Ленинградская зима
Настоящие имя и фамилия — Соколов Геннадий (Иванович). Возраст — 29 лет. Из крестьян северной части России (район Вологды). До 1929 года отец имел сыроварню, затем ее конфисковали. Отец был лишен прав и выслан. Впоследствии он пропал без вести. Агенту в то время было 20 лет. Вместе с матерью он переехал в Ленинград, где брат матери работал дворником. Поселились у него. Частным образом агент изучил фотографию и последние 6 лет работает в артели «Фотоателье». Часто выезжает (перспективно для нас): летом — на курорт, зимой — по вызовам — на свадьбы, похороны и т.д. (следует продумать использование его возможностей как фотографа, свободно передвигающегося по городу).
Стимул агента — жажда мести за отца. Деньги его не интересуют. Если не знать его биографии, ненависть агента к Советской власти может показаться патологической. В настоящее время активно его использовать рискованно, он легко может привлечь к себе внимание советской политической полиции. На этот счет ему сделано строгое разъяснение.
Резюме: в ситуации крайнего порядка агент Рубин может оказаться неоценимым.
Консул Зоммер не одобрял завербованных Акселем агентов — он вообще всех русских считал ненадежными.
— Я немного начинаю верить их человеку, только узнав, что в его жилах течет немецкая кровь, — говорил он.
— Теперь, когда Германия вышла на мировую арену, для нашей разведки нет ничего опаснее, как считать достойными доверия одних лишь немцев, — возражал Аксель. — В критической ситуации все ваши чисто немецкие кадры всплывут на поверхность, потому что каждый воробей в городе знает, что они немцы.
— Среди моих агентов, дорогой друг, немало рабочих, приехавших сюда из Германии, чтобы помочь своим братьям по классу строить мировой коммунизм. Жена Цезаря вне подозрений.
— Не забывайте, мой друг, что Цезарь человек неглупый, и, во всяком случае, он умнее своей жены, — парировал Аксель… Но Зоммер не сдавался и однажды, чуть улыбаясь, торжественно вручил Акселю шифровку из Берлина:
— По вопросу нашего бесконечного спора имеете, коллега, элегантную зубочистку. Поздравляю…
«Людмилу не закрепляйте и не развивайте. При решении стоящих перед вами великих задач вряд ли следует опираться на проституток», — прочел Аксель.
— Вы радуетесь преждевременно, — не скрывая злости, сказал он консулу.
— А я и не радуюсь вовсе, — ответил Зоммер. — Я просто считаю свои кадры более надежными.
Вечером Аксель отправил в Берлин шифровку:
«На № 08/1503
Позволю себе опротестовать ваш 1503. Проституции в нашем понимании здесь нет, а таких женщин, как мой объект, множество. Особенно возле разнообразного мира искусства. Как правило, это неудачницы в профессии, пытающиеся возместить это близостью с людьми мира, не принявшего их в свою производственную сферу, и теперь достигаемую ими путем доступности чисто женской. Как всякая доступная женщина, и эта тоже втайне нелегко переживает, что ее жизнь не удалась, ей не стать ни женой, ни матерью. Здесь же это обостряется прямолинейной до самозабвения пропагандой, утверждающей с каждого забора, по радио и в печати, что тебе открыты все дороги и достижимы любые цели. Более того, она очень ясно и для себя больно видит, как другие женщины действительно достигают многого, между тем как ничем особенным они не отличаются…»
«…Одни с этим смиряются, покидают отвергнувший их мир, и уходят в общую неприметную жизнь, и, может быть, находят там счастье. Другие, как, например, наш объект, цепляются за избранный мир любым способом, но здесь коммерческой торговли телом нет. Здесь удовлетворение духа крайним способом. Вербовку объекта я строил на встречном движении.
Пункт 1. Вы достойны иной жизни.
Пункт 2. В том, что вы влачите недостойную вас жизнь, виновато общество, которое только прокламирует внимание к человеку.
Пункт 3. С этим обществом вы можете вступить в борьбу. Тайная деятельность возвысит вас над всеми, кто вас сейчас унижает.
Пункт 4. Если произойдет изменение общества, и, возможно, не без нашей помощи, ваша судьба изменится в корне. Те, кто сейчас командует вами, превратятся в ничтожество.
Объект прошел через все эти пункты, нигде не вступив с ними в спор и приняв их суть как должное. А если у объекта возбудить гнев и указать для этого гнева адрес, агент сможет быть нам крайне полезен во всех ситуациях, в том числе и в критической. Наконец, уже сейчас мы можем управлять ее знакомствами, и это открывает неограниченные возможности».
Спустя несколько дней в консульство пришла шифровка:
«Возражение против Людмилы снимается…»
Наступил день, когда написанный Акселем меморандум консул отвез в Москву, оттуда он дипломатической почтой был переправлен в Берлин.
Аксель трогательно простился с сотрудниками Эрмитажа и пароходом выехал домой…
Глава вторая
Приезжая в абвер, Аксель заходил в оперативный зал, где в этот утренний час у карты собирались офицеры. С первого дня войны адмирал Канарис завел у себя на Тирпицуфер атмосферу подчеркнутой сдержанности. Однажды — это было значительно раньше, когда немецкие войска гнали англичан к обрывистому берегу Дюнкерка, — Канарис застал у карты офицеров, которые говорили о ходе войны с восторженной экзальтацией. Адмирал властно поднял руку, и в наступившей мгновенно тишине отчетливо прозвучал его негромкий, чуть гортанный голос.
— Так можно вести себя лишь на скачках. На полях войны гибнут немцы, которые в отличие от вас не наблюдают ее из окна…
Он вышел, ступая на каблуки сапог, — так он ходил, когда очень сердился…
С тех пор в оперативном зале абвера всегда стояла чинная тишина, и эти утренние собрания у карты шутники прозвали «утренней молитвой»…
Сегодня на «утренней молитве» Канарис сделал Акселю знак подойти. Адмирал, который был на две головы ниже Акселя, неловко взял его за локоть и повел в глубь зала.
— Я хочу вернуться к вашему меморандуму о Ленинграде, — сказал он. — Возьмите прочитайте его свежими глазами и в тринадцать ноль-ноль зайдите ко мне… — Адмирал уходил чуть качающейся походкой моряка — коренастый, плотный и коротконогий, увенчанный крупной седеющей головой…
Аксель спустился на лифте в подземный этаж, где помещался архив. Пока искали нужную папку, в его голове одно за другим мелькали предположения: зачем понадобился меморандум?.. Ничего плохого в этом быть не может, он уверен, что тогда в Ленинграде не только собрал важную информацию о городе, но старался ее осмыслить и раскрыть опасные особенности этого города.
Голос в радиорепродукторе трижды произнес его фамилию и пригласил пройти в зал номер два к столику номер тринадцать.
В залах абверовского архива столики стояли в каком-то странном беспорядке. Но это только казалось беспорядком — они стояли так, что работающий за одним столом не мог видеть того, что находилось на соседних.
Еще издали Аксель узнал на своем столике знакомую синюю папку с торчавшей из нее сопроводительной карточкой оранжевого цвета.
Аксель стал листать бумаги и вдруг от неожиданности широко раскрыл глаза — перед ним была страница, сверху донизу отчеркнутая жирной чертой синего карандаша. Специальный приказ Канариса запрещал работникам абвера оставлять на документах какие бы, то ни было следы. Что же это такое? Кто это сделал?
Аксель быстро перелистал папку до конца — синим карандашом был отчеркнут весь последний раздел документа: «…Некоторые замечания психологического характера».
Аксель сосредоточился и начал неторопливо читать этот раздел:
«Для жителей Ленинграда характерна обостренная любовь к своему городу, гордость за свою принадлежность к нему. Это своеобразный местный патриотизм, заставляющий их даже вести себя по-особому. Спор между ленинградцем и москвичом о том, чей город лучше, стал традиционным. Для ленинградца сомнений на этот счет не существует.
Ленинградцы считают свой город самым красивым в мире. (От себя замечу: повидав многие города мира, я не нахожу равного Ленинграду).
Ленинградцы считают свой город самым интеллигентным. (Замечу, что действительно ленинградская толпа выгодно отличается, скажем, от московской.)
Ленинградцы считают свой город святыней революционной истории своего государства. (Напомню, что именно здесь совершилась пресловутая русская революция.)
Ленинградцы считают свой город живым памятником всей русской истории. (Действительно, Ленинград — это бесчисленное множество памятников истории России, в том числе прекрасных и бесценных.) Любопытно, что официального культа памятников истории здесь не наблюдается. Более того — даже царские дворцы или музей Эрмитаж находятся в довольно запущенном состоянии».