Блондинки не сдаются (СИ)

— Хорошо, тогда прощай, — я не стал спорить и понес ткань обратно в шкаф. — Вызывай такси.
— Отвернись тогда и подай мне эти носовые платки с булавками, — дрожащим от обиды голосом остановила меня Маша. — Шантажист чертов! Садист!
— Другой компот, — одобрительно мотнул я головой и всучил ей ткань. — Пойду на кухню. Зови, когда будешь готова. Займемся с тобой любовью, -
Она с ненавистью уставилась на меня. — Работой я хотел сказать, — скрывая улыбку, я вышел из комнаты.
Дождавшись, когда Андрей выйдет, я подошла к двери и закрыла ее на замок. Подергала ручку, убедившись, что открыть ее невозможно. Потом сняла платье и попыталась соорудить из ткани что-то, похожее на греческую тогу. Площадь кусков была небольшой, промучившись минут 15, я плюнула и приблизилась к зеркалу. То, что в нем увидела, категорически мне не понравилось. Испуганное и уставшее лицо, ноги едва прикрыты, вернее они совсем не прикрыты. Грудь выпирала, как я ни пыталась запихнуть ее в ткань, закрепив булавками по углам. При малейшем резком движении шаткая конструкция разваливалась, делая меня почти голой. Я чувствовала себя беззащитной и растерянной.
Открыла дверь и, высунув голову, окликнула своего мучителя.
— Не получается, ткань сползает, нужны более длинные и широкие куски.
— Чтобы ты стала похожа на монашку? Они не котируются, — он вышел из кухни и остановился в проеме, жуя яблоко. — Покажись, оценю, что получилось.
— Не могу, — мотнула я головой. — Давай я завтра зайду в магазин, чтобы купить подходящий размер?
— Завтра я буду занят и потом всю неделю тоже, — спокойно сказал Андрей, бросая на меня насмешливый взгляд. — Выгляни на секунду, подходить не буду.
Потоптавшись у двери, я нерешительно приоткрыла ее и вылезла, продемонстрировав половину себя.
— Покрутись, — предложил он, улыбаясь.
— Сам крутись, — отказалась я, — Сваливается все.
— Венера, жаждущая любви, — он не скрывал смеха. — Макияж надо подправить, сейчас ты похожа на бедную крестьянскую девушку.
— Погоди тогда, — сказала я. — Не заходи пока. — Я вернулась в фотостудию, нашла в сумочке косметичку и стала приводить себя в порядок.
— Давай помогу, — он так тихо и внезапно подошел ко мне, что заставил вздрогнуть от страха.
— Напугал! — я прижала руки к груди. — Просила же подождать! Не готово еще!!
— Чего боишься? — он не слушал меня, выхватил сумку без разрешения и вытряхнул оттуда расческу и невидимки. — Не отвлекайся, наводи марафет.
Я настороженно следила за его движениями, пытаясь напудрить лицо и подвести ресницы.
Не обращая внимания на мое смущение, Андрей присел сзади и стал расчесывать волосы, ловко орудуя расческой и невидимками. Его пальцы касались головы и вызывали желание закрыть глаза и погрузиться в сон. Они порхали словно бабочки, каждое прикосновение накрывало сознание теплой волной.
— Лак нужен, — закончил он. — Задремала? — заметил Андрей, увидев мое разомлевшее лицо.
— Немного. В сон клонит, когда кто-то касается волос. Где ты научился парикмахерскому искусству? — я поправила спадающий на висок локон.
— Не учился, практика, — подмигнул он. — У меня есть воск для волос, попробуем им зафиксировать.
— Все у тебя есть, — пробурчала я. — Побыстрее, сидеть в этих лохмотьях неудобно.
Андрей вернулся в комнату и стал втирать в кончики волос воск. Запах был резким.
— Дихлофос, — поморщилась я.
— Капризуля, — он закрыл крышку, отложив баночку в сторону. — Подойди к зеркалу, посмотри на себя.
С трудом удерживая импровизированное одеяние, я засеменила к раздвижному шкафу с огромными зеркалами.
На меня смотрела чужая женщина. Это была не я, а какая-то куртизанка из фильма. От стыда щеки стали пунцовыми, губы распухли, потому что я кусала их, пытаясь скрыть неловкость.
— За ночь с тобой я бы простил весь долг, — прошептал он, касаясь теплыми губами уха. — Ты восхитительна.
— Не хочу, — деревянным голосом произнесла я, отодвигая от него и от желания, которое вспыхнуло, расползаясь по всему телу. Змей-искуситель. — Ты обещал, что будешь помогать с продажей картин.
— Слишком я добрый, — почесал он голову, жадно разглядывая меня с головы до ног. — Жалею уже.
— Ты мне не нравишься, — голос мой дрогнул. — Включай свой фотоаппарат, я устала.
Андрей рассмеялся и принялся настраивать технику, регулируя штатив.
— Становись у черного холста, — приказал он. — Я фотографировал только камни. Ты — первый живой объект.
Я подошла к стене, обтянутой черным полотном.
— Как мне встать? — обратилась к нему с вопросом, обнимая себя руками.
— Сейчас покажу, — он оставил фотоаппарат и подошел так близко, что я увидела его карие глаза, опушенные длинными ресницами. Негодяй был симпатичным. Только лицо хитрое и наглое, как будто ему должен весь мир. Я почти всхлипнула, когда он стал поправлять ткань и убрал мои скрещенные руки.
— Чувствую себя манекеном, — голос не слушался и застревал где-то в груди.
— У меня нет опыта, потерпи немного, — Андрей как будто специально мучительно долго стоял рядом, что-то поправляя: волосы, ткань на плече, поворачивал меня туда сюда, убрал лишнюю помаду с уголков губ.
Он шумно втянул воздух и внезапно выдал:
— Черт возьми, еще пять минут, и мне нужна будет реанимация. Какая же ты красивая!
— Не для тебя цвету, — попыталась я пошутить.
— Понял, не дурак — он криво усмехнулся и наконец-то отошел от меня.
Я перевела дух.
Сделав несколько снимков, Андрей приблизился к лампам и стал менять их расположение. Что-то ему не нравилось, выражение лица было напряженным и раздраженным.
— Не получается? — попыталась я выяснить, что происходит.
— Все хорошо, — Андрей махнул рукой и углубился в настройки фотоаппарата. — Недолго осталось.
Стоять неподвижно, словно цапля, было неудобно и скучно. Я принялась рассматривать полки с камнями. Комната была почти лишена мебели. Компьютерный стол, стул, шкаф с ящиками, набитыми самоцветами. На противоположной стороне — огромный раздвижной великан с зеркальными дверями.
— Ерунда получается, — сердито сказал Андрей, оставив в конце-концов свою технику в покое. — Ты — не камень, темный фон не подходит.
— Предлагаю потом попробовать, — шагнула я к своему платью. — На следующей неделе, например.
Он поймал меня за руку и потащил в другую комнату, не спрашивая.
— У меня появилась идея, — бросил на ходу.
— Не беги так, мне сложно двигаться, — воскликнула я в отчаянии. Пытка продолжалась.
Андрей затащил меня в спальню и указал на кровать.
— Ложись сюда, чтобы над головой висела эта штука, — он ткнул пальцем в стену, на которой красовалась моя картина. — Лежа получится интереснее.
Я вспомнила сказку и, отпихнув его, процитировала:
— Ой, бабушка, а что это у тебя такие большие руки?
— Чтоб легче обнять тебя.
— Ох, бабушка, какой у тебя, однако, большой рот!
— Это чтоб легче было проглотить тебя, Красная Шапочка!
Я показала ему язык, скорчив рожицу.
— Твои примитивные намерения очевидны. И вся эта затея изначально казалась подозрительной уловкой, лишенной смысла. Я лягу, а потом ты скажешь, снимай все, ну и так далее. Ни за что!
Маша с видом полицейского, разоблачившего матерого преступника, посмотрела на меня. В этот момент она была трогательной и невыносимо соблазнительной. Усилием воли я подавил желание повалить ее на кровать и сорвать тряпки, в которые сам же замотал сокровище. Идиот.
— Следуя твоей логике, я уложу, чтобы воспользоваться, только как укладывание в горизонтали приведет к результату, пока не понял? — задал я вопрос.
— Не знаю, но ты хитрый, я тебе не доверяю, — воскликнула художница, надвигаясь на меня с сжатыми кулачками.
— Мне не всегда приходилось заниматься торговлей, — я невольно отступил от нее, невыносимое желание стучало в висках с такой силой, будто я лет десять не снимал рясу монаха. — После окончания университета я успел поработать в судебной экспертизе, где наизусть выучил уголовный кодекс, особенно ту его часть, которая касалась принуждения к любви. Если хочешь, процитирую.