Трон Знания. Книга 4 (СИ)
Отужинав с Джиано, Адэр направился в апартаменты. После долгой дороги ему не удалось толком отдохнуть. Не терпелось увидеться с Кебади, обрести спокойствие, глядя в его добродушные глаза. Но встреча только усугубила внутреннее состояние. Мун добавил… Ко всему прочему промозглая погода, пустой замок, серость пейзажа за окнами действовали удручающе. Адэр надеялся, что выпадет снег и на душе посветлеет. И боялся, что снег выпадет, а на душе завоет вьюга.
В гостиной Адэр столкнулся с Сирмой. Служанка волновалась, смущалась и казалась совсем юной. Сколько ей лет? Неважно… Зря распустила ореховые волосы и подвела медовые глаза, хмельные от счастья. И тень на стене за спиной хозяйки зря дрожит.
Адэр вышел в коридор и устремился в покои Эйры. Не включая свет, завалился на кровать. Парень улёгся рядом и, покрутившись, опустил морду на лапы. Поглаживая зверя, Адэр смотрел в потолок и слушал, как шипят в камине влажные дрова. И уже погружаясь в сон, понял: больше всего в жизни он боится, что Эйра никогда не войдёт в эту комнату, не вздохнёт недовольно и не скажет: «Вы хотите меня разозлить? Не получится. Я слишком устала».
Часть 06
***
За окном зависли предрассветные сумерки, витражные стёкла казались чёрными. Еле слышно звучала протяжная песня. Малика повернула голову.
Блеснув в полумраке глазами, Кенеш приподнялась на локте, другой рукой убрала со лба Малики косичку:
— Солнце ещё спит, шабира. И ты спи.
— Где Галисия?
— Кто?
— Не делай вид, будто не понимаешь, о ком я говорю, — сказала Малика, хотя ответ уже знала. Где может быть Галисия? Конечно же, в спальне.
— Она в твоей кровати. Это неправильно, шабира.
— В Приюте Теней все равны.
— Когда я собиралась ехать в твою страну, для тебя готовили дворец. Там испокон веку жили воины-вестники. Я не знаю, почему хазир передумал.
— Я не воин-вестник.
— Ну и что? Во дворец увели половину служанок. Я тоже просилась. Хотела посмотреть на тебя хоть одним глазком. Но туда брали молодых, выносливых. А теперь шабира лежит рядом со мной. Не знаю, чем я заслужила у Бога эту милость.
Малика подсунула ладошки под щёку:
— О чём ты пела?
Кенеш встала перед ней на четвереньки, уткнулась лбом в пол:
— Накажи меня.
В Ракшаде все должны говорить на шайдире, а песня звучала на незнакомом языке. Галисия тоже должна общаться на шайдире, однако не стремилась выучить язык и тем самым вынуждала Малику нарушать закон. Хорошо, что к ним никто не приходит.
— Ты не ракшадка?
— Я родилась в Голых Песках, — ответила Кенеш.
Вот почему не удалось перевести имя старухи. Ракшада — «цветок в тени». Джурия — «услада глаз». Иштар — «покровитель войны». Шедар — «ярче солнца». Альхара — «твёрдый шаг». Хёск — «небосвод». Все ракшадские имена что-то означают.
Старясь отогнать мысли о предстоящем ритуале — если жрецы решат его провести, — Малика произнесла:
— Ты запела спросонья — это простительно. Люди видят сны на родном языке. Так о чём была твоя песня?
Кенеш села на пятки:
— О маленькой девочке, которая боялась темноты.
— Женщины прикасаются к моим ногам. Зачем?
— Загадывают заветное желание.
— Какое загадала ты?
— Моя мать говорила: «Держи желание в кулачке, иначе не сбудется». Но тебе скажу…
— Не надо, Кенеш. А вдруг твоя мама говорила правду.
Малика немного поворочалась, пытаясь уснуть. Из-за косичек, стянутых в тугой клубок, болела голова.
— Расплети меня, — попросила Малика, решив отныне завязывать волосы в привычный узел на затылке. Ей не нужны родники, река её жизни никогда не будет полноводной.
Пальцы старухи принялись распутывать пряди.
— Кенеш, зачем Бог создал женщину?
— Услаждать плоть мужчины и рожать детей.
— И всё?
— Потом служить тем, кто услаждает плоть мужчин и рожает детей. — Старуха улыбнулась. — Хочешь знать, зачем Бог создал тебя?
— Хотелось бы.
Кенеш посмотрела в непрозрачное окно:
— Тот год был жарким. В Алой Пустыне плавился песок, деревья крошились как сухая лепёшка, источники кипели и превращались в дым. Народ Алого Песка кочевал от одного умирающего оазиса к другому. Вожака племени звали Ташран.
«Большой камень», — мысленно перевела Малика.
— Они дошли до родника в Живой Пустыне, но там жил другой народ. Их главарь вытащил клинок из ножен и потребовал, чтобы Ташран убирался восвояси. Главарь поступил плохо. В засуху даже звери пьют из одного родника и не нападают друг на друга.
— Они подрались? — спросила Малика.
— Нет, шабира. Ташран пожалел своих людей, они были слишком измучены. Он велел им наполнить бурдюки водой и повёл их дальше. Племя поднялось на три бархана и три раза спустилось, как вдруг донеслись крики. Ташран взял отряд воинов и устремился назад. Чернокожие кочевники не захотели искать другой оазис и устроили возле родника резню.
— Ташран заступился за людей Живого Песка?
Кенеш погладила Малику по голове:
— Он смотрел, как наказывают его обидчиков, и славил Бога. Главарь, который выгнал его, истекал кровью. Мужчины, которые смеялись над ним, падали, пронзённые стрелами. Женщины, которые кричали вслед ему обидные слова, рыдали над мёртвыми детишками. Ташран хотел уйти, но увидел юную девушку. Держа в руке клинок, она защищала беременную мать.
— Это была Ракшада, — догадалась Малика.
Старуха кивнула:
— Кочевники не ожидали, что на них нападут сзади. Ташран выиграл бой. И Ракшада сказала ему: «Бог наказал нас и протянул нам руку. Отныне ты хазир».
«Рука Всевышнего», — перевела Малика.
— Поражённый смелостью девушки, Ташран захотел взять её в жёны. Она сказала: «Я буду принадлежать тому, кто возведёт здесь город и назовёт его моим именем». «Нет, — ответил Ташран. — Этот город я назову Кеишраб. Твоё имя будет носить страна». За семь лет он построил семь городов и стал хазиром Ракшады. В печальный день его смерти оазис окружали уже сорок семь городов.
— Интересная история, — пробормотала Малика. Её именем не назовут даже улицу в нищем селении.
— Вторая шабира Джурия стала матерью художникам, скульпторам, поэтам, музыкантам, танцорам. Умных девочек по сей день отдают на обучение в храм науки, и ракшадок лечат докторши и учат учительницы. Бог был несправедлив к Джурие. Он наградил её единственным сыном. — Кенеш придвинулась к Малике и зашептала: — Мы молим Бога, чтобы он послал вам много детей. Но ты не переживай. Если Иштару не повезёт, как его брату, он всё равно будет править до самой смерти.
Малика вжалась в подушку. Ракшадки считают её будущей женой Иштара.
— У вас были некоронованные хазиры?
— Почему спрашиваешь? — покосилась Кенеш.
— Интересно, как они правили.
— Как правили — не знаю. Я их не застала. В книгах только даты. Кто-то полгода командовал, кто-то год.
Малика посмотрела в окно. Витражи расцветились, а душа погрузилась в потёмки. Если она не коронует Иштара, его скинут с трона. Если коронует — он задастся целью заполучить её в жёны, чтобы избежать участи бесплодного брата.
— Что стало с их шабирами? — спросила Малика.
Кенеш пожала плечами:
— Не знаю. Да и зачем тебе?
— Интересно.
— Женщинам приносят объедки новостей. Если приказывают надеть фиолетовые платья — значит, в Ракшаде праздник. Если жёлтые — значит, траур. Жёны всегда ходят в чёрном.
Рассудком завладело желание хоть немного побыть одной. В ванной от Кенеш не спрячешься, в спальне Галисия — вдруг проснётся, пристанет с вопросами. Сославшись на голод, Малика выпроводила старуху на кухню, но та вернулась так же быстро, как удалилась.
— Сегодня великий день, шабира, — торжественно произнесла она, переступив порог. — Я помогу тебе собраться.
На веранде возле паланкина стоял незнакомый человек. Усевшись в креслице, Малика сжала подлокотники — Альхаре запретили с ней видеться!