Стрелок (СИ)

Фыркнул и глянул в свинцовое небо. Оно разбухало и вспыхивало, готовясь прорваться грозой и ливнем.
Духота давила. Тишина настораживала. Волк повел ухом, прислушиваясь. Земля дрожала, мелко-мелко.
Как плачущая женщина.
Булыжники под лапами завибрировали, пошли волной, вздыбились. Волк отпрыгнул в последний миг. Там где он стоял, зашипело и расползлось черное пятно. По загривку просыпались серебряные капли. Волк зарычал.
Ведьма почуяла его. Огненные щупальца заскользили по земле. Они переплетались и разбегались. Натыкались на стены или столбы — замирали, ощупывали преграду и пожирали. Ничто не могло остановить их. Все, что вставало на пути — осыпалось золой или исчезало в прожорливой пасти пламени.
И волк был следующим. Огненные нити подбирались боязливо, шипя и щерясь змеиными мордами. Кружили вокруг снежно белого зверя. И в их диком танце не было места лишь дымчатой нити. Она струилась у лап волка. Ластилась, будто любовница. Манила за собой. Волк улыбнулся. Нить обвила массивную шею зверя, запуталась в подшерстке и осела дожем на спине. Вдали сверкнула молния. Одна. Вторая. Третья. Они били до самой земли. В одно место. Туда, где умирала ведьма.
Волк побежал. Огненные змеи заскользили следом. Они путались между лапами, опаляли шерсть, плавили камни дороги. Позади волка раздались крики и звериный рев — огонь вышел на охоту. Впереди заплакал ребенок. А на пути волку попалось тело. Искореженное, будто пластмассовая кукла. С черными ожогами вместо кожи, оно распласталось на брусчатке, счастливо улыбаясь. Другое тело болталось на распахнутой оконной раме — наполовину сгоревшее, с трепыхающимися на ветру внутренностями. Третье превратилось в мумию — серую, высохшую, но с живыми, пылающими огнем глазами. Мертвый человек до сих пор боролся за свою душу…
Их были десятки, изувеченных ведьмой тел. Сотни обратились пеплом и поземкой кружили по улочкам. Волк ощущал их запахи. И души их захлебывались в нутре огненного демона. Но волк не останавливался. Подшерстком чуял нарастающую мощь огня. Он притягивал молнии. Набирался сил, чтобы выпить этот городок до последней капли.
А волк нашел ведьму.
Она лежала на площади. Свернувшись клубочком, как беззащитное дитя. По телу ее струилась черная кровь. Вокруг били молнии. Дымчатая нить соскользнула с шеи волка, прочертила ему путь к хозяйке. Запуталась в рыжих волосах ведьмы.
Волк мягко шагнул в центр бури. Молнии как будто отступили. Внутри грозы пахло озоном и свободой. Ведьма спала. По ее исчерченному шрамами лицу струились слезы. Волк слизал одну. Горькая. Он уткнулся носом в ее щеку, тихо заскулил. Ведьма вздохнула и открыла глаза, залитые тьмой…
* * *
Макс.
Наше время.
Зима наступила внезапно.
Пустынная дорога покрылась снежными сугробами, и редко на ней можно было встретить машину. Леденящий воздух проникал под куртку, обжигал кожу. Пальцы занемели даже в перчатках. Но Макс гнал вперёд. А чёрное солнце за спиной превращало огромное пространство, засыпанное снегом, в мертвую пустыню.
Макс был в пути уже два месяца. Останавливался на ночлег лишь в короткие часы грозы. Когда исчезало солнце — легче дышалось и зверь внутри засыпал. Но облегчение длилось недолго, и Макс снова отправлялся в путь.
Людей он сторонился, как и больших городов. В его памяти до сих пор жили воспоминания о человеческих толпах, с ужасом глазеющих в пурпурное небо.
Чёрное солнце пугало их и завораживало, пробуждая странное чувство неизбежности.
Но с Максом все было иначе — небесное светило убивало его.
Стоило ему только взглянуть на солнце, как руки выкручивало и хотелось оторвать их от тела. Глаза ничего не видели, кроме черно-алого круга над головой. Кровь закипала от всплесков адреналина, будто по венам растекалась лава.
Но схлестнувшись с магией, огонь пробуждал зверя. Хищник медленно раздирал плоть изнутри. Рвался на волю.
От неистового желания выть Макс сжимал горло холодными пальцами до судорожного кашля. Искривлённые когти прорывали перчатки, впивались в кожу. Бурые следы покрывали все тело и почти сразу же исчезали, сменяясь новыми. Кости хрустели, не давая демону вырваться на волю. Жестокая опоясывающая боль душила Макса, как спрут. Оживляла зверя, безжалостного и проклятого…
Подавив дикую ярость, Макс оседлал своего железного коня и помчался прочь от мегаполисов спиной к зияющей дыре вместо дневного светила, оставляя лишь отпечатки шин на сером асфальте…
Рёв мотора разорвал гнетущую тишину леса, всполошив стайку птиц, и затих. Макс слез с мотоцикла и осмотрелся. На узкой тропе, бегущей со стороны высоких гор, виднелись свежие следы волчьих лап. Над
тёмным лесом повисла багровая луна. Значит, ему туда. Хищник внутри вёл его на зов колдуньи. Её эфемерный образ, возникающий в мареве бреда, преследовал Макса с тех пор, как исчез день…
Лунный свет проникал в лесную чащу, бликами играя в нетронутом покрывале из снега и мягко касаясь Макса. В ясно-алом сиянии измождённое человеческое лицо перекашивало болью, глаза горели точно у совы, высматривающей добычу, а слух улавливал приглушённые шорохи…
Пробираясь между старыми деревьями, кривые ветви которых тянулись ввысь, как руки скелетов, Макс вышел на круглую поляну. В самом центре одиноко стояла сожжённая молнией сосна, совершенно голая и почерневшая. Макс медленно прошёл к дереву и, обессиленный голодом и бессонницей, опустился на замёрзшую землю. Звуки приближались…
Его лицо исказила гримаса, когда в кустах за спиной раздался треск. Макс обернулся, встретившись взглядом с выцветшими глазами чёрной волчицы. Наступила долгая холодная ночь, пережить которую одному из них было не суждено…
…Макс очнулся в огромной светлой комнате, пронизанной лучами света. По потолку бегали солнечные зайчики, то исчезая, то появляясь снова. Тёплый ветерок легонько касался влажной головы и ускользал, теряясь в шорохе занавесок. А откуда-то издалека доносился задорный смех и протяжный скрип качели.
Макс резко сел на диване, коротко взвыв от пронзившей голову адской боли, и бессмысленным взглядом уставился в распахнутое окно, из которого врывался терпкий аромат сирени. Ладонями потерев глаза, отгоняя мутную пелену, он осмотрелся. Обстановка была знакома — он проснулся в собственной квартире. Неясное воспоминание о совершенно другом месте всплыло в памяти. Со стоном Макс сдавил виски, в которых отдавала тягучая боль, и глянул на будильник. Почти полдень.
Он ничего не понимал, но чувствовал острую необходимость поговорить с Кирой, словно именно она могла ответить на все вопросы.
Макс с трудом встал с дивана, ведомый сладким ароматом сирени, и подошел к распахнутому окну.
— Весна? Что за бред? — он нахмурился, потирая виски. — Стоп! Какая весна? Должна быть осень!
Он метнулся к телевизору на стене, щелкнул кнопкой. Громкий женский голос оглушил его прежде, чем на экране появилась студия Новостей. Симпатичная брюнетка рассказывала что-то о пропавшем полицейском, а за её спиной крупным шрифтом виднелась сегодняшняя дата: 14 мая.
Острое, как вспышка, чувство страха, пронзило Макса насквозь. Он чувствовал, как медленно холодела спина, и липкий, противный пот проступал на лбу. Картинка на голубом экране сменилась — на фоне здания Прокуратуры корреспондент брал интервью у капитана полиции Каролины Лазаревой. Добавив звук, Макс отступил на пару шагов, внимательно всматриваясь в бледное лицо своей сестры.
— Мы делаем все возможное, — официальным тоном отвечала она на вопросы корреспондента, — В деле появились новые обстоятельства и подозреваемые. Так что я уверена, в скором времени мы найдем майора Лазарева живым и здоровым…
Макс медленно опустился на диван. Оказывается, он пропал полгода назад. Без вести…
На смену первобытному ужасу пришло осознание того, что в его памяти образовалась огромная дыра. Провал размером в долгие шесть месяцев. Никаких воспоминаний, словно кто-то стёр их начисто. Кто? Что произошло за это время? Почему он ни черта не помнит?