Цветок с тремя листьями (СИ)

— Нет. И, знаешь что? Я зря к тебе пришел. Мне следовало идти не сюда.
Мицунари отвернулся и зашагал по берегу к ступенькам. Киёмаса проводил его взглядом, пока тот поднимался по лестнице, покачал головой и наклонился над очагом, снова поворачивая рыбу.
Мицунари никогда раньше здесь не был. Поэтому с большим интересом разглядывал узоры на стенах и потолке, ожидая ответа. Зеленое и розовое. Хозяевам поместья, видимо, очень нравился их родовой цветок, поэтому он присутствовал почти в каждом орнаменте. Не как обычно принято — в стилизованном виде, а именно цветы и листья. Даже на ширме, стоящей посреди большой просторной комнате, были изображены эти розовые цветы. Мицунари криво улыбнулся. Его бы подняли на смех, если бы он украсил все стены иероглифами [27]. Впрочем, каждому свое. Когда его спрашивали о его гербе, он всегда отвечал, что писать умеет лучше, чем рисовать. Интересно, долго ли ему придется ждать? И примут ли его вообще? Он бы совершенно не удивился отказу. Что же, если ему откажут сегодня, сославшись на занятость или усталость, он не поленится прийти завтра. Да-да, именно прийти, гонца с письмом гораздо легче завернуть, ограничившись вежливым ответом. Еще ему было интересно: хозяин выйдет к нему сам или прикажет привести, если все-таки решит принять?
— Господин Исида? — неброско одетый слуга вошел в комнату и поклонился. — Наш господин просит вас подождать его в гостевых покоях. У него полуденный отдых, и он просит дать ему время подготовиться к встрече.
— Да, конечно, — Мицунари поднялся, — я не смог заранее уведомить о своем визите, поэтому буду ждать столько, сколько понадобится.
Он мысленно усмехался, следуя за слугой. Элегантное решение, ничего не скажешь. У гостя теперь нет повода ни обидеться на невежливое обращение хозяина, ни возгордиться. Легкая дрожь прошла по его телу. Он знал, что ступил на зыбкую почву. И не имеет значения, насколько красивые цветы на этой поляне, — земля в любой момент может уйти из-под ног.
Его многие называли излишне мнительным, осторожным, недоверчивым. Некоторые откровенно считали трусом. Но правда была в том, что уж от чего Мицунари никогда не страдал, так это от нерешительности. И единственным человеком, которого он по-настоящему боялся, был Токугава Иэясу. И зря его светлость считает, что он, Мицунари, ничего не понимает. Все он понимает. И даже лучше, чем многие.
Мальвы были повсюду. Это, пожалуй, была единственная дань роскоши в этом доме. В остальном обстановка была выдержана в довольно строгом стиле — никаких вычурных украшений, в напольные вазы поставлены обычные садовые цветы. Даже одежды служанок, попадавшихся им на пути, не отличались разнообразием и пестротой, которую так любил его господин. Мягкие, неброские тона и в одежде, и в обстановке.
Только — мальвы.
«Кто знает, может быть мне суждено утонуть в этом приветливом розовом болоте», — подумал Мицунари и шагнул в комнату, где ему, видимо, и придется дожидаться хозяина дома. Сколько это займет времени? Час? Два? Иэясу славился неторопливостью. Что же, хотелось надеяться, что сюда хотя бы принесут напитки. От этого напрямую зависело, какой тон следует взять в разговоре.
Однако Мицунари не успел даже сесть. Створки двери раздвинулись, и в комнату вошли две служанки, а вслед за ними появился и сам хозяин. Токугава Иэясу шагал важно и неторопливо и, достигнув середины комнаты, первым вежливо поклонился и опустился на пол.
— Садитесь, господин Мицунари, не стесняйтесь.
Мицунари ответил ему на приветствие и сел напротив:
— Благодарю вас за то, что не отказали мне во встрече. А вдвойне — за то, что не заставили долго ждать.
— О, господин Мицунари, я знаю, насколько вы занятой человек. И было бы крайне непредусмотрительно растрачивать ваше драгоценное время впустую. В конце концов, лилии, которыми я любовался, прекрасно могут подождать до вечера. У них ведь нет никаких срочных дел, — Иэясу радушно улыбнулся и продолжил деловым тоном: — Итак, чтобы не терять времени даром, — чем обязан вашему визиту?
— Прошу прощения, что отвлек вас. Вы, наверное, отдыхали после тяжелой ночи?
— О, что вы, я отлично выспался. Да, признаться, на вчерашнем банкете я здорово переел, но у меня есть отличное средство от болезни желудка. Поэтому я спал как младенец, — Иэясу рассмеялся.
— Это превосходно, — по лицу Мицунари скользнула легкая улыбка, — тогда я и правда сразу перейду к делу. Господин Токугава, мне нужна ваша помощь.
— Моя помощь? — Иэясу удивленно вскинул брови. — О, разумеется, я всегда готов вам помочь. Вы — правая рука моего давнего друга и господина, да и сами вы у меня всегда вызывали искреннюю симпатию.
— Я рад это слышать. Дело очень важное, и поэтому прошу разрешения быть с вами предельно откровенным. Я очень рассчитываю на ваше понимание.
— Конечно. Я вас внимательно слушаю.
— Речь, господин Токугава, пойдет о заговоре. О заговоре против его светлости. И мне не к кому обратиться за помощью, кроме вас, увы.
— Заговор? Что вы имеете в виду? Если речь идет о том покушении и последующем мятеже — то разве виновные не наказаны? Или… уже успело произойти что-то, о чем я не знаю?
— Я уже просил разрешения быть с вами предельно откровенным. И теперь прошу сохранить этот разговор между нами.
— Конечно, можете не сомневаться. Простите, я ненадолго. — Иэясу встал и вышел в коридор. Мицунари услышал, как он негромко отдает распоряжения своим людям, и, когда Иэясу вернулся обратно, кивнул, показывая, что все понял.
— Все, теперь можете говорить свободно. Даже бабочка не подлетит к этим дверям.
— Хорошо. Вам, наверное, известно, что именно я занимался расследованием дела о мятеже господина Хидэцугу?
— Да, разумеется, — весь вид Иэясу говорил, что он слушает очень внимательно.
— Так вот. Дело в том, что я ошибся. Хидэцугу обвинили ложно и сфабриковали доказательства. Точнее, не сфабриковали, а ввели в заблуждение, заставив его совершить действия, выглядящие как участие в заговоре и мятеже. Меня тоже ввели в заблуждение. И это было сделано настолько хорошо, что даже я не заподозрил подвоха.
— О… Вот как… — Иэясу от удивления даже слегка приоткрыл рот, — а… как это стало вам известно? То есть… вы точно уверены?
— Абсолютно. Источник информации, прошу прощения, я не стану разглашать. Но, поверьте мне на слово, он не вызывает сомнений. Поэтому я продолжаю вести расследование. И прошу в этом вашей помощи. Кроме того, все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
— Это… очень серьезное дело. И я благодарен за оказанное мне доверие. Разумеется, я сделаю все, что в моих силах. Ваша откровенность вызывает у меня глубочайшее уважение: не каждый бы нашел в себе смелость открыто сознаться в подобной ошибке. Я искренне восхищен вами, — произнес Иэясу.
— Не стоит восхищаться. Я попал в крайне затруднительное положение, и, поверьте мне, моя гордость ничто по сравнению с тем, что может произойти, если я ошибусь еще раз. Поэтому я здесь. Видите ли, господин Токугава, смерть господина Хидэцугу — не единственная. Как вы прекрасно знаете: за последние несколько лет этот мир скоропостижно покинули брат его светлости и его сын. И я не считаю это случайным стечением обстоятельств.
Иэясу глубоко вздохнул и задумался, намотав на палец ткань широкого рукава. И покачал головой:
— Госпожа Омандокоро, достопочтенная матушка его светлости и моей супруги, также покинула этот мир.
Мицунари улыбнулся одними уголками губ и тоже покачал головой:
— Я… понимаю, к чему вы клоните. Мне не хуже, а может, и лучше, чем вам, известны сплетни и слухи, которые ходят вокруг всего этого. Вы тоже считаете, что боги отвернулись от его светлости и это кара, ниспосланная ими?
— Нет, я вовсе так не считаю. Я всего лишь хотел сказать, что люди смертны, и стоит ли искать в этом немилость богов или козни людей?
Мицунари сцепил пальцы и некоторое время смотрел на свои руки. Потом поднял взгляд и внимательно посмотрел на собеседника: