Памятник Дюку (Повести)

— А! Полуночник! — прошептал он и на цыпочках подошел ко мне; в столь поздний час, когда весь этаж уже спал, мы старались вести себя в коридоре как можно тише. Чуть лишний раз скрипнет половица, утром командирские жены кричат на кухне, что от нас, холостяков, им нет никакого покоя. А уж они-то знают дорогу в политотдел. Даже Дедюхин стоном стонет, когда на собраниях они на него скопом наваливаются. Удивительно, пока командир ухаживает за девушкой, она скромна, думаешь — вот человеку повезло! Но и года после свадьбы не проходит, а она чуть что — в политотдел! И бедного мужа начинают таскать, читать ему мораль, учить, как ему следует вести себя в семейном быту и как не следует.
А тут у меня еще ключ заело. Пока крутил, Лукин держался за голову.
— Тише! Тише!.. Сейчас Маркелова с веником выскочит!
Наконец дверь распахнулась, я вошел в комнату, зажег свет, за мной Лукин.
— Ну, с кем гулял?
— Тут с одной знакомой девчонкой!
Он присел на диван, который одновременна служил мне кроватью, и закурил.
— Передал тебе Попов мою рекомендацию? — спросил он, устраиваясь поудобней.
— Передал, — ответил я, шуруя по ящикам в поисках чего-нибудь съедобного; наконец, нашел кусок хлеба и немного копченой колбасы. — Хочешь?
— Не откажусь!
Я нарезал хлеб, колбасу, и мы сделали по бутерброду.
— Да! Денечек сегодня не из легких, — сказал я. — Попов мне крепкий разнос устроил!
— А чего он хочет?
Наверно, обиделся, что я не с ним первым поговорил!
— Ох уж! У каждого самолюбие играет, — сказал Лукин, голодным взглядом посматривая на стол, нельзя ли разжиться еще кусочком колбасы, — а ведь он неплохой мужик!
— Бери! Бери! — подвинул я к краю стола остатки колбасы и хлеба. — Смотри, разжиреешь, я тебя в дверь обратно не протолкну!..
Он долго прилаживал колбасу к хлебу, стараясь сделать бутерброд побольше, и наконец так вкусно хрустнул коркой, что я невольно проглотил слюну.
— А у меня к тебе, Алеша, вопрос, — сказал он, виновато улыбнувшись. — Ты только на меня не сердись.
— Ну, этот вопрос надо было раньше задать, — сказал я, собирая со стола крошки в бумагу, — сначала дал рекомендацию, а потом спохватился! Это, брат, запоздалая бдительность!.. Полная ее потеря!
— Точно! — улыбнулся он. — Согласен! Полная потеря, — но его пальцы беспокойно постукивали по коленям.
— И теперь, Лукин, вам придется отвечать, кому вы дали рекомендацию?! Кто такой Березин?.. Знаете его всего четыре года. Мало! А что в вашей рекомендации? — Я вытащил ее из кармана и развернул: — Так! Написано: «Политически выдержан. У курсантов пользуется авторитетом. Ведет активную общественную работу». А на самом деле этот самый Березин систематически срывает мероприятия клуба! Какое же у Березина политическое лицо? Вы безнадежный либерал и примиренец, товарищ Лукин!..
— Перестань!.. — раздраженно сказал он и поднялся. — К чему эти дурацкие шутки? Ну, прости, если обидел!
— Да не обидел ты меня, Гена, — сказал я. — Но неужели ты думаешь, что я стал бы что-нибудь скрывать!.. Нет в моей семье ни арестованных, ни родственников за границей. Теперь твоя душа спокойна?
— Грубый ты человек! — вздохнул он и вышел в коридор.
— Курить есть? — уже шепотом спросил я. И тихо двинулся следом за ним в его комнату. Нет, гостей у него не было! Весь вечер он занимался. На небольшом столе, а вернее на листе фанеры, положенной на самодельные тумбочки, разложены конспекты и учебники.
— Уважаю! — сказал я и потянулся за конспектом, напечатанным на машинке.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это кем-то тщательно разработанные ответы на возможные вопросы экзаменаторов.
— Не путай страницы! — поспешным движением Лукин вырвал у меня из рук конспект и засунул его в ящик стола. — Закуривай и иди спать!
Я закурил, но мои руки тут же потянулись к учебникам. Сверху лежал толстый том «Основ радиотехники» профессора Н. И. Анохина, и я его взял посмотреть.
— Да перестань наконец копаться на моем столе, — раздраженно сказал Лукин. — Давай сюда книгу!..
Он хотел вырвать учебник, но я уже приготовился к этому и, вовремя отскочив в сторону, назло ему откинул верхнюю крышку переплета, и вдруг увидел — размашистым, крупным почерком, наискосок титульного листа было написано: «От связиста — связисту! Профессор Н. Анохин».
— О, — воскликнул я, — таким знакомством можно гордиться, а ты его прячешь!
— Ладно тебе! — перевел он все в шутку. — Когда пару раз провалишься в академию, — приходи, я тебе дам на вечерок этот учебник!
Утром я чуть не проспал. Лукин добросовестно разбудил меня стуком, но дожидаться не стал, и я, выпив холодного чаю, бегом бросился к училищу.
Всю ночь лил дождь, и деревья за решеткой стояли тяжелые, с опущенными ветвями. Может быть, это просто мне казалось, потому что и воздух, и стены домов, и тротуар, и железная ограда — все было пропитано сыростью.
Курсанты уже вернулись с утренней зарядки и шумно толпились в умывальнике. Для порядка я заглянул в помещение своего взвода — дневальный уже равнял застеленные койки.
Отдав несколько распоряжений моему заместителю Красильникову, я вошел в канцелярию.
Попов сидел на своем месте и втолковывал старшине, что нельзя надолго оставлять запасные аккумуляторы и радиостанцию без дозарядки. Старшина, конечно, это прекрасно знал и сам, но как-то прохлопал.
Лукина не было, командир второго взвода Кириллов дежурил по училищу, так что невольно я оставался с Поповым с глазу на глаз.
А он уже стал торопливо закругляться, чтобы поскорее отпустить старшину — через несколько минут роте идти на завтрак.
Я занялся планом занятия. Вторые два часа у курсантов — работа на быстродействующих аппаратах, этот предмет веду я.
Наконец за старшиной захлопнулась дверь, и из коридора донеслась его зычная команда: «Становись!»
Я продолжал писать, не поднимая головы. А Попов делал вид, что просматривает газету, но я все время чувствовал на себе его нетерпеливые взгляды. Наконец он кашлянул и сказал:
— Ну, Березин, прочувствовал вчерашний разговор?
— Прочувствовал, товарищ командир роты! — ответил я, взглянув на него и тут же снова обращаясь к своему делу.
— К каким же выводам пришел?
— К тем же, товарищ командир роты!
Он усмехнулся:
— Очень хорошо, что ты не забываешь, кто у тебя командир роты!.. — Он пошуршал газетой, сложил ее и поднялся: — Вот что я тебе, Березин, скажу! Я тоже продумал наш разговор!.. Конечно, ты еще молод! И знаешь, что я не очень-то приветливо тебя принял в роту! Но это — другое дело!.. Прошлое!.. Не будем его тащить!.. Есть у тебя и еще недостатки… Невыдержанность!.. И все же, все взвесив, я решил, что поддержу тебя! Командиру нужно партийное воспитание! А тебе особенно!.. Ты начинаешь жить.
Я уже не мог писать свой конспект. Уперся взглядом в стол и не знал, что ответить. В голосе Попова не прозвучало ни одной мягкой нотки. Он говорил сурово, без всякого желания показать свою доброту. Он говорил то, что думал, нисколько не заботясь о форме.
— А как же со взысканием? — спросил я.
— Сколько времени уже прошло? Почти полгода, — прикинул Попов, — можно просить начальника училища о снятии!.. Но помни, Березин: примем в партию — в десять раз сильнее трясти тебя стану!..
Я промолчал. Черт возьми, действительно прав Лукин — хороший человек Попов!
— Ну, все понял, Березин?
— Понял!
— Как у тебя с рекомендациями? У кого берешь вторую?
— Хочу к одному старому товарищу проехать, — сказал я, внимательно смотря в лицо Попова, — мы с ним с самого детства дружим! — Я выдержал паузу. — А вы, Андрей Федорович…
Я не договорил — помешал зазвонивший телефон.
— Попов! — снял трубку ротный. — Нет Лукина! Кто спрашивает?.. От профессора Анохина? — Он подмигнул мне: вот, мол, каков Лукин, им профессора интересуются. — Когда?.. Хорошо, передам! — И, положив трубку, сказал: — Передай Лукину, что завтра консультация у профессора откладывается. У профессора — грипп!..