Крах всего святого (СИ)
– Я слышал, о вас очень громкие слова, Черный… то бишь, господин Черный Принц. Что вы – настоящий король Фридании, защитник всех обездоленных и обиженных, а Моро – тиран и диктатор… не скрою, вы хотя бы платите за то, что забираете, в отличие от многих. Но разве станет настоящий правитель скрывать свое лицо и имя, подобно грабителям или ворам?
– Проваливай, пока я тебе язык не вырвал, ты… – рыкнул один из солдат, сделав шаг вперед, но Раймунд лишь поднял ладонь, заставив его умолкнуть.
Он обвел взглядом вслушивающихся в их разговор крестьян, выглядывающих из-за спин воинов, и начал говорить. Голос его был глубокий, пробирающий до самых фибр души; он умело играл им, точно опытный менестрель дергающий за нужные струны – хотя Этьен и слышал речи Раймунда не один десяток, если не сотни раз, но по его спине, как и в первый, пробежали мурашки.
– Добрые фриданцы! Я скрываю свое лицо не потому, что я боюсь вас, а потому, что я, – он обвел их всех рукой, – такой же, как и вы. Вы думаете, сегодняшний «король» хоть раз смотрел на ваши лица? Знает ваши имена? Вглядитесь,– он дотронулся рукой до маски, – и заместо маски вы увидите лицо своего сына, который погиб на войне, ввязаться в которую покойный Лоренс решил именно по наущению Моро. На мне – лицо вашего соседа, который вырвал из рук собственных детей последний кусок хлеба, чтобы накормить солдат изменника. Это лицо – лицо всех, кто, так или иначе, пострадал от рук негодяя Матиаса Моро, подло захватившего то, что ему не принадлежит. Но я клянусь, – он поднял руки, и перешептывающиеся крестьяне замолкли, разинув рты, – перед тем, как я займу престол вы увидите мое истинное лицо и узнаете мое имя. Лицо вашего короля, который вернет Фридании былое величие!
После каждой фразы Раймунда гвалт среди крестьян поднимался все выше, поддерживаемый одобрительными выкриками солдат, и когда Черный Принц закончил свою пылкую речь, почти все люди окружающие их готовы были проследовать за ним хоть в само пекло. Во всяком случае, об этом говорили их крики: «За сына Лоренса!», «Черный Принц – наш истинный король!», «В петлю тиранта энтого!».
«Вот такому мне точно не научиться», – с грустью подумал Этьен. Еще во времена житья в храме, когда мальчику предстояло отвечать учителю перед другими сиротами или хотя бы просто вести разговор на виду у нескольких человек, он сразу же начинал путаться в словах и заикаться, а ладони намокали противным липким потом.
Под конец дня мальчик не спеша прогуливался по лагерю, глазея по сторонам. Их войско гудело как встревоженный улей, с шумом отмечая Проводы: повсюду стояли наспех сколоченные столы, уставленные едой и питьем за которыми теснились десятки человек, а те, кому не хватило места на скамьях, ничтоже сумняшеся расположились прямо на земле, расстелив на ней одеяла и попоны.
Из одного шатра, на котором висели разноцветные тряпки, доносились песни, крики и громкий женский смех – при этом гораздо громче, чем обычно. Этьен не знал, что там происходит, но, то внутрь, то наружу постоянно прошмыгивали солдаты, слуги, а то и кто-то из рыцарей или даже знати, сжимая под мышкой кувшины с вином или пивом.
Это место было единственным на весь лагерь, где мальчику строго-настрого запрещали появляться. Он пытался было узнать причину, но Раймунд упорно хранил молчание, а мастер Фернанд лишь осенял себя полукругом и сплевывал на землю. Хотя пару раз Этьен лично видел, как старик, крадучись будто вор, сам по ночам посещал таинственный шатер. Единственным человеком, кто хоть как-то утолил его любопытство, был старик-кухарь с огромной шишкой на носу. «Там наказывают плохих мальчиков», – произнес он, округлив глаза, а обедающие вояки едва не лопнули со смеху, вытирая прыснувшие слезы.
Этьен невольно засмотрелся на двух Мечей – братьев-рыцарей в полных боевых доспехах – круживших вокруг друг друга. Мощные удары, глубокие выпады и громкая брань, если кто-то из них бил своего товарища чересчур ретиво – глубоко в душе Этьен мечтал когда-нибудь хоть на шаг приблизиться к подобному мастерству. Вот с луком или арбалетом Этьен управлялся куда лучше, хотя заряжать последний самостоятельно у него пока не хватало сил. Но, во всяком случае, не менее семи из десяти стрел пронзали цель, а не улетали в другую сторону, как в тот день, когда он впервые попробовал спустить тетиву. Воины ордена примкнули к ним не просто так – по лагерю уже давно ползли слухи, что земли вокруг опустошают какие-то твари, которые не так давно чуть не перебили целый торговый караван; а по ночам откуда-то издали нередко доносился протяжный вой. Раймунд говорил, что это всего лишь волки или дикие собаки, так что бояться нечего; и хоть Этьен доверял своему господину но, все же, раз каждый раз слыша подобные звуки, вжимался в кровать, накрыв голову подушкой.
Увидев мастера Фернанда, мальчик поспешно нырнул за спины солдат, надеясь, что учитель не успел его заметить. К счастью, зрение у мастера с годами затупилось – он даже не взглянул в сторону скрючившегося на земле мальчика, направляясь в сторону своего шатра. Нет, не то чтобы Фернанд, обучавший Этьена грамоте, счету, языкам и прочим наукам плохо к нему относился. Напротив – он всегда был предельно терпелив и добр к своему ученику, но… Даже Раймунд как-то пошутил, что если ему предложат выбор: вырвать ногти или послушать нравоучения старика, то он с готовностью подставит руку.
Этьен вспомнил про лежащий под подушкой талмуд, врученный ему не так давно с наказом прочитать, и невольно вздохнул. «Жизнь и деяния Сереля I Мудрого. Том первый – от детских лет до юношеских» – само название уже заставляло сводить челюсти в приступе зевоты и Этьен до сих пор так и не продвинулся дальше пятнадцатой страницы, где король Серель еще даже не появился на свет.
Куда больше Этьену нравилось читать о Маркеле Завоевателе, Ржавом Рыцаре, братьях-кузнецах Джессе и Манфрике и других прославленных воинах; не менее захватывали его рассказы про турниры, великие сражения, осады замков и путешествия в далекие земли, где живут люди с песьими головами… Но еще больше ему нравилось жаться у костра вместе со сбившимися в кружок солдатами и слушать истории о болотных духах, заманивающих неосторожных спутников в трясины, бородатых цвергах – карликовом народе, живущим под землей и хранящие там несметные богатства – альвах, морских ведьмах, колдунах и фейри.
Мальчик оглядел многочисленные шатры, телеги и повозки – с каждым днем их войско становилось все больше. Он помнил, что несколько месяцев назад, когда Раймунд только забрал его из храма, их сопровождали едва ли пара десятков верных ему людей да столько же наемников. Теперь же их было не меньше нескольких сотен – Этьен уже даже и не удивлялся, увидев незнакомое лицо, хотя раньше знавал всех солдат по именам.
Этьен с опаской протиснулся мимо привязанных лошадей, что мирно жевали сено. Он уже умел ездить в седле совсем как взрослый мужчина, но пару раз конь чуть не сбросил его на землю прямо себе под копыта. Как сказал ему конюх, успокаивая беснующееся животное: «Если ты боишься лошадь, она это чувствует, особенно кобылы. Тебе надо просто быть уверенней, малец. Покажи скотине, что ты тут главный, а не она». Ему легко было говорить. Смуглый и кривоногий, он, уроженец жаркого юга, в чьем роду явно затесались арраканские кочевники, сел на лошадь едва ли не раньше, чем научился ходить, а вот Этьену все давалось куда сложнее.