Милослава: (не)сложный выбор (СИ)

Конечно, в каждом хозяйстве была своя корова или коза, но не для мяса — только для молока. Мясо мы закупали у соседей по необходимости, засаливали, либо складывали в ледники. Да и более мы привыкли к дичине, к птице и рыбе, чем к говядине и тем более баранине.
Может показаться, что всё лето мы работали, не разгибая спины, почти без отдыха. Это, конечно, не так. Были и охоты, на которые традиционно съезжались ближние соседи с женами и детьми. Тогда у нас возле дома ставились прямо во дворе шатры наподобие степных и туда сносились лишние перины, подушки и покрывала. Мужчины ночевали в них, большинство женщин и детей тоже. В доме размещали только малышей или слабых здоровьем.
Ночевали в шатре и мы со Славкой, и с нами несколько молодых женщин — и пресловутая Агнешка, и еще несколько соседских дочек и жен. С Агнешкой я пыталась было поговорить, но сама не поняла, как у меня в руках оказалось несколько новых книг, да еще и с картинками.
Из девушек я была самой старшей, остальным и 18 не было.
Но и я была невестой, так что стыдиться мне было нечего. Напротив, молодые жены пытались со мной уединиться и рассказывали такие подробности семейной жизни, что я только ахала и краснела. Большинство вещей я уже знала из книг, но не верила, что такое происходит и в супружеских спальнях. Оказывается, я в свое время вела себя как монашка, довольствуясь торопливыми поцелуями и поспешными ласками в темноте. Пожалуй, я бы хотела испробовать все те вещи, о которых узнала.
Жаль только, что пока никакой возможности не было. Хоть Волчек и был почетным гостем на охоте, мы виделись очень мало. Едва и успели обменяться парой поцелуев в темном углу. А ночью, когда казалось бы, я могла бы и улизнуть к нему, за мной зорко следила Славка. Роли поменялись. Теперь она была моей дуэньей, а я — развратной девицей, только и думающей о мужских объятьях.
Охота окончилась, гости разъехались, а я осталась в смятении и грусти. Оставшись в одиночестве своей спальни, я жадно глотала Агенешкины романы, а потом поутру просыпалась в поту и с отчаянно колотящимся сердцем.
Мне уже было мало кратких свиданий с Митрием по воскресеньям, мне хотелось гораздо большего. Я едва сдерживалась, чтобы не затащить его в спальню, толкнуть в кровать и сделать с ним всё то, что мне снилось в этих постыдных снах.
Волчек или не замечал, или специально меня дразнил, но больше не было у нас поцелуев, кроме как скромного поцелуя руки. Было обидно, и в один день я приветствовала его очень сухо и весь обед молчала и в его сторону не смотрела.
Маневр удался. Он попросил у отца дозволения отпустить меня с ним до реки, а дальше он поедет сам. Линд пыталась было возразить, но под взглядом отца замолчала. Отец дозволил.
Некоторое время мы шли рядом. Уже смеркалось, и вечер был свежий, на луга вдоль реки ложился туман.
— Я чем-то обидел тебя, Милослава? — спросил, наконец, он.
Я молча поглядела на него и поплотнее укуталась в шаль.
— Ты не любишь меня больше? — остановился Волчек.
- Что ты думаешь о Славке? — спросила я.
Хоть сестра, казалось, успокоилась и смирилась с моей свадьбой, но я знала, как она плакала ночами и слышала ее детские молитвы.
— О твоей сестре? — удивился он. — Ну… хорошенькая девочка. А что я должен о ней думать?
— Она очень влюблена в тебя, — сказала я. — Давно.
— И что? Мало ли кто в меня влюблен, — пожал плечами оборотень. — Я ее знать не знаю. Да она совсем ребенок!
- Ей шестнадцать, — сообщила я. — Она вполне взрослая девушка.
— Я не понимаю, зачем ты мне это говоришь, — начал сердиться Митрий. — Я женюсь на тебе, а она мне неинтересна.
— Возможно, тебе бы стоило жениться на ней.
Он отпустил повод коня, схватил меня обеими руками и уткнулся носом мне в шею. Я знаю, что во время брачной ночи он прокусит это место, поставив на мне свою метку. Оттого-то каждый раз он и целовал меня там — то ли примерялся, то ли постепенно приучал меня к этой мысли.
— От тебя не пахнет другим, — пробормотал он, касаясь удлинившимися клыками моего плеча.
Я вдруг осознала, что он едва сдерживается, чтобы не укусить меня прямо сейчас.
- У меня нет другого, — отвечала я, замерев. — Но возможно, я тебе больше не нравлюсь?
Он шумно втянул воздух, а потом взял мою руку и потянул вниз, положив ее ниже своего пояса.
- Ты не понимаешь, — прошептал он. — Я схожу с ума от невозможности немедленно сделать тебя своей. Я боюсь к тебе прикасаться.
Замерла, прекрасно понимая, что одно дело — позволить жениху чуть больше, чем следовало, и совсем другое — набрасываться на него как мартовская кошка.
Он так и не поцеловал меня. Оттолкнул от себя, вскочил на коня.
— Я больше не приеду до свадьбы, — крикнул он. — Не могу так.
— Стой, — сказала я непонятно зачем. — Обещай мне… если что-то со мной случится, ты женишься на Славке.
— Ты с ума сошла? — сухо спросил Волчек. — Ничего не случится.
— Обещай.
— Ладно, — вздохнул он. — Обещаю, что если случится что-то, отчего ты не сможешь выйти за меня замуж, я возьму в жены Славку. Довольна?
Он сжал бока своего коня и умчался прочь. Я побрела домой. Самые мрачные предчувствия обуревали меня.
Таман.
Я точно знала, что он здесь, в нашей волости. Он не приехал повидаться со мной, но это и не удивительно. Отец наверняка запретил. Как запретил мне ездить на традиционный торг со степняками, взяв на этот раз с собой Славку. Славке, а не мне дарили цветные бусы, Славку, а не меня катали на лучших лошадях и угощали горячими лепешками. Впрочем, сейчас меня это вовсе не расстроило.
Я чувствовала, что он где-то рядом. Мне порой казалось, что я ощущаю на себе его взгляд. Даже сейчас. Особенно сейчас. Я уверена, что он следит за мной. Видел и разговор с Волчеком, да и слышал его. Мы голосов не сдерживали. И сейчас я думала про себя, что я последняя тварь. ОН слышал про Славку. Я подготовила ЕМУ путь и прикрытие.
Разве может порядочная девушка думать о двоих мужчинах сразу? Разве может любить… ну пусть не любить, любовь — слишком сильное слово — мечтать о двоих? Я готова была принять как мужа и степняка, и оборотня. Я, пожалуй, даже не могла решить, кто из них мне милей.
Что я сейчас сказала Митрию? Для кого я это сказала: для Славки? Или для себя? Прозвучало это словно «Эй, Таман. Я не так уже и хочу замуж за Волчека. Пусть он женится на Славке, если ты вдруг меня сподобишься украсть».
Впрочем, нет. В тот момент я думала только о слезах в глазах сестры. Митрий хорош, мне он нравится, но если ничего не сложится — я не буду долго переживать.
Я тряслась как осиновый лист, в каждый момент ожидая нападения, но не могла не думать о степняке. Все-таки я была в него немного влюблена. Или не немного. Первая любовь — она, наверное, никогда из сердца не выветрится.
Внутри словно узел завязан, я вздрагиваю от каждого шороха, иду, стараясь не сорваться на бег. Не мчусь домой со всех ног только потому, что боюсь упасть и сломать ногу перед свадьбой — тропинка через луг не самая ровная.
Ближе к дому меня встречает отец, сказав, что вышел прогуляться. Хорошо, что темно и он уже не увидит мои, вероятно, безумные глаза. Поднявшись в свою комнату, я свернулась калачиком на кровати и позволила, наконец, себе заплакать.
Не хочу замуж!
Не хочу ничего менять в жизни!
Хочу целоваться с Волчеком в конюшне. Хочу танцевать с Таманом. Хочу хозяйничать в доме отца, где всё знакомо, всё понятно, где меня уважают. И детей не хочу — это больно и страшно. А у оборотней принято рожать много детей. У степняков тоже.
Так и заснула в платье, даже не укрывшись одеялом.
Следующим утром я была совершенно разбита. Сказалось вчерашнее напряжение. На Волчека осталась обида. Оказывается, ему так просто заявить — я больше не приеду. И всё. А как буду чувствовать себя я — плевать. Такая же иррациональная обида и на степняка. Шла ведь вчера одна, ночью. Мог бы и показаться!