По ту сторону пламени (СИ)

— Стоит верить в лучшее.
Обернувшись, волшебница сразу увидела бы меня. Но боль сделала ее безразличной к происходящему вокруг.
Тихо. Главное, чтобы не услышала. Во рту пересыхает, сердце набатом колотится в груди:
— Идем.
Квартал за кварталом, через дворы. Там — темнее, ближе, и звуки гулко бьются о стены. За девушкой тянется цепочка черных пятен.
Частые остановки. Она прислоняется к дереву или стене и стоит несколько мучительных минут. Пора помочь? Вдруг опоздаю? Надо… Нина стонет и почти падает вперед — в новый шаг.
Через открытые окна звучат голоса, доносится бормотание телевизора, музыка. Детский смех, кого-то зовут ужинать… Нина движется в своей отдельной реальности. Невидимая, как призрак. Моргаю: мертвый ребенок у давно оставленного дома. Вздрогнув, бегу к ней.
Она пытается развернуться. Неуклюже выбрасывает кулак — скула взрывается болью. Обхватываю за плечи и притягиваю вплотную, не оставляя места для следующего замаха. Издав свистящий звук, Нина застывает, часто-часто дыша, в широко распахнутых светлых глазах плещется паника.
— Дом с привидениями, весной. Девочка в красном платье. Семья колдуньи… мы сожгли дом и шли через лес и речку, помнишь? — тороплюсь говорить, пока она не выкинула что-нибудь еще. Я не заметила кобуры, но ей хватит и стилета. — Нина! Ты должна помнить!
Облизывает белые губы. Хрипит неожиданно спокойно:
— Девочка-солнце. Конечно, помню. Отпусти.
— Ты не упадешь? — смеривает раздраженным взглядом. Отпускаю. Нина, всхлипнув, оседает на землю.
— Надо перевязать рану, — на серой футболке под расстегнутым кителем — широкое кровавое пятно. Начинаю стягивать свитер, но она мотает головой:
— Тогда меня убьет яд. Нет. Помоги дойти.
Обнимаю под мышками, рывком ставлю на ноги. Тяжелая.
— Ты сможешь идти?
— Туда. Быстрее.
Следующий двор, еще и еще. Острый лавандовый запах, сиплый шепот прямо в ухо: налево, сверни за деревом, налево, калитка, направо… вот и домики частного сектора. Чертов шумный гравий — можно не таясь загребать ботинками. Узкий переулок выводит к дороге, за ней — дикий парк, а дальше, кажется, только заброшенные склады и заводы. У меня перехватывает горло: если она потеряет
сознание, все будет кончено. Телефон валяется на гараже. Помощи искать негде. Нина дергает рукой, направляя в черноту под деревьями:
— Твой оберег еще действует?
— Да.
— Странно.
Идем просто напролом через кусты. Ничего не видно, ветки царапают лицо. Почти случайно вываливаемся на тропинку, и я замечаю проблески света среди листвы. Огоньки в ряд. Забор. Нина выдыхает:
— Калитка. Оставь меня у ка… открой и… беги, — обмякает. Я едва удерживаю:
— Зачем бежать?… — но она больше не может ответить.
Руки трясутся и горят от усталости, скользят по холодной коже формы. Хвост щекочет шею, отросшая челка лезет в глаза. Колет запястье эмблема щита. Продвигаюсь вперед отчаянными рывками, каждый отзывается вспышкой боли в пояснице. Каково же было ей… хорошо, что потеряла сознание.
Когда за поворотом тропинки показываются поляна и высокая каменная ограда с тусклыми фонарями, я осторожно кладу девушку на траву и бросаюсь к калитке. Дергаю ручку, толкаю, пинаю, давлю на кнопку звонка. В ответ ни звука. Назад! Ее правый бок напрочь мокрый, брюки тоже. Сдвинув ткань, натыкаюсь на рваные края раны — Нина стонет. Надо остановить кровь, но она говорила о яде.
— Что мне делать?!
Забор слишком высокий, гладкий, сверху щерится колючей проволокой. В калитке ни выступа, ни щели. Я кричу, пока голос не срывается в хрип. Прислоняюсь к кованной двери спиной, палец на звонке. Тихо. Лишь равнодушно шумят деревья. Сколько у нее времени?
Руки опять в чужой крови. Как в доме с могилой. Как раньше, когда нож плясал в ладонях, а он все не умирал и кричал, кричал, кричал… другие не успевали, сразу захлебывались, но последний…
Как совсем давно, крыша. Стекло.
Нет, в тот раз была моя.
Повинуясь странной идее, иду к Нине.
— Мне нужен нож.
Стилет находится в кармане кителя. Закусив губу, резким движением рассекаю шрам. Нина, не приходя в сознание, беспокойно отворачивается. Скорей.
Прижать рану к калитке, воскрешая в памяти осколок и живую темноту под ногами. Откройся!
Хлопок. Вспышка. Удар в плечо, лицом по земле, а сзади воздух сияет и целлофаново рвется, поднимается утробный вой: сирена. Я отползаю и оборачиваюсь — боже мой, до забора теперь метров пять! Нащупываю колбу… остатки колбы. Под пальцами влажно, в узлах веревки колется стекло.
— Нет! Только не это!
Поверх колец проволоки взвивается, роняя искры, вязь узоров. Расходится дальше и дальше, от пляски символов кружится голова. Шатаясь, ползу на коленях прочь. Смешно: вот тебе и беги…
Девушка лежит в прежней позе, но глаза открыты. Зрачки до краев заполяют серую радужку. Всполохи в небе красят бледную кожу в мертвенные тона, под стать ее сиреневому лавандовому запаху. Проглотив пыль, сиплю:
— Это плохо?
Она медленно моргает: да. Вой падает на октаву ниже, потом еще, мерцает в позвоночнике. Сжимаю кулак с раной.
— Звонок не работал, — зачем-то объясняюсь. Нина кривится. — В следующий раз просто брошу тебя, обещаю.
Вздыхает. Накрываю ее руки своими:
— Главное, не умирай.
Я успеваю расслышать шаги, но не пошевелиться. Нина меняется в лице. Ледяная резь опутывает шею. Я пытаюсь просунуть пальцы под удавку, когда меня дергают назад, опрокидывая на спину. Сверху вырастает фигура. Размытое движение — и тонкая цепочка вспарывает предплечья морозом и болью. Мелькает второй человек, склоняется над Ниной.
— Как она? — спрашивает затягивающий путы мужчина. Успеваю напрячь мускулы, отвоевав кусочек свободы, смаргиваю слезы: цепь, разрезая свитер, вгрызается в кожу.
— Жить будет, — после долгой паузы отвечает другой. Мужчина… нет, парень — чуть старше меня — коротко улыбается. Облегченно — Нинин друг?
— Ты ее знаешь?
Нина сосредоточенно кивает, каркает:
— Ва… лен…
— Понял, — девушку оплетает волшебная паутина. Стоящий на коленях складывает ее — из пыли и камешков, порхающих в воздухе.
— Ты можешь встать? — не дожидаясь ответа, друг Нины подхватывает на руки. От него пахнет сигаретным дымом. Вдруг вижу: не друг, брат. Пусть смуглый и черноглазый, а резкий нос гораздо крупнее, чем у сестры, но в остальном сходство разительное.
— Не бойся, — говорит он. Добавляет в рацию на плече:
— Код пятнадцать. Прием.
— Кан! Ты с ума сошел?! Еще рано отклю… не трогай ее! Надо дождаться подкрепления! — орет его напарник. — Она может быть…
Звук и сияние над оградой гаснут.
— Она связана. Позаботься о Нине, а я разберусь с ней, — парень кричит что-то вслед, но Кан лишь ускоряет шаг. Летит, будто я ничего не вешу.
— Извини за это. За удавку. Иначе нельзя. Лучше не напрягайся, тогда будет не так больно. Расскажи мне, что случилось. Быстро и честно, у нас мало времени, — я молчу. Мы минуем калитку.
— Ладно, неважно. Главное я понял. Ты маг огня.
— … кто? — цепь впивается в горло.
— Ну слава богу. Я уж было решил, что немая, — фыркает. — Серьезно, что произошло?
Я коротко рассказываю о девочке, призраках, портале на парковке. Вру, что выбросила леденец. Уменьшаю количество времени, проведенного в слежке за столбом. Он хмыкает. Я меняю тему:
— Почему сработала сирена и этот… свет… когда я дотронулась до калитки? — вокруг нас редкие фонари скорее размечают пространство, чем рассеивают мрак. За раскидистыми деревьями и под покрывалом вьюнков угадываются корпуса цехов, крытые переходы и секции огромных труб. Завод. В окнах темно и так тихо, будто случившееся у калитки мне приснилось. Далеко воет собака.
— Маг огня управляет и тьмой тоже. Защитный контур отреагировал на эту сторону твоей силы. Что ты сделала?
— Кровь… ничего больше, — и страх, и отчаянное желание, чтобы Нина жила.