирает. И умрет. И времени, как ты выразился, у него нет.
— Ты… — прошипел Мицунари сквозь зубы, — как ты смеешь? Ведь именно из-за тебя этого времени стало еще меньше! Эта проклятая поездка едва не убила его! А ты ведь и правда хотел, чтобы он там умер.
— Да! Хотел! Но ты его близко не подпускал к передовой линии! Ты лгал ему, как он нужен тебе в штабе! Я всерьез подумывал о том, чтобы затеять ссору и убить его в поединке! Пока его рука еще способна держать меч!
Мицунари захрипел и с силой ударил Киёмасу по рукам. Лицо его побелело, и глаза сверкнули такой ненавистью, что Киёмаса отшатнулся и медленно разжал пальцы.
— Так убей его. Раз ты так хочешь. Убей. Ты поэтому его позвал, так? Никак не можешь угомониться? — произнес Мицунари тихо и до странности спокойно. Он сделал шаг вперед, и Киёмаса отступил. Мицунари слегка склонил голову набок и несколько мгновений пристально смотрел ему в глаза. А потом усмехнулся: — Я прикончу тебя как бешеную собаку, Киёмаса. Ты меня понял?
— Неплохой способ самоубийства, а Мицунари? — Киёмаса ухмыльнулся в ответ.
Мицунари отвел взгляд и отряхнулся от невидимой пыли.
— С тобой бесполезно разговаривать. Ты слишком туп. Тебя позовут, когда нужно будет кого-нибудь убить. Ни на что большее ты не способен.
Киёмаса помолчал, а потом положил руку Мицунари на плечо.
— Ты… Мицунари, ты прав. Между нами огромная разница. Знаешь, какая?
— Ну? Просвети меня, — Мицунари дернулся от его прикосновения и отступил на шаг.
— Я — воин, а ты — чиновник и бумажный червяк, как бы тебе ни хотелось иного. Но дело не в этом. Тебе назначили содержание, потом тебе дали земли и сделали дайме. Это плата за твою работу и за твою жизнь. А нам: мне, Ёсицугу и таким же, как мы, дают земли в качестве платы за нашу смерть. Не для того, чтобы мы жили в своих замках в свое удовольствие. Ты понимаешь разницу?
— Так кто же тебе мешает умереть, Киёмаса?
— Враги. Их еще слишком много у его светлости. Было бы невежливо умирать раньше них, — Киёмаса расхохотался.
— Ёсицугу… он не может больше сражаться как воин. И тебе это прекрасно известно.
— Ты сам сейчас говорил, что от воина мало толку. Я и правда не знаю, кого мне пойти и убить. И ты не знаешь. Тело Ёсицугу разрушено, но его разум все так же острее твоего меча. Ты зашел в тупик, Мицунари. Признай это. И перестань унижать Ёсицугу.
— Я… не унижаю его. Но если ты его хоть пальцем тронешь…
— Я с ним еще и напиться планирую, не желаешь поучаствовать? — иронично поинтересовался Киёмаса.