Иствикские ведьмы
– Не похоже, чтобы Даррила занимали такие мысли.
– А он на самом деле очень богат?
– Я знаю, что он еще не расплатился с Джо.
– Богачи всегда так. Держат свои деньги и наживают проценты.
– Обрати внимание, дорогая.
– Как можно не обратить внимания?
– У меня кончики пальцев сморщились от воды.
– Ну что, вылезаем, а то нашим амфибиям, может, уже пора откладывать яйца?
– Оки-доки.
– Идем.
Они тяжело, с плеском вылезали из воды: словно после химической реакции свинец превращался в серебро. Ощупью нашли полотенца.
– Где он?
– Может, спит? Я хорошо погоняла его на корте.
– Говорят, если потом не намазаться кремом, после определенного возраста вода не полезна для кожи.
– У нас есть притирания.
– Целые ведра притираний.
– Просто вытянись. Расслабилась?
– О да. Расслабилась.
– А вот и еще одна, как раз под грудью. Как крошечный розовый ротик.
Хоть в комнате и было темно, ничего не было странного в том, что женщины разглядели и такую малость, ведь зрачки у всех четырех расширялись, словно переливаясь в серую, ореховую, карюю и голубую радужки. Одна из ведьм ущипнула Дженнифер за ложный сосок и спросила:
– Что-нибудь чувствуешь?
– Нет.
– Хорошо.
– Стесняешься?
– Нет.
– Хорошо, – произнесла третья.
– Ну, разве она не мила?
– Да, мила.
– Просто подумай: «Плыву».
– Я чувствую, что лечу.
– Мы тоже.
– Всегда.
– Мы здесь с тобой.
– Потрясающе.
– Мне нравится быть женщиной, – сказала Сьюки.
– Ну и будь, – сухо ответствовала Джейн Смарт.
– Но я и в самом деле такчувствую, – настаивала Сьюки.
– Девочка моя, – говорила Александра.
– Ох, – слетело с губ Дженнифер.
– Нежней. Мягче.
– Райское блаженство.
– Я считаю, – со значением говорила по телефону Джейн Смарт, словно ей возражали, – слишком уж она обаятельная. Слишком скромная и слишком похожа на Алису в Стране Чудес. По-моему, у нее что-то на уме.
– Но что она может замышлять? Мы бедны как церковные мыши, к тому же у нас в городе дурная репутация.
Мыслями Александра все еще была в своей мастерской, рядом с наполовину заполненной арматурой двух летящих, держащихся за руки женщин. Ее не оставляло беспокойство: когда она набила фигуры пропитанными клеем комками бумаги, ей так и не удалось сообщить им ту же убедительность, что и маленьким глиняным фигуркам. Ее тяжеленькие малышки так надежно покоились на приставных столиках и каминных полках в шумных комнатах.
– А ты представь себе, – дирижировала Джейн. – Неожиданно она остается сиротой. В Чикаго она, очевидно, запуталась в делах. Их дом слишком велик, его трудно отапливать и трудно платить налоги. А поехать больше некуда.
Последнее время Джейн готова была отравить все, к чему бы она ни прикасалась. За окном на холодном ветру бесснежной зимы раскачивались коричневатые, как воробьи, ветки и пустая кормушка для птиц. Дети Споффорд были дома на рождественских каникулах, но ушли на каток, а у Александры выдался часок для работы, его нельзя было терять.
– А я думала, что Дженнифер приятное дополнение к нашей компании, – сказала она Джейн. – Мы не можем постоянно вариться в собственном соку.
– Мы также не можем уехать из Иствика, – к ее удивлению, сказала Джейн. – Разве не ужасно то, что случилось с Эдом Парсли?
– А что с ним? Он вернулся к Бренде?
– Вернулся, да не целиком, – был жестокий ответ. – В кусках. Он и Дон Полански подорвались в доме, когда пытались делать бомбы. – Александре вспомнилось его бледное лицо на вечернем концерте, последний взгляд, брошенный ею на Эда. Его аура окрасилась болезненным зеленым цветом, а кончик длинного гордого носа, казалось, еще больше вытянулся, и поэтому лицо сползло на сторону, как резиновая маска. Она тогда уже могла сказать, что он обречен. Грубый образ, подсказанный Джейн, «вернулся в кусках», – резанул Александру по сердцу, согнутая в локте рука поплыла в сторону вместе с телефонной трубкой и с голосом Джейн, а глаза и тело устремились сквозь оконный переплет, как сквозь сетку яйцерезки. – Его опознали по кончикам пальцев на руке, найденной среди обломков, – говорила Джейн. – По одной этой руке. Сегодня утром все это передали по телевидению. Удивляюсь, как это Сьюки тебе не позвонила.
– Сьюки разговаривала со мной несколько раздраженно, может, ей показалось, что Дженнифер была с ней высокомерна в тот вечер. Бедняжка Эд, – сказала Александра, чувствуя, как ее уносит медленным взрывом. – Сьюки, должно быть, убита.
– Я не заметила, когда разговаривала с ней полчаса назад. Ее больше беспокоит, какую часть этой истории захочет увидеть в «Уорд» ее новое начальство; на месте Клайда теперь молодой человек, моложе нас, его прислали хозяева газеты; все считают, что они главари мафии, которая обитает, как ты знаешь, на Капитолийском холме. Он только что из Браун-колледжа и совсем не разбирается в редакторской работе.
– Она винит себя?
– Нет, с чего бы это? Она ведь не заставляла Эда бросить Бренду и бежать с этой глупой маленькой потаскушкой, скорее наоборот, делала все, что в ее силах, чтобы сохранить их брак. Сьюки говорит, что велела ему держаться за Бренду и свой приход, по крайней мере, до тех пор, пока он не наладит контакты со службой по связям с общественностью. Именно туда, в эту службу, подаются священники, оставляя церковь.
– Я этого не знала, – тихо сказала Александра. – А руки Дон, тоже нашли?
– Не представляю, что там осталось от Дон, но смерти она могла избежать, если только…
«Если только не была ведьмой», – мысленно докончила за нее Александра.
– Даже это не очень-то поможет, если речь идет о кордите или как там его называют. Даррил знает.
– Даррил считает, что я уже готова сыграть что-нибудь из Хиндемита.
– Дорогая, это замечательно. Жаль, он не говорит, что я готова вернуться к своим малышкам. Начать с того, что мне нужны деньги.
– Александра С. Споффорд, уж Даррил придумает для тебя нечто из ряда вон, – строго выговаривала Джейн Смарт. – Эти нью-йоркские дельцы, его приятели, приобретают какую-нибудь безделку за десять тысяч.
– Но не мои безделушки, – сказала она сердито и положила трубку. Ей не хотелось стать просто одним из ингредиентов в ядовитом горшке у Джейн, частицей ее обычного ежедневного варева, ей хотелось смотреть в окно, созерцая на многие мили вокруг опустевшую золотистую землю с серо-зелеными пятнами и вершины далеких гор, белевшие, как неподвижные облака.
Должно быть, Сьюки простила Александре то, что та пленилась Дженнифер, потому что позвонила ей после заупокойной службы по Эду, чтобы отчитаться. Между тем выпал снег. Всякий раз забываешь об этом ежегодном чуде, о снежном просторе и свежем морозном воздухе, о косо летящих снежинках, покрывающих все штрихами гравировки, о большом снежном берете, надетом утром набекрень на птичью кормушку, о сохранившихся на дубе и ставших ярче сухих коричневых листьях, темно-зеленых стеблях болиголова с опущенными веточками и ясной голубизне неба, похожего на опрокинутую чашу; стены дома пронизаны возбуждением, неожиданно оживают обои, загадочна упорная обособленность амариллиса в горшке на окне,
отбрасывающего бледную фаллическую тень.
– Выступали Бренда, – говорила Сьюки, – и какой-то зловещего вида толстяк, революционер, с бородой и длинными, завязанными сзади хвостом волосами. Он сказал, что Эд и Дон – жертвы полицейской тирании или что-то в этом роде. Он очень волновался, с ним были люди в кубинской военной форме, и я боялась, что они начнут драку, если кто-нибудь заговорит или как-то нарушит церемонию. Но Бренда правда храбрая, держалась замечательно.
– Да?
Фальшивая монета, вот как запомнилась Александре Бренда: голова с гладко зачесанными светлыми волосами, туго закрученными в пучок на затылке, повернута в сторону в павлиньем смешении аур на вечернем концерте. Из других встреч в памяти всплыло длинное, довольно бледное лицо с ярко накрашенными, самодовольно поджатыми губами, с этим слишком ярким блеском розы, у которой вот-вот осыпятся лепестки.