Череда

Подсудимый помолчал, потом буркнул:
– Нет.
– Вот она утверждает, что с вами парке еще был мужчина, а вы отказываетесь, заявляете, что был один. Кто же говорит правду? Потерпевшей, видимо, нет оснований вводить нас в заблуждение, так что, выходит, вы покрываете соучастника? Суду надо знать правду, а вы, вместо того чтоб помочь и нам, и себе, ухмыляетесь, как будто не перед судом стоите, а где-то в цирке.
Судья помолчала, видимо, стараясь унять волнение. На ее щеках и на шее выступили розовые пятна. Она листала документы, лежавшие перед ней в папке, остановилась на одном, взяла его за уголок двумя пальцами.
– Вы работали на заводе подсобным рабочим, имели зарплату восемьдесят рублей, жили в общежитии… На одного человека, без семьи, восемьдесят рублей не так уж и мало, да если бы и мало, разве это значит, что надо идти на улицу и грабить людей?
Подсудимый молчал.
– Вот у меня характеристика с места вашей работы, – опустила на стол судья листок, который держала в руках, постучала по нему пальцем. – Здесь очень мало хорошего пишут о вас. «За время работы на заводе Зайчик Виктор Павлович показал себя недисциплинированным, часто грубил, приходил на работу пьяный…» – прочитала судья. – Вам что, на водку нужны были деньги, и вы ограбили женщину?
Подсудимый помолчал, потом ответил как бы нехотя:
– Я был пьян… Не помню, что делал.
Судья внимательно на него посмотрела.
– То, что вы были пьяны, не оправдание для вас. Пьянство часто приводит к преступлению. Сколько вы в тот вечер выпили?
Подсудимый подумал, будто вспоминал.
– Поллитра. И пиво еще… Не помню…
– Поллитра и пиво на двоих?
Зайчик спохватился, словно опомнился:
– Не на двоих… Я один пил… Не помню, сколько уж, не помню.
– Покрываете соучастника! – строго сказала судья.
Вызывали свидетелей, сначала парня в куртке, и он рассказал, как седьмого февраля в десять часов вечера, идя через парк домой, услышал крик девушки, потом увидел парня, который убегал в темную сторону парка, погнался за ним и дал ему подножку.
Милиционер рассказал, что, неся дежурство в парке вечером, он увидел двух мужчин, которые дрались, и один из них кричал, звал милицию. Когда милиционер подбежал к мужчинам, то видел, что один из них хочет убежать, а другой его держит. Задержанный и был подсудимый Зайчик, который отнял сумочку у гражданки Ивашкевич Маргариты Ефимовны.
Как ни старалась судья выяснить, кто был вместе с подсудимым в парке, кто вместе с ним подошел к гражданке Ивашкевич, Зайчик не сказал.
Выступал прокурор. Он гневно обвинял подсудимого. Это пьяница, хулиган, который в своем падении докатился до того, что стал грабителем – в парке вечером остановил девушку и начал угрозами заставлять, чтоб она отдала сумочку с деньгами, а когда девушка не согласилась, силой ее отнял. Подсудимый не назвал имени своего соучастника, что еще больше усугубляет его вину, в суде вел себя нагло, в своем злостном поступке не раскаялся, хотя и признал свою вину. Прокурор потребовал сурового наказания подсудимому Зайчику – пять лет лишения свободы с отбыванием срока в колонии.
Защитник обращала внимание суда на то, что гражданин Зайчик судится впервые, что если не теперь, то позже поймет постыдность своего поступка, и просила суд убавить срок наказания.
Павел Иванович сидел за судейским столом на возвышени, в кресле с высокой спинкой, с паврой стороны от судьи. Из зала на него смотрели просто одетые люди, притихшие, преисполненные внимания к тому, что здесь происходит, преисполненные уважения к людям, которые вершили суд. Для них судья и заседатели, прокурор и защитник были действительно на возвышении, они олицетворяли собой закон, справедливость, они служили правде, добру.
Среди тех, кто сидел в зале, была женщина в сером платке и зеленом зимнем пальто. На коленях у нее стояла большая черная сумка, такая, с которой хозяйки ходят по магазинам. Женщина сидела позади подсудимого, немного сбоку, и все поглядывала на его голую шею, на стриженую голову. Иногда она вынимала из своей сумки носовой платок, вытирала глаза, тихонько сморкалась в него и снова клала платок в сумку. «Кто она подсудимому? – подумал Павел Иванович. – Сестра? Тетка? Просто знакомая? Она жалеет подсудимого, хотя тот сделал такое, после чего, бывает, и родная мать отвернется.
Судья объявила, что суд покидает зал для вынесения приговора. Все встали, и подсудимый встал, опять будто нехотя, боком, пряча руки за спину.
* * *
Зайчику Виктору Павловичу присудили четыре года лишения свободы с отбыванием срока в колонии. Павел Иванович просил судью уменьшить срок наказания, он не знал, что сказать, чтоб поступок Зайчика выглядел не таким омерзительным, хотел найти хоть какие-то обстоятельства, которые смягчили бы вину судимого, но не мог найти таких обстоятельств, не мог ничего придумать, что хоть немного оправдало бы этого человека.
– У вас, Павел Иванович, доброе сердце, вы жалеете даже грабителей, а жалеть их не следует, – сказала судья.
Ее поддержал и пожилой заседатель.
– Нам надо усилить борьбу с преступниками, – сказал он. – Коммунизм строим, а с такими людьми как построишь…
Приговор суда зал слушал стоя, поднялись и милиционеры, которые привели подсудимого.
Зайчик стоял отдельно, отгороженный ото всех деревянным барьером, руки заложены за спину, пальто расстегнуто, и были видны зеленая лыжная куртка с замком «молнией», синие штаны с пузырями на коленях. ОН больше не ухмылялся, лицо его, кажется, даже слегка побледнело. А женщина в сером платке и в зеленом пальто заплакала опять, полезла в свою сумку искать носовой платок.
Когда судья с заседателями вернулись в кабинет, в дверь тихо постучались, и эта самая женщина несмело открыла дверь.
– Можно? – спросила она.
– Заходите, – ответила судья. Она уже сидела за своим столом, перебирала бумаги и только краем глаза глянула на вошедшую – та стояла у двери, держа двумя руками перед собой сумку.
– Что у вас ко мне? – спросила судья.
Женщина сделал шаг к столу и остановилась.
– Я… Я попросила бы вас… Мне бы поговорить, поговорить только…
– С подсудимым? – сразу поняла судья, чего просит женщина.
– Ага, – кивнула та головой. Глаза у нее были заплаканные, нос слегка покраснел.
Судья помолчала, перекладывая папки с одного конца стола на другой, потом сказал:
– Идите… Скажите, что я разрешила…
Лицо у женщины сразу стало мягче, и она, забыв поблагодарить, быстро пошла за дверь.
Павел Иванович опять подумал: кем приходится эта женщина Зайчику? Если б остановить, спросить, она сказала бы, кто такой этот Зайчик, кто его отец, мать… все сказала бы.
Впрочем, он мог бы, как и эта женщина, попросить у судьи разрешения поговорить с подсудимым, выяснить все у того, ему судья тоже позволила бы, но пришлось бы что-то придумывать, почему он хочет погооворить с этим Зайчиком, а что мог придумать Павел Иванович? Судья еще заподозрит что-нибудь. И Павел Иванович не пошел за женщиной, чтоб поговорить с ней, не попросил и разрешения у судьи повидаться с подсудимым.
Вошла секретарша, неся в руке тоненьку папку в розовой обложке, положила папку судье на стол. Судья полистала бумаги, собранные в папке.
– Этим пошлите повестки, – сказала она секретарше. – Пошлите… – Она начала листать календарь, который стоял у нее на столе на деревянной подставке. Все листки в календаре были исписаны вдоль и поперек и чернилами, и карандашом. – Пошлите на двадцать пятое, – сказала судья и, пометив себе в календаре, отдала папку секретарше.
– А следующее дело будем слушать или после перерыва? – спросила секретарша.
– Сейчас сделаем перерыв, – ответила судья. – После обеда будем слушать следующее дело. У нас там расторжение брака?
– Да, – кивнула секретарша.
А Павел Иванович вдруг подумал, что сделала бы его жена, если б узнала обо всей его истории, – может, тоже подала бы на развод и ему пришлось бы стоять в этом зале, давать объяснения. Какими глазами смотрела бы на него судья, теперь такая с ним приветливая, как смотрела бы на него эта молоденькая девушка – секретарша.