Крах всего святого (СИ)
Личность Лоренса II Фабио, прозванного Добрым, что тогда, что сейчас является предметом множества яростных дискуссий.
Стоит признать – поначалу король действительно показал себя как прозорливый и мудрый правитель. Едва приняв корону, он буквально за несколько лет наладил торговлю с практически всеми соседними государствами, отношения с коими были изрядно подпорчены его предшественниками. Лоренс дружил как со знатью, так и с простым народом – нередко он лично прогуливался средь своих поданных, даруя волю заключенным, раздаривая серебро и хлеб или же просто интересуясь в разговорах их жизнью и бытом.
Но столь мягкий нрав сыграл с ним плохую шутку – многие высокие рода доказали, что наглость отнюдь не зависит от происхождения, выторговывая себе лишний кусок земли или какие-либо вольности, которые и не помыслили бы просить даже у Лоренса I , что тоже не отличался излишне суровым нравом.
Думается, волю короля изрядно подломил неудачная женитьба. Супруга его – госпожа Эрин, дочь короля Хардегуда I Железного, правителя Гисского – была весьма болезна; беременность у нее протекала тяжело, и, родившись за полночь, ребенок прожил всего несколько мгновений, а к рассвету почила и его мать, несмотря на все старания лучших лекарей и Посвященных.
В один час потеряв и жену и сына, Лоренс окончательно впал в уныние. Понемногу отдаляясь от государственных дел, он все больше времени уделял охоте, турнирам да путешествиям, оставляя страну на откуп многочисленным советникам, что вскоре уже практически взяли бразды правления в свои руки.
Со временем мнение жителей о короле круто изменилось, и это еще раз доказывает, что народная любовь вещь непостоянная и напоминает флюгер, указывающий туда, куда дует ветер.
Вспомнить хотя бы поговорку, что тогда ходила средь фриданцев тут и там, от кухарей до графов: «Король, король, а подневоль – дергают за нитки и дерут как липку»...
Бруно Тош, «Война змеи и солнца»
Этьен наблюдал за тем, как один из солдат накидывает петлю на шею молодому парню, что стоял под деревом. Лицо несчастного было покрыто синяками и кровоподтеками, нос свернут набок, а губы – даже отсюда мальчик видел, как они дрожат – напоминали лопнувшие сливы, сочившиеся алым соком на подбородок.
Стоявший рядом с Этьеном высокий мужчина, чье лицо скрывала маска из черного бархата, взмахнул рукой. Двое крепких вояк, поплевав на руки, схватились за веревку, и через мгновение парень уже взмыл к ветвям, судорожно дрыгая ногами в последней попытке найти под ними опору. Рот его открывался и закрывался в безмолвном крике, а выпученные глаза едва не выпрыгивали из орбит. Он напоминал рыбу, выкинутую волной на берег и бьющуюся в последней агонии. Этьен хотел отвернуться от этого зрелища, но все же, пересилил себя. Он не хотел показывать слабость перед Раймундом, хоть тот и много раз говорил, что тут нечего стыдиться.
Наконец после недолгих трепыханий несчастный обмяк, издав несколько громких неподобающих звуков, что вызвало смех и скабрезные шутки среди солдат. Закрепив свободный конец веревки вокруг ствола соседнего дерева, они поспешили на помощь товарищам, которые грузили в телеги и повозы припасы.
Теперь на дереве качались пятеро висельников. Вокруг одной из них – совсем юной девушки со спутанными волосами – уже склочничало воронье, дерясь за самые лакомые кусочки. Этьен ненароком поежился, взглянув на посиневшее горло, поделенное надвое запекшимся порезом – перед тем, как девушка заболталась в петле, ей «милосердно» перерезали горло. Мальчик сглотнул подступивший к горлу кусок и спросил:
– Раймунд… то есть, ваше величество… это было обязательно?
– Я не король, Этьен, так что можешь обращаться ко мне просто по имени. Эти люди пытались отравить наших лошадей, – рука в тонкой перчатке сжала худое плечо. – Но я скажу тебе так: королям нередко приходится принимать тяжелые решения.
– Но разве король должен убивать собственных подданных?
– Они – приспешники узурпатора, захватившего трон. Наши люди, – Раймунд обвел рукой, – следуют за нами и служат правому делу.
Вокруг них солдаты Раймунда, пыхтя и отдуваясь, нагружали запряженные повозки едой и питьем: тушами овец и коз, солониной, кувшинами с молоком и вином, колесами сыра, бочонками с питьевой водой, кадками с овощами. Некоторые крестьяне снабжали войско Раймунда по доброй воле, искренне поддерживая его претензии на корону, некоторые – нехотя и ворча себе под нос, но каждый из них получил до последнего медного гроша за любой кусок хлеба, который достал из погреба. Многие сторонники Черного Принца – в особенности, бывшие солдаты и бродячие рыцари – нередко ворчали о такой «щедрости», привыкнув забирать все нужное силой, но в этом вопросе Раймунд был непреклонен. Этьен не знал, откуда его господин берет золото – нередко Раймунд раздавал монеты просто так, целыми горстями, но судя по всему, поток драгоценного металла если и иссякнет, то еще не скоро.
– Это все равно неправильно, – пробормотал себе под нос мальчик, пнув лежавший под ногами камешек.
– Ты еще поймешь, – не стал спорить Раймунд. – Тебе многому предстоит научиться.
Этьен тяжело вздохнул. Он слышал это уже сотни, если не тысячи раз: учиться владеть мечом и копьем, учиться читать на старом и новом наречии, учиться держаться в седле, учиться говорить на нескольких языках и вести себя при знати… быть королевским оруженосцем оказалось куда труднее, чем он предполагал.
Но ему грех было жаловаться – вряд ли это хуже, чем всю жизнь прозябать в монастыре, видя лишь пыльные книги, да блестящие лысины других монахов. В это время к ним попытался подойти какой-то пожилой крестьянин, но верзила из личной охраны Раймунда перегородил ему дорогу и грубо оттолкнул в сторону, вдобавок одарив парочкой крепких слов.
– Не стоит, – Раймунд взмахнул рукой. – Пропустите его.
Стоявший перед ними старик мял в узловатых руках шляпу, будто не зная, чем занять руки, голос его слегка дрожал, а на морщинистом лбу выступило несколько капель пота, но, тем не менее, он твердо смотрел Раймунду прямо в глаза.