В шкуре зверя (СИ)

   - Я не слышал, чтобы хоть раз Хаим ушел без добычи, - откликнулся Зикх.
   Варвар зло сощурился. Он не терпел подобных разговоров. Северянин не раз слышал расказы караванщиков о многих лихих людях, но справедливо считал, что рассказчики сильно преувеличивают. Во-первых для того, чтобы превознести свою доблесть, во-вторых, чтобы скрыть свою трусость.
   Меж тем, всадники очень быстро приближались. Уже видны были белые бурнусы, закрывающие лица до самых глаз, такие же как у самого Йонарда и его спутников. Кольчуг не видно, но сабли, даже судя по ножном, не тупые и зазубренные, а самые что ни на есть "отточенные на короткий замах" По железным узорам на сбруях коней плясали солнечные блики. Такие же вспыхивали в глазах всадников. Вожак, на горбоносом, тонконогом гнедом коне закричал, вернее, дико завыл, предвещая гибель каравану. Ашад поежился. Слуги постарались вжаться в седла. Йонард остался невозмутим. Те времена, когда его мог напугать крик, какой угодно жуткий, минули давным-давно.
   - Осторожней! - тонкий детский голос Хильды дрогнул от страха за него, и от этого в сердце восьмилетнего Йонарда разлилось теплое чувство. Но он лишь презрительно сощурился, подражая отцу и братьям, и не обернулся на крик любимой сестры. Кабан был огромным, злобным зверем с маленькими глазками и острейшими, смертельными клыками, он настороженно следил за юрким мальчишкой, ловил момент для стремительной атаки и обернуться на голос значило совершить ошибку. Вполне вероятно - последнюю в жизни. Йонард был уверен что ни отец, огромный, поседевший в боях воин, ни три старших брата, такие же могучие и суровые, даже подчас жестокие мужчины, не шевельнуться, если кабан подомнет под себя маленького и худого мальчишку. И это было правильно. Воин должен расчитывать только на себя, иначе место ему за прялкой.
   Ионард сделал быстрое обманное движение в сторону. Кабан метнулся за ним и получил крепкий удар ножом в бок. Горячая кровь плеснула на ладони и Йонард, чуть не выронив единственное оружие, поспешно отскочил назад. Рана была не далеко не первой, а зверь - слишком быстр. До сердца Йонард опять не достал.
   - Похоже, у меня родилась дочь, - процедил отец тихо, на так, чтоб услышали и Йонард, и старшие сыновья, - со свиньей не справиться! Что же будет, когда этот щенок встретит настоящего воина?!!
   - Должно быть, завиляет хвостом, - предположил брат и все четверо обидно рассмеялись.
   Ну вот, он встретил врага. Хрофт знает, какого по счету, с тех самых пор, как его первый бой с кабаном закончился первой победой мальчика и первым настоящим горем. Таким, от которого он еще долго вскрикивал по ночам. Теперь давно не вскрикивает. Да и хвостом вилять, вопреки предположению брата, так и не обучился. А братом с тех пор он зовет только короткий меч, повешенный у бедра.
   Подчиняясь приказу главаря, семерка всадников стала стягиваться, и вскоре превратилась в огромную хищную птицу с клювом, направленным прямо на Йонарда. Не торопясь, германец соскользнул на землю, обнажив меч. И, поправив выбившуюся из высокого кожаного голенища штанину, пошел навстречу всадникам.
   Йонард успел сделать на встречу разбойникам не более десятка шагов. То, что это были именно разбойники, сомневаться не приходилось. На мирных людей они совершенно не походили. Они были вообще мало на кого похожи: на многих - одежда явно с чужого плеча. Причем плечи были одни, а ноги - так совершенно другие, не только по длине, но и по ширине.
   Наверное, над таким пестрым сборищем можно было бы посмеяться. Как-нибудь, в другой раз.
   Сейчас Йонард только криво усмехнулся и положил ладонь на рукоять Брудера. Он ждал. Разбойники не заставили его ждать долго. Налетели, неся за собой, как тот же хамсин, тучу песка и пыли и остановились, резко осадив низкорослых темно-гнедых коней всего в каком-нибудь лошадином скоке от Йонарда. Тот, что был одет намного лучше, чем его спутники, видимо - предводитель, спешился и направился прямиком к северянину. Это был человек, статью лишь немного уступающий могучему варвару. Меча при нем не было, но на широком поясе висело с десяток ножей для метания. Он был молод, как и Йонард, и, так же, как и Йонард уже научен безжалостной жизнью смирять свойственные юности порывы. Он подошел к Йонарду спокойно и уверенно. И остановился, разглядывая его с холодным любопытством, явно оценивая. Вот тогда Йонард и вспомнил молчаливого северного бога, которому не было дела до своих детей. И сказал: "Хрофт!"
   Услышав странное слово, молодой предводитель разбойников шевельнул широкими светлыми бровями, словно что-то припоминая. И вдруг мгновенно преобразился. Глаза его вспыхнули теплом.
   - Ты - Йонард из Германии, - воскликнул он. Это был не вопрос, а утверждение.
   - Допустим, - нехотя отозвался Йонард, - а кто ты такой?
   - Я - Керам, - произнес парень с такой же интонацией, с какой говорят "шаханшах Ирана" или "Римский император". Впрочем, ни это имя, ни тон не сразили Йонарда. Отчасти потому, что его вообще было трудно сразить, а от части от того, что он уже начал догадываться, кто перед ним. Слава Керама, лихого грабителя караванов, опережала его на три лиги.
   - Мои люди искали тебя, Йонард, - проговорил он.
   - Незачем меня искать. Вот он - я, - тоном, даже отдаленно не напоминающим приветливый, ответил северянин.
   - Ты мне нужен, - Керам, а это действительно был он, словно в подтверждение своих слов распахнул бурнус и одарил северянина широкой улыбкой.
   - Хрофт, - еще раз повторил Йонард. Его незримый и безразличный ко всему покровитель явно заботился, чтобы его сын ненароком не соскучился в этих жарких южных краях. Германец убрал руку с меча, впрочем, не слишком далеко.
   - Я многим нужен, - ответил он.
   Керам улыбнулся еще шире и еще приветливее. Йонард подумал, что так не радуются даже при встрече дорогого и любимого брата, которого считали погибшим, а он нежданно-негаданно нашелся как раз тогда, когда родственники поделили меж собой его имущество. И больше всех радуется тот, кому досталась самая ценная и дорогая вещь.
   - Я был в Асгалуне, но не застал тебя. Знающие люди сказали, что в пустыне Йонарда-северянина искать бесполезно. Но, знаешь, у нас в Иране есть поговорка: "Если двум тропам суждено пересечься, то будь одна из них горной, а другая пролегай среди песков - они сойдутся на дне моря."
   Взгляд изумрудных глаз скрестился с халцедоновыми, и на мгновение Йонарду показалось, что на землю посыпались незримые, но осязаемые искры. Малейшее дуновение ветра-настроения, и пожар неминуем. Но Керам знал ветры не хуже северянина. Он слегка пригасил улыбку и замолчал. За свои нелегкие двадцать лет Йонард повидал много разного и интересного, поэтому долго любоваться глазами своего собеседника не стал. Он перевел взгляд на пояс метательных ножей Керама и добавил почти добродушно:
   - Ты забыл о Кашмере.
   - Невозможно забыть о Кашмере, - тут же подхватил Керам, - именно поэтому я и ставил его напоследок!
   "Этого хитреца, видимо, ничто не смутит", одобрительно отметил германец, чуть пригасив холодный огонь светлых глаз. Иранец, похоже, кожей, ощутил перемену в отношении северянина. Он оглянулся на своих людей, замерших позади него плотной группой - шесть всадников. Махнул рукой, приказав всем спешиться, искоса взглянув на Йонарда. Тот остался стоять там, где стоял, всем своим видом демонстрируя если не доверие к Кераму, то свое знаменитое бесстрашие. Теперь Иранец окончательно убедился, что перед ним тот, кого он искал.
   - Ждите, - бросил Керам и, обернувшись к Йонарду, предложил:
   - Отойдем в сторону. Надо поговорить.
   Это было совсем не по правилам, но, видно, желание поговорить с германцем пересиливало в его новом знакомом все писанные и неписанные законы встреч в пустынях проводников и грабителей караванов.