В шкуре зверя (СИ)
- Теперь ты понимаешь, приятель, какой важный караван ведешь сейчас, - вытирая слезы, проговорил Ашад.
- Клянусь Хрофтом, эта девица знает, чего хочет, и как этого добиться. Видно, не один владелец почувствовал на себе ее хватку. Поэтому и продавалась по дешевке, - похохатывая, откликнулся Йонард.
- Да, самый ненадежный товар - это женщины. Никогда не можешь знать наверняка, сколько она стоит на самом деле, - поддержал второй торговец.
Все, включая слуг-погонщиков неторопливо покачивались в такт размеренной поступи величественных и погруженных в себя двугорбых верблюдов. Йонард не любил путешествовать на этих непредсказуемых зверях. Он знал, что опытные погонщики могут определить характер зверя уже по тому, как он чешет задней ногой за ухом, хотя ему никак не удавалось посмотреть, когда и как верблюды это делают. Наверняка именно поэтому ему всегда и попадались такие норовистые упрямцы, что можно было заподозрить в их родне ишаков. Зверь - тонконогий жеребец чрезвычайно редкой, игреневой масти, был куда понятнее и проще. Они сразу поладили, не смотря на то, что Йонард не слишком хорошо обошелся с его бывшим хозяином - приколол его к горячему песку коротким копьем. Впрочем, Йонард всегда ладил с благородными животными. Ехать рядом с Ашадом было весело, поучительно, но опасно. Его "скакун" плевался. Причем, плевался по всякому поводу и даже без. Видно, так относился к жизни. Вот и сейчас, подтверждая сказанное им по поводу цены на красотку, Йонард сплюнул на лево, а так, как ехал справа от Ашада, то, выходит, сплюнул под ноги его верблюду. Тот, в свою очередь, не остался безучастным к разговору, и тоже сплюнул, повернув голову, чтобы лучше слышать. И вся жижа полупереваренной колючки попала прямо на новый зеленый халат Йонарда.
Халат этот был варвару особо дорог. Он выторговал его на базаре в Асгалуне даже не за пол цены, а за пятую часть. Происшествие было невероятное и вызывало законное недоверие у всех, кому Йонард пытался о нем поведать. В науке исчисления варвар был далеко не так силен, как торговец, но знаменитое северное упрямство сослужило ему хорошую службу и Йонард взял торговца измором. Несколько раз он махал рукой и уходил. На весь базар призывал посмотреть на "паршивый товар этого паршивца". И вовсе не потому, что Йонарду так нужен был этот халат. Нет. Он прекрасно обходился рубахой и штанами из плотной ткани, да теплой накидкой в непогоду. Просто, выйдя из кабачка, где праздновали окончание очередного удачного путешествия, Йонард обнаружил у себя в кармане одну, невесть как уцелевшую медную монетку и тут же поспорил с приятелями, что купит на нее... Тут он на миг задумался, и его блуждающий взгляд остановился на разноцветной груде халатов. Продавец, обрадованный поначалу такому вниманию к своему товару, уразумел вскоре, что над ним смеются. Не мог же, в самом деле, этот здоровенный и, по виду неглупый парень всерьез предлагать за прекрасный новый халат эту монету сомнительной стоимости, и, похоже, с обрезанными краями. Но, из-за спины покупателя то и дело выглядывало короткое копье, и тогда слова варвара приобретали некоторую убедительность. Впрочем, торговец видел, что странный покупатель не собирается пускать его в ход немедленно. Да и потом, торговался он так самозабвенно, так упоенно, что торговец был готов отдать ему свой собственный халат, который только утром одел в первый раз. Когда вышедшие вслед за германцем приятели смогли, наконец, уговорить его вернуться в кабак и потратить монету с большей пользой, торговец, бросив свой прилавок, догнал Йонарда с приглянувшимся ему халатом. Со словами: " Носи, дорогой, на здоровье. Давно со мной никто так не торговался. Одно удовольствие слушать. Носи. Дарю!" он набросил халат варвару на плечи и, вытирая слезы умиления, поспешил назад. Так, что халат был добыт почти в бою, во всяком случае, словесном.
Плевок испачкал полу, но Йонард, не желая уронить себя во мнении двух почтенных караванщиков, ограничился лишь громким окриком: "Не шали!" Верблюд ответил непотребным ревом и остановившись, как вкопанный, стал не спеша мочиться в его сторону, задрав облезлый хвост. Зверь, переступив тонкими ногими, посторонился. Йонард искоса взглянул на своих попутчиков. Они сидели, устроившись, каждый на своих тюках и неотрывно смотрели в какую-то, им одним видимую цель далеко-далеко впереди. Лицо Ашада было непроницаемо спокойно. Плечи Зикха подозрительно подергивались. Слуги грызли себе кулаки, чтобы не рассмеяться в голос. Положение спас сам Йонард. Еще несколько мгновений он сохранял, точнее, пытался сохранить важный и неприступный вид, но, не выдержав, сначала улыбнулся одними уголками губ, потом рассмеялся запрокинув голову, открыв всеобщим взорам два ряда великолепных, белейших жемчужин. Величиною с фасоль каждая. Перед такой ослепительной улыбкой просто нельзя было устоять. Смеялись все долго, кто до слез, кто до рези в животе. Вместе с ними смеялось небо, опаленное солнцем, грозя опрокинуться на землю и придавить все живое своей выцветшей твердью. Хотя сейчас казалось, что единственными живыми существами в этом безбрежном океане песка был только сам Йонард и его маленький отряд.
Уже через два перехода от Асгалуна караван затерялся среди бесконечных цепей песчаных холмов, похожих на застывшие желто-коричневые волны, или напоминающих по своим очертаниям горящие в ночи многолучевые звезды, или изогнутых, словно лезвия сабель, барханов и округлых огхурдов. Иногда песчаные наносы лишь слегка приподнимались над поверхностью, словно морская зыбь, открывая взорам путешественникам далекие окрестности, а иногда вздымались в высоту, скрывая за своими громадами все видимое пространство кроме светлого неба и ослепительного, белого солнца над головой. Эти сыпучие гряды были разбросаны во всех направлениях и создавали такую путаницу, что доже знатоки пустыни могли сбиться с дороги и бесцельно плутать в лабиринте песков в течении многих дней. До тех пор, пока счастливая встреча с караваном, или смерть от жажды не прекращала их мучений.
Но Йонарда не так то просто было сбить с пути. Северянин был твердо уверен, что еще до заката они достигнут колодца на проторенной караванной тропе, выйдя к нему с точностью до четверти лиги. Потому, что германец находил путь не по солнцу и даже не по звездам. И, уж тем более, не по очертаниям барханов. Он, как собака, "держал нос по ветру". Нет, не то, чтобы он мог учуять запах свежей воды. Просто ветер - хозяин пустыни. Он встает и ложиться вместе с солнцем. Ветер жаркий, сухой, пыльный, распихивающий щетинистые песчинки в самые мельчайшие щелочки, под одежду, растирающий влажную от пота кожу в кровь - это проклятье путешественников может стать настоящим спасением для человека, знакомого с его повадками. Ветер в пустыне дует постоянно в одном направлении. Только ходить по ветру умеют далеко не все караванщики, даже те, кто провел в песках больше лет, чем прожил в человеческих жилищах.
А вот Йонарда ветры словно полюбили. Или просто новичкам везет, как рассуждали старые проводники. " Йонард - это поветрие, - говорили они между собой, - с ветром пришел, с ветром и уйдет. Только пыль следом завьется". Северянин знал многие ветры пустыни: гебли, хамсин, шехили, исфири, когда какой из них дует и где. Только одного не знал варвар - что не он один "ловит ветер удачи". И кажущееся одиночество их каравана в пустыне на деле оказалось не таким уж полным.
Когда, по приметам, Йонард ожидал увидеть тропу, навстречу путешественникам, из-за высокого бархана вылетел вооруженный отряд. Их было семеро. Конные. "Лошади совсем свежие - оценил Йонард, - верблюдам не уйти". А то, что это был противник, сомневаться не приходилось. Все семеро неслись к каравану Йонарда на таких широких махах, что было ясно - поворачивать они не собираются.
- Боги! Только бы это был не Хаим-Лисица, - взмолился вдруг Ашад.
- Есть разница? - холодно поинтересовался Йонард, внимательно наблюдая за приближением отряда. При этом он не забыл вытереть оплеванную полу халата о верблюжий бок.