Трон Знания. Книга 4 (СИ)
Несмотря на раннее утро, на улицах бурлила жизнь. Носилки то и дело огибали возбуждённые толпы людей. Из общего ора удалось вычленить голоса, выкрикивающие цифры. Совсем некстати вспомнился публичный дом в Зурбуне. Покупатели спорили о цене детской невинности так же яростно, как сейчас спорят ракшады.
Выйдя из паланкина, Малика осмотрелась. Над крышами далёких домов золотился край солнца, окрашивая храм и каменные изваяния во все оттенки жёлтые. Безлюдная площадь… Фиолетовый — цвет праздника… Спирали в солнечных лучах не белые, а жёлтые — цвет траура. Горе и радость всегда ходят вместе и выбирают, каким боком повернуться к человеку.
Внимание перекочевало на провожатого. Если бы воины носили чаруш, их вряд ли удалось бы отличить друг от друга: рослые, широкоплечие. Даже рельеф мышц на животе и груди у всех одинаковый.
В Грасс-Дэморе в присутствии Иштара и Альхары Малика смущалась. Сейчас смотрела на обнажённый торс воина и не испытывала неловкости. Непривычное стало обыденным.
— Сегодня какой-то праздник?
— Собачьи бои, — ответил провожатый.
Скорее всего, люди, орущие на улицах, делали ставки.
— У Альхары есть бойцовские собаки? — спросила Малика, вспомнив, как он мечтал обзавестись морандой.
— Да, шабира.
— Его собаки участвуют в боях?
— Нет, шабира. Альхара отбывает наказание.
— За что?
Воин с невозмутимым видом посмотрел в сторону храма.
— Шабира задала тебе вопрос, — повысила тон Малика.
Над глазом ракшада еле заметно дёрнулось веко.
— Он прервал молитву.
— Вот как…
Вчера, когда она отстаивала своё право голоса, Альхара отправился за Иштаром и верховным жрецом, не закончив обход зала. Кто он? Друг или хитрый враг, который задумал влезть к ней в доверие?
Время шло, а на пороге храма никто не появлялся. Площадь не успела накалиться, запах благовоний не досаждал. Унизительным было ожидание. Вряд ли к шабирам — воинам-вестникам — относились подобным образом.
Наконец прозвучало приглашение. Малика вошла в храм, и опьяняющий запах вновь хлынул в лёгкие, лишая возможности чётко мыслить. Цепляясь за реальность, Малика посмотрела через плечо. Провожатый пошагал к паланкину. Она одна. Совсем одна…
Служитель подвёл её к жрецам, окружившим большую чашу, в которой тлели угли. Чёрные вóроны из её сна, и лишь верховный жрец на их фоне выглядел фиолетовым пятном. Видимо, для него служение Богу — непрерывный праздник.
Цедя удушливый воздух сквозь зубы, Малика пробежалась взглядом по лицам. Иштара не было. Шедар бесцеремонно рассматривал её, словно пытался проникнуть под перламутровую ткань, скрывающую лицо.
— Шабира! — произнёс Хёск. — Ты готова услышать Бога?
Малика сжалась как пружина:
— Готова.
— Шедар! — вновь зазвучал голос верховного жреца. — Оставь нас.
Не выразив недовольства, низложенный хазир вышел из храма. Служители закрыли за ним двери. Малика посмотрела на птиц, порхающих под куполом, и вдруг перенеслась в другой мир. Вокруг раскалённый песок. Изогнутое дерево роняет голые ветки. Они падают медленно, печально. Отскакивают от земли, превращаются в пыль и, подхваченные ветром, взмывают в расплавленное небо.
В реальность вернул хлёсткий голос. Подогнув под себя ноги, жрецы сидели вокруг чаши, их руки лежали на коленях ладонями вверх. Хёск велел Малике принять такую же позу, сам расположился в центре круга.
Тишину взорвал бой барабана: бум, бум-бум. Полнозвучное эхо заметалось по залу. Малика еле сдержалась, чтобы не зажать уши. В передней стене распахнулись потайные двери, превратив её в бессчетное множество тёмных проёмов, разделённых узкими простенками. Вошедшие в зал полуобнажённые люди создали за спинами жрецов несколько кругов.
Малика затылком чувствовала горячее дыхание мужчин и лихорадочно водила глазами, пытаясь увидеть Иштара. Ей так нужна поддержка…
Пытаясь утихомирить дрожь, сделала глубокий вдох, и вдруг стало темно. Она с трудом различала лица ракшадов. Крутила головой, но видела лишь обтянутые дымчатой кожей ноги, притопывающие в такт барабану.
Хёск заговорил. Гортанная речь на непонятном языке заворожила. Малика неосознанно повторяла движения жрецов. Приложить правую руку ко лбу, протянуть к куполу храма, прижать к груди. Левую руку опустить соседу на плечо. Малика вздрогнула, ощутив, как её плечо крепко сжала широкая ладонь. Из такой хватки не вырваться.
Ритм барабанного боя ускорился. Люди за спинами жрецов схватили друг друга за локти и побежали. Кольца из темнокожих человеческих тел двигались в противоположных направлениях. Глянув на них, Малика покачнулась. Пальцы соседа вонзились ей в плечо и не позволили потерять равновесие.
Хёск выкрикивал заклинания и сыпал на угли порошок. Из чаши вылетали искры. Дурманящий воздух стал тягучим, клейким. Чаруш прилипла к лицу и при выдохе не пузырилась. Пот застилал глаза, разъедал ноздри и губы.
Завывая необыкновенно низкими голосами, люди неслись всё быстрее и быстрее. Жара сводила с ума. Дышать было нечем. Уронив голову на грудь, Малика перестала ощущать тело. И вдруг поняла, что именно кричат ракшады.
— Слушай! Слушай! — басили одни.
— Слышишь? Слышишь? — стонали другие.
Словам не было конца. Голоса раздавались в каждой клеточке мозга. В него вселилось нечто постороннее, враждебное. Это нечто подчиняло себе, заставляло раскачиваться из стороны в сторону и шептать молитвы, которых Малика раньше не знала.
Происходящее походило на изощрённую и в то же время желанную пытку. «Слушай, — звучал в голове чужой голос. — Слышишь?» Затуманенное сознание цеплялось за обрывки чужих воспоминаний. Бесконечная лестница. Скрипят ступени. Вокруг темно. Впереди дверь. За ней бескрайнее небо… там ветер… холодный, наполненный ароматами ковыль-травы. Сделать глоток воздуха… всего один… Надо открыть двери и сделать глоток…
Малика сбросила со своего плеча ладонь ракшада и вскочила. Её попытались усадить. Она закричала нечеловеческим голосом и упала без чувств.
***
Малика очнулась от ощущения, что за ней наблюдают. Сморщившись от боли в висках, повернула голову. Оказывается, её перенесли в комнату и уложили на низкую кушетку. На полу сидел Иштар. За настоящим окном с прозрачными стёклами ветер покачивал ветви деревьев, усыпанные лазурными цветами. Сквозь крону пробивались солнечные лучи.
— Иштар…
— Как ты?
— Голова ватная. И тошнит. Где я?
— В храме. — Иштар дал Малике стакан с водой. — Ты потеряла сознание.
Она приподнялась на локте, сделала пару глотков и откинулась на подушку:
— Это из-за дыма.
— Жрецы добавляют в благовония порошок, чтобы наладить связь с Богом.
— Надеюсь, у них получилось. Ещё одной оргии я не выдержу.
Малика перевела взгляд с лица Иштара на терновый ошейник. Из ран сочилась кровь.
— Помнишь, что ты крикнула?
— Я крикнула… не помню.
Иштар придвинулся к кушетке:
— Атэйта.
— Что это?
— Слово.
Малика устремила взор в потолок. Мысли путались, в ушах гудело.
— Как оно переводится на слот?
— Никак. Это название невидимой звезды. Она есть на наших астрономических картах. На небе её не видно. О ней знаем только мы, ракшады.
— Теперь меня будут звать Атэйта?
Иштар шумно выдохнул:
— Надеюсь.
— Я что-то сделала не так?
— Жрецы не верят, что ты услышала Бога. Считают, что ты знала о существовании звезды и выдала себя — решила, что такое имя есть. Такого имени нет. Атэйта — просто слово. Альхара рассказывал тебе о звезде?
— Нам было некогда разговаривать о звёздах.
— Тебе никто не верит.
Малика перевела взгляд на Иштара:
— А ты?
— От меня ничего не зависит. На моей голове нет тиары.
— И что теперь?
— Ты разденешься перед жрецами.
— Нет!
— Да! Ракшадские имена состоят из двух слов, эти слова имеют смысл. Смысл слова «Атейта» скрыт. Если Бог назвал тебя словом без смысла, на тебе должен быть знак.