Ретенция (СИ)

Она специально небрежно отзывается о НИВПР, демонстрируя своё отношение к работе. Для неё природные культуры – всего лишь сорняки.
– Ого! Ты серьёзно?! – я тщательно контролирую мышцы лица, изображая маску удивления. – Неужели кому-то там нужно что-то воровать?
– Да я и сама удивляюсь, – она пожимает плечами. – Но меня заставили сдать все ключи. Плантикс куда-то уехал. Я сама сдавала. Скоро привезут новые.
Кое-как я запихиваю в себя рогалик, второй протягиваю Кристини – она тоже не отказывается. Мы ещё трещим о всевозможной ерунде, Кристини в очередной раз сетует на старческое слабоумие мистера Плантикса. Я стараюсь поддерживать беседу, чтобы выглядеть естественно. Через полчаса я возвращаюсь на своё рабочее место, условившись с Кристини, что мы сразу после шести идём в оперу.
Наступает вечер, и мы вновь оказываемся в роскошном зале оперы. Уши заливают звуковые волны, тело вибрирует от пронизывающей насквозь музыки. Кристини, задрав подбородок, делает вид, что заворожена музыкой. Я знаю, что это не так, но сейчас это волнует меня меньше всего. Мозг пульсирует изнутри, перегоняя по кругу гипотезы о судьбе ключей. Проверял ли кто-нибудь ключи из кабинета Кристини на подлинность, или их просто уничтожили? В любом случае теперь мне уже не придется возвращать тот, что я взял. Его нужно уничтожить или спрятать. Пока он при мне, меня в любой момент могут разоблачить.
Наступает утро защиты. В эту ночь мне удалось поспать несколько часов, голова значительно яснее и свежее, чем вчера. Ноги резво несут меня вперёд, но голова сопротивляется. По спине в ритме шагов бьёт в поясницу полупустой рюкзак. В голове крутятся мысли о том, что я работаю над технологией, которая, возможно, принесёт людям лишь вред. Не будут ли использовать ее для ловли преступников, выращивающих настоящие растения, а не генно-модифицированные?
Отчего-то меня переполняет желание заявить на защите, что разработка потенциально опасна и вообще не готова до конца. Хочу ли я заниматься этим и дальше? Хватит ли у меня сегодня сил заявить комиссии, что я не согласен с разработками Корпорации? Я иду к главному зданию университетского колледжа. Пройдя половину огромного, шириной с автотрассу, коридора, я вхожу в высокие белые двери, ведущие в просторную аудиторию.
– Доброе утро, мистер Коулман, – здоровается со мной мой научный руководитель профессор Нордман, сидящий за высоким столом сбоку от панели с презентацией.
– Здравствуйте, профессор, – бодро отвечаю я.
– Трэй, как ваша уверенность в своих силах? – его взгляд остр и пронзителен, он словно сканирует меня и видит насквозь.
– Моя? – переспрашиваю я. Думал ли я о своей уверенности сегодня? Вряд ли. Да и уверенность в чём? В том, что я достойно выступлю, или в том, что сумею заявить о недопустимости подобных технологий?
– Ну разумеется ваша, Трэй. Я в вас ничуть не сомневаюсь.
– Да, профессор Нордман, я больше чем уверен, – произношу я и тут же прикусываю нижнюю губу. Я лгу, в первую очередь себе. Я теперь ни в чём не уверен, даже в том, что полицейские не схватят меня сегодня и не расстреляют завтра.
– Будем надеяться. Я взял вашу старую презентацию и добавил несколько важных замечаний. Она лежит на основном компьютере, доступ к которому вы по правилам получите после объявления начала защиты.
– Спасибо, профессор. Я распечатал и принес с собой несколько последних отчетов.
– Это замечательно. Вы взяли протокол о выполнении успешного полёта на аппарате?
– Да.
– Хорошо. Не забудьте о нём упомянуть. Комиссия сегодня не будет проверять практическую сторону вопроса, они поверят вам на слово, мистер Коулман.
– То есть мы не пойдём в ангар?
– Нет. Достаточно распечатанных протоколов полёта.
– Ага, понял.
Какое-то время мы обсуждаем ход защиты с Нордманом, пока в зал не начинают набиваться слушатели и члены комиссии. Когда все занимают места, я с удивлением обнаруживаю, что справа от пожилого председателя сидит миссис Альбертине, мать Кристини. Она лукаво поглядывает на меня. Сегодня она представляет интересы «Плазмиды». Объявляют время начала защиты, и я направляюсь к компьютеру.
К собственному удивлению, я уверенно продвигаюсь по презентации. Наконец, когда доходит время до вопросов, поднимается председатель комиссии.
– Считаете ли вы результаты своего исследования надёжными? – дряблая кожа на его шее, сплюснутой спереди, как у динозавра, колышется при каждом слове.
– Да, я считаю их надёжными, а различия в группах сравнения достоверными, что подтверждается математическим анализом, – выдаю я заготовленный ответ.
Затем следует ещё несколько вопросов, к которым я также заранее подготовился.
– Мистер Коулман, – вступает в процесс защиты Альбертине, – мы убедились в вашей компетентности относительно знания вопроса. Также мы убедились в том, что исследование проведено грамотно и качественно. Теперь я хочу убедиться в том, что ваши помыслы относительно разработанной вами технологии чисты и бескорыстны. Готовы ли вы преданно служить идеям Аридафии и Корпорации и развивать технологию лишь во благо граждан и ни для чего более?
– Ээ, – я стою в растерянности. Зачем она задаёт этот странный вопрос? Может, что-то про меня знает? В поисках поддержки я кидаю взгляд на профессора Нордмана, но я вижу лишь его профиль в самом конце стола. Он даже не повернулся в мою сторону, будто и не слышал вопроса. Вообще-то я разработал технологию чтения мыслей, и она действительно опасна. Осознание этого разрывает меня изнутри, и я хочу сказать: нет, это всё ужасно, надо уничтожить технологию, она не сможет принести людям счастья. Люди счастливее, когда не знают, о чём на самом деле думают другие.
– Мистер Коулман, мне повторить вопрос? – мягко, но настойчиво произносит Альбертине.
– Нет….
– Что «нет»? – вскинув брови, она смотрит на меня. В этот же момент в мою сторону разворачивается Нордман. Наши глаза встречаются. В аудитории повисает тишина.
– Не надо повторять вопрос, – мямлю я, не сводя глаз с Нордмана. – Да, я готов преданно служить идеям Аридафии и Корпорации, делая всё, что в моих силах, во благо людей.
– Вы слишком уклончиво ответили на вопрос, мистер Коулман.
– Да, я готов развивать технологию во благо Аридафии, «Плазмиды» и всех граждан, – произношу я, чувствуя, как пересохло в горле. Боковым зрением я вижу, как Альбертине одобрительно кивает. Нордман отворачивается и вновь смотрит куда-то прямо перед собой. Председатель объявляет об окончании защиты. Я оказался слабаком, я не смог сказать ничего внятного. Не смог отстоять настоящих интересов граждан. Я не войду в историю науки, я вообще не войду в историю. Заурядный продажный тип. Вот кто я.
Через полчаса, посовещавшись, комиссия объявляет, что моя защита прошла успешно и теперь я дипломированный бакалавр нейронаук. Нордмана нет на оглашении результатов. Возможно, он уже заранее знал, какое решение примут. Спустя минуту мне приходит в голову, что ему просто было жалко на меня смотреть. Чего он от меня ждал? Что я откажусь от защиты или попрошу никогда не использовать технологию? Я не стал искать своего научного руководителя и побрёл в сторону выхода.
В вестнике одного старинного университета, здание которого сейчас покоится под водой, я читал, что раньше студенты закатывали вечеринки по случаю сдачи экзаменов. Сейчас эта традиция утеряна. Лишь иногда студенты – те, что из богатых семей – кучкуются на официальных мероприятиях, где напиваются до сверчков в глазах.
Я не любитель выпивки. Один из наших соседей по лестничной площадке то и дело пьянствовал. Я видел, как однажды он, будучи трезвым, поздоровался с Дэйвом и пригласил его зайти на бокал виски. Я читал дома книжку, Никса была совсем маленькой, и поэтому спала. Мама была на работе. Через два часа Дэйв вернулся, едва переставляя ноги. Из коридора Дэйв окликнул меня по имени, но я даже не сразу понял, что он меня зовёт. Его голос звучал так, словно его записали на диктофон, а потом пропустили через какой-то замедлитель. Тогда он ворвался ко мне в комнату и начал душить меня. В это же время по счастливой случайности домой вернулась мама, которая едва успела оттащить его от меня. Я точно помню: когда, еле дыша, я доковылял в ванну, то увидел в зеркале, что моё лицо стало похожим на фиолетовую сливу, а оба глаза готовы были лопнуть от переполнявшей их крови.