Звезда Гаада (СИ)

Споткнулась и едва не выронила свою драгоценность. Всё-таки, нос задирать вредно. Буду лучше под ноги смотреть. Ну, и по сторонам тоже.
Набравшись решимости, обратилась к безобидной на вид бабке, шедшей мне на встречу:
— Скажите, пожалуйста, где находится рынок?
Смерив меня подозрительным взглядом, горожанка объяснила. Нужное место находилось неподалёку. Походила, осмотрелась. Вязанных вещей тут вообще нет. Ни крючком вязанных, ни спицами. Кружев нет. Разве что цветистые платки и ткани. Хм, и ассортимент ниток маленький. О, всё-таки, выбор есть, но это для вышивания. Хотя есть нитки потолще, из которых можно вязать.
Прикинув, сколько стоят обычные ткани, сколько стоят крашеные ткани, нитки, украшения, выбрала свободный уголок с краю, близ стола со всякими лентами, цветными нитками и прочими приятными для женщин вещами, встала там, вытащила одну из салфеток, развернула. Рот продавца всяких девичьих вещей широко раскрылся, когда он разглядел моё творение. Впрочем, парень быстро скинул с себя изумление и торопливо спросил:
— Почём продаёшь?
— А во сколько вы и добрые люди оценят? — громко спросила я.
Он аж руками замахал. Мол, говори потише. Небось, испугался, что другому продам. Значит, могу сбыть моё рукоделие за высокую или хотя бы среднюю цену. А за мелочь её продавать нельзя. Да и жить в незнакомом городе на что-то надо. Что угодно, а в мессии лезть не хочу! Ну нафиг! Вот поживу спокойно, узнаю, чего да как. Прикину, где дорогу в родной мир искать, к кому обратиться. Вот этим, притащившим меня, явно всё равно. Или у них всё же есть какие-то планы на меня?.. Но что же тогда сразу ничего не сказали: ни потребовали, ни предложили?..
Торговцу не повезло: две толстых женщины с высокими причёсками уже приметили мой товар. Подлетели ко мне, впились в мою салфетку взорами.
— Что такое?!
— Какие кружева!
— Никогда таких не видела!
— За сколько продашь?
— А за сколько купите?
— Два медяка! — предложила одна.
— Три медяка! — торопливо сказала другая.
И они сердито уставились друг на друга.
Подошли ещё несколько женщин, привлечённые их криками. И стали торговаться, переругиваться друг с другом. На шум собрались другие возможные покупательницы. Самым лучшим предложением было восемь медяков. Больше восьми давать или не могли, или не хотели.
— Десять! — прокричал молодой торговец. И показал мне крупную монету.
Эх, надо было все монеты из кошеля рассмотреть, тогда бы разобралась в их числах!
Лица возможных покупательниц, увидевших его медную монету, стали унылыми. Уж им-то известно, больше предложенное им или меньше. Но жадность заставила меня поинтересоваться, даст ли кто-то больше. Кто-то предложил девять. Больше никто не хотел давать.
— Тогда я продаю её вам, — протягиваю салфетку парню.
Тот торопливо сунул мне монету, спрятал покупку за пазуху. Может, стоило потребовать больше? Попробую.
Достаю вторую салфетку, с таким же узором. Погрустневшие было женщины и девушки — тех тоже порядочно набежало — приободрились.
— Девять! — выкрикнули две.
— Десять! — перекричал всех молодой торговец. Его глаза, устремлённые на вторую салфетку, алчно блестели.
Но я из вредности вопросила:
— Кто даст больше?
Парень нахмурился, но тотчас предложил:
— Одиннадцать! — и торопливо показал мне две монеты — крупную, какую дал мне, и мелкую, какими я за пирог и полотенце расплачивалась.
Ой, а вдруг я в трактире (или корчме?) больше чем нужно заплатила? Но тогда бы те парни с мечами как-то выдали своё удивление: взглядом, усмешкой, колким словом. А они вполне нормально себя повели.
— А больше?
Девушки и женщины подавленно молчали. Я стала торговаться с парнем. После долгих споров сошлись на шестнадцати. Трудно определить, на кого после второй продажи смотрели более завистливо: на продавца или на покупателя. Спрятав выручку в тот же карман, что и первую — кошелем на рынке светиться не хочу — извлекла третью салфетку, с более затейливым узором. Ахи и вздохи посыпались со всех сторон. Толпа увеличилась втрое.
— Сколько предложите, люди добрые? — я уже вошла во вкус. То ли во мне есть некая торгашеская черта, то ли жадность разыгралась.
Молодой торговец сцапал край салфетки:
— Семнадцать!
Какая-то девушка с волосами, собранными в косу, протолкалась ко мне, тоже ухватилась за салфетку. Едва не плача, произнесла:
— Десять!
— Семнадцать! — парень торжествовал, полагая, что и из этой торговой схватки выйдет победителем.
— Десять! — девица шмыгнула носом.
— Кария, да ты что! — бурно среагировала какая-то худощавая женщина лет сорока, возможно, мать, родственница или знакомая. — Это ж все твои сбережения!
— Десять! — упрямо стояла на своём Кария.
— Восемнадцать, — молодой торговец решил раздавить соперницу.
Та заплакала от досады. Да, десять медяков — всё, что у неё было. Или всё, что осталось.
Посмотрев на девушку, не выпускавшую салфетку, на нахально усмехающегося парня, сказала то, чего ни сама от себя, ни они от меня не ожидали:
— Хватит плакать, Кария! Я продам тебе её за пять медяков.
Какой тут шум поднялся! Молодой торговец стал браниться, другие девушки и женщины начали наперебой уговаривать продать им за пять медяков. А как смотрела на меня Кария! Творцу приятно, когда его творение так кому-то понравится, что последние деньги готов отдать, а то и душу. Кто-то второпях предложил шесть, семь. Я осторожно освободила салфетку из руки парня и произнесла, обращаясь к девушке:
— Кария, давай пять монет.
Она взглянула на меня и недоверчиво, и радостно. Что-то во мне дрогнуло от её взгляда. Похоже, эта горожанка не богата и для неё десять медяков — солидная сумма. Имею ли я право требовать хотя бы пять? Но это ж мой труд, в конце концов! Так что мне решать.
Девушка протянула мне крупную монету, по размеру как та, считавшаяся за десять медных. Разве что значок на ней был иной. Хм, никто не возмущался, значит, это монета действительно считается за пять мелких.
Я сунула монету в карман, она торопливо положила добычу в корзинку, под другие покупки, потяжелее которые, и выскользнула из толпы. Женщины и девушки, ворча, разошлись. Кстати, увлёкшись, я совершенно забыла о палке. Моё скромное оружие попало под ноги неудавшихся покупательниц. И теперь было грязным и в некоторых местах раздавленным. Ходить с таким оружием — только на смех себя выставлять. Ладно, я себе другую палку достану.
Только сделала шаг от стола, как молодой продавец ухватил меня за запястье.
— Чего тебе? — окидываю его недовольным взором.
— Скажи, где ты их взяла?
Гордо поднимаю голову:
— Не скажу. Отпусти меня!
Он послушался. И повторил вопрос.
— Ну, какое тебе дело?
— Как какое? — растерялся парень. — Если я узнаю, кто их делает, смогу заказать у него.
Шучу:
— Дашь два медяка — скажу.
Он торопливо достал две монеты. Потребовал:
— Теперь говори!
Победа мне совсем голову замутила, я упёрла руки в бока и нагло заявила:
— Сначала деньги отдай.
— Точно скажешь? — продавец нахмурился.
— Точно. И все они слышали, — показываю ладонью на ближайших продавцов, наблюдающих за нами.
Получив монеты, признаюсь:
— Я их сделала.
Тотчас ближайшие продавцы — один из них едва свой стол с товарами не перевернул — и покупатели, прислушивающиеся к нашему разговору, бросились ко мне. И осыпали меня заказами. Парень, купивший две салфетки, опять вцепился в меня как клещ. Пока торговцы и простые горожане делали заказы, кто-то что-то стащил из товаров, оставленных владельцами без присмотра. Кто-то из людей, находившихся поодаль, кому до чужих столов добраться быстро не удалось, с досады прокричал:
— Воруют!!!
Тотчас поднялся переполох. Кто-то кинулся за ворами. Кто-то под шумок ещё что-то утащил. И их попытались поймать. Я пообещала немногочисленным заказчикам, оставшимся подле меня, подумать над их предложениями. Потом вдруг обнаружила, что у моего покупателя милые нитки. И некоторые из них мне бы подошли. Парень, заметив, как я смотрела на нитки, торопливо объяснил, какие сколько стоят. Видимо, теперь мои глаза алчно заблестели. Торговец, усмехнувшись, сообщил, что при определённом выборе возьмёт с меня чуть меньше.