Жизнь номер 2016: «Песни девочки не со звёзд» (СИ)

Илья не заметил. Скорее всего, он не заметил бы даже упавшее на землю небо.
Собака скулила и дёргалась вместе с Ильёй. Воняло блевотиной.
Теперь я была готова уйти. Тайн не осталось, а кровавых картин с меня было довольно. Новый скелетик в весёлом детском шкафу. Я напряглась и собралась внутри, готовясь рвануть за бак.
Илья замер и огляделся. Взял в руку нож и воткнул в собаку. Сунул член в рану и снова задёргался.
Я побежала — не отвлекаясь на вдохи, так быстро, что ветер шумел в ушах. Дышать я начала, только когда забежала за бак. Обогнув корпус, упёрлась руками в стенку, жадно глотая воздух.
Видел Илья, как я убегала?
Вряд ли. Он был слишком занят.
Перед глазами снова возникло дрыгающееся голое тело, измазанное в крови. Земля поплыла, и меня снова вырвало.
Я вытерла рот и пошла искать Злату. Казалось, спасти меня сможет только она.
Поиск закончился быстрее, чем я ожидала.
На дорожке возле центрального входа собралась толпа. Злата лежала на животе, рука была вывернута под странным углом, золотые кудри плавали в густой красной луже.
Мир закружился. 
Не помня себя, я распихала локтями людей и бросилась к Злате. Меня попытались схватить, но я освободилась, упала на колени и прижалась щекой к спине.
— Я люблю, я люблю, я люблю!
Сзади послышался голос Семёныча:
— Уберите её!
Меня подхватили под мышки и поволокли. Усадили на одну из скамеек, бросив:
— Не лезь!
Я сидела, косясь на Семёныча. Слёзы сами собой вытекали из глаз и капали с подбородка. В голове была пустота.
В толпе появился Мурлыка. Увидел меня, подошёл и сел рядом.
Он молчал, и за это я была ему благодарна. Но лучше бы, он ушёл.
Толпа не расходилась. 
Я вдруг поняла, что за исключением меня, Злату никто не любил. Пользовались, как это делал Семёныч, или боялись. Для ребят эта смерть была развлечением, пусть и кошмарным.
Я процедила сквозь зубы:
— Как же я вас ненавижу!
Мурлыка всё понял:
— Почему вокруг трупов собираются толпы? Люди думают: «Снова меня пронесло!» Смерть привлекает, смерть — повод для радости. Самый конченый неудачник, в сравнении с трупом — счастливчик.
— Мне не нужна твоя философия! Мне нужна Злата! — в отчаянии, я принялась лупить кулачками Мурлыку.
Он обнял меня и прижал руки. Я уткнулась в его хилую грудь, в надежде хоть на секунду исчезнуть.
Не вышло. На скамейку пришёл Семёныч. Набирая номер за номером, он говорил одно и то же, как примитивный робот: «Злата… Выбросилась из окна… Самоубийство… Да, подставила всех… Наркотики, что же ещё?»
Приехал сам Мясоедов. Похлопал Семёныча по плечу: «Не переживай! Отмажем!»
Вытерев сопли, я встала.
— Мне надо вам что-то сказать!
Семёныч вздрогнул, а Мясоедов спросил:
— По этому делу?
— Нет.
— Значит, позже.
— Это срочно. Могут погибнуть люди.
— Хорошо. Через десять минут.
Мясоедов отдал пару распоряжений. Толпу разогнали, врачи констатировали смерть, и труп окружили эксперты. В сумерках вспыхивала фотовспышка.
Я озиралась, ища глазами Илью. Но, его не было.
— Я тебя слушаю, Котина.
— Нужно сходить за корпус. И нужен фонарь.
Мы пошли втроём — Мясоедов, Семёныч и я.
По дороге я всё рассказала — и про собаку, и про дерьмо. 
Это было непросто. Уши горели, взрослые переспрашивали, а я запиналась.
Мясоедов мне не поверил:
— Бред! Признайся, нажралась чего-то с Мурлыкой?
Семёныч не согласился:
— С Ильёй что-то не так. Давно.
Мясоедов начал с осмотра блевоты. Потом посветил фонариком вдаль.
За баками не было ни души.
Мы вышли на бетонную площадку.
— Ну, Котина? Где же маньяки, трупы и кровь?
Луч выхватывал из полумрака лишь серый бетон.
Куда делась кровь? Может, бетон был застелен плёнкой? Я вполне могла её не заметить.
Я вдруг поняла одну очень странную вещь. Если пацан жрёт говно, это вовсе не значит, что он идиот. Может быть, в этот самый момент он за мной наблюдает и точит столовский нож.
Кажется, идиотка тут я. Теперь моя очередь наслаждаться дерьмом, в которое я сама и залезла.
Семёныч пробормотал:
— Однако, собаки действительно нет. Она бы уже прибежала, это её территория.
Мясоедов осмотрел лестницу, на которой болтался обрезок верёвки.
— Не улика. И дерьмо не улика. У нас оно всюду — от подворотен, до Рады.
Он развернулся. Световое пятно заплясало на мне.
— Та-а-ак… А что у тебя с рукой?
— Фиест прокусил. Потом, Илья его отозвал.
— Когда это было?
— Два дня назад.
— Почему ничего не сказала? — возмутился Семёныч. — А если бы бешенство!
Мясоедов посветил ему прямо в лицо.
— Не мели чепуху!
Перевёл свет на меня.
— А может, всё было немножко не так? Что, если девочка Мика убила собаку и попыталась нас обмануть?
Мясоедов убавил мощность фонарика. 
— Хватит с меня на сегодня детских страшилок. Пошли оформлять Злату. Проверки мне тут ни к чему.
Я вернулась к девчонкам. Тут было светло и не страшно, а на подоконнике меня дожидался Мурлыка.
Я уже не сомневалась, что попала к Илье под колпак. Но он не решиться убить у всех на виду. Значит, теперь я должна быть рядом с людьми.
Вот так перспектива!
Одно я знала точно: на котельную я никогда не пойду. Нахуй закаты!
Мурлыка с тревогой спросил:
— Что там случилось?
Я шепнула на ухо:
— Тут не могу говорить.
— Значит, пошли на крышу.
Идти никуда не хотелось. Что стоит Илье убить нас двоих? Подкрался, да в спину толкнул. И вот, ты лежишь на бетоне, как Злата. Мурлыка — защитник хреновый, он еле стоит на ногах. 
Но так хотелось, чтобы хоть кто-то меня воспринял всерьёз.
Я согласилась.
Такая же степь и такие же звёзды. Но тишина теперь стала другой — таинственной и тревожной. В ней не хватало собачьего воя, и это меняло всё.
Рассказывать всё по второму разу было легко, я уложилась в десяток минут.
Мурлыка молчал.
— Кажется, ты не удивлён…
— Привык. Такой человек, как Илья, преследовал нас в каждом мире.
Я разозлилась.
— Зачем я тебе рассказала! Чтобы в ответ выслушивать бред?
Сердиться было приятно, злость прогоняла страх. Потому я расстроилась, когда Мурлыка сказал:
— Прости. Я не буду болтать про другие миры никогда.
— Раз у тебя большой опыт, может расскажешь, что делать? Как победить?
— Не знаю. Мы умирали. Всегда.
Такого я не ожидала. Ком стоял в горле. Хотелось рыдать.
— Если хочешь, поплачь, — Мурылыка всегда понимал мои чувства.
— Думаешь, мне нужно это? Мне нужен мужчина! Настоящий! Защитник! А ты… — я уткнулась в коленки затем, чтобы не падать к Мурлыке на грудь. — Я в тебя верила!
— Не ври. Ты не верила и не считала мужчиной. В тебе тоже живёт эта память о прошлом…
Какой же он… никакой!
Пустышка! Готов смириться со всем!
Хуже Антона, Зюзи, и даже Ильи!
Я не малышка. Я давно поняла, что у всего есть конец — у жизни, у слёз и у ненависти. Бросить друга непросто.
— Ты говорил, что людей не стоит судить — их вылепил мир. А как же Илья?
— Врождённая аномалия или насилие в детстве. Не повезло.
— Не повезло? А с виду, ему распрекрасно! Трахает себе человек выпотрошенных собак!
— Тебе только так кажется. Всё, что есть у Ильи — это боль, без конца и без края. Про радость ему ничего неизвестно, он считает боль наслаждением.
— Мне на его чувства плевать! Надо решать, что с ним делать!
— Надо было его снять на видео.
— Ну, блять, спасибо за ценный совет! Схожу за машиной времени!
Бесилась я из-за того, что Мурлыка был прав. Я настоящая дура — оба раза в кармане лежал телефон.