Связанные нитями души (СИ)

— Думаю, что да, ведь я не ел четырнадцать лет, — снова шуткарю я.
Что это со мной? Это такая реакция на волнение?
Данил не обращает внимания на эти дурацкие попытки пошутить и приглашает на кухню. Я иду за ним и вписываюсь плечом в косяк, потому что по привычке сокращаю путь, срезая углы и пытаясь пройти сквозь стены.
— Владлен, что-то случилось? — тут же подскакивает обеспокоенный Даня.
— Нет, — мотаю головой и глажу ушибленное плечо. Да, живой. Чёрт побери, реально живой! — Просто привык я сквозь стены ходить.
Данил облегчённо вздыхает и снова улыбается.
— Отвыкай, а то так лоб расшибить недолго.
Я усмехаюсь и присаживаюсь на стул у стены, смотрю, как мой мальчик суетится на кухне, накладывает мясо, рис, наливает сок. Потом ставит всё передо мной и, смущённо улыбаясь, смотрит, как я ем. А я вдыхаю аромат тушёного с овощами мяса, пробую, катаю на языке этот сочный букет вкусов и радуюсь. Нет, не тому, что ем, хотя этому тоже радуюсь. Я больше радуюсь тому, что Данил всё это делал для меня, а не для кого-то другого. Он готовил. Готовился. Он ждал, когда я очнусь. Именно я. И одно это делает меня счастливым.
— Ну как? Съедобно? — робко спрашивает Даня.
— Ещё как, — киваю я. — Ничего лучше никогда не пробовал. Если бы ты не собирался стать врачом, я бы посоветовал тебе открыть свой ресторан. Уж я-то в этом кое-что понимаю. Хоть и четырнадцать лет назад дело имел, а еда — это вечная тема.
Данил выдыхает. Кажется, он реально боялся, что мне может не понравиться. Глупыш. Как мне может не понравиться то, что приготовлено его руками?
Я доедаю всё до конца и только тогда решаюсь задать самый актуальный вопрос, который, наверняка, следовало задать ещё в самом начале, но язык всё как-то не поворачивался.
— Данил, скажи мне, пожалуйста, как получилось, что я снова стал живым? Не переродился в новом теле, а вернул каким-то невероятным образом своё прежнее тело. Ну или его копию…
Смотрю Данилу в глаза и замечаю, как он напрягается, начинает волноваться.
— Я и сам это не совсем понимаю, — шепчет он. — Я плохо помню, что делал вчера. Вроде бы, жизненные потоки из себя вытягивал и к тебе тянул, с сердцем соединял. Потом сшивал что-то типа разрыва. Массаж сердца, вроде, тоже делал. Но каким образом, я уже не помню.
Массаж сердца духу? Сшивание мёртвого разрыва? Это же кем нужно быть, чтобы делать такое? Кто же ты, Данил Вавилов? Что за дар у тебя, и как он тебе достался?
— Я правда сам не понимаю, как всё получилось, — признаётся Данил. — На эмоциях действовал. Может, старик китаец, то есть дух объяснит. Он обещал, что ещё свяжется с нами, для прояснения вопросов.
— Старик китаец? — уточняю я.
— Да, — кивает Данил. — Когда я закончил… м-м… оживление, то увидел, что несколько духов с чёрными кожаными крыльями скручивают монстров и того ненормального. Старый китаец пытался у меня выведать, как я тебя оживил, но я ничего не мог ему сказать.
Значит, у меня получилось вызвать оперативников, и они поймали преступников. И даже сам Тенгфей прилетал.
Представляю, как у него и у Зери опять вытягиваются лица и они опять на пару бегут к верховному судье по вопросу окаянного Владлена, который на этот раз спонтанно ожил. Представляю это и непроизвольно усмехаюсь.
И тут раздаётся деликатный стук в окно. А ведь мы на пятом этаже. Поворачиваюсь, гадая, кого же там увижу: Зери или Тенгфея, или их вместе. Но обнаруживаю верховного судью.
Бедный Данил пятится к стене, когда судья, пролетев сквозь стекло и кирпич стены, замирает в маленькой кухоньке. Его чёрные кожаные крылья заполняют всё пространство и теряются где-то за стенами. Это явно его крылья. Значит, до судейства оперативником был. Охотником.
— Добрый вечер, — вежливо здоровается он с нами и, повернувшись к Дане, добавляет: — Я Эдвард — верховный судья. Извиняюсь за такое внезапное вторжение, но некоторые вопросы я не могу решить без показаний всех участников. Поэтому прошу вас обоих рассказать всё, что происходило вчера.
И мы рассказываем. Сначала я, потом Данил. А судья слушает, складывает пазлы в одну картину. После того, как мы заканчиваем, он ещё молчит какое-то время, а потом оттаивает.
— Благодарю вас, господа, за уточнение общей картины по делу проводника Никиты и двух одичалых. Его ждёт достойное наказание. Что же касается ситуации с вами… — Эдвард обводит нас взглядом. — Беспрецедентный случай. Впервые за всю историю существования обоих миров дух возвращает свою прошлую материальную форму. С этим я ровным счётом ничего не могу сделать. Ты живой. Но хранительская связь между вами не разорвалась. Поэтому, Владлен, ты остаёшься хранителем Данила и остаёшься в мире живых до… м-м… новой кончины.
Я хмыкаю. Фраза: «до новой кончины» звучит весьма забавно. Ну и радует, что никакие лишние невидимки не будут тут под боком торчать.
— Данил, — поворачивается Эдвард к тому, и мой мальчик снова весь напрягается, — вы понимаете, что совершили нечто из ряда вон выходящее?
— Понимаю, что совершил, но как — не понимаю, — бормочет Даня.
А я удивляюсь тому факту, что ко мне, как и ко всем остальным духам, судья Эдвард обращается на «ты», к Данилу же исключительно на «вы». Интересно почему? Из-за уникального дара?
— Это ваш дар, — продолжает судья, внимательно глядя на Данила. — И думаю, что со временем вы в нём разберётесь, научитесь управлять и использовать во благо. Вы, кажется, собираетесь быть врачом? Хирургом?
Даня кивает.
— Для хирурга, который зачастую спасает жизни людей, такой дар — это огромный плюс. С ним вы сможете спасать и безнадёжных больных. И поверьте: никто из духов не будет возражать. Проводники, напротив, жалуются на большое количество умирающих, — произносит Эдвард. — Но прошу вас, пожалуйста, больше не оживляйте давно умерших, не возвращайте работников мира мёртвых в людской мир. Это создаёт путаницу и неразбериху.
— Я больше так не буду, — обещает Даня и тише добавляет: — Думаю, что больше так и не получится…
— Раз вы обещаете, то я спокоен. Уверен, что вы сдержите своё слово. И если нет ко мне больше никаких вопросов…
— Есть! — выпаливает Данил. — Я не понял, что нёс тот ненормальный. Романчук. Почему он хотел убить меня? Он говорил что-то о прошлой жизни. Но я не помню свою прошлую жизнь. Если вы знаете и можете, то, пожалуйста, объясните мне это, — просит Данил.
Судья вздыхает.
— Да, я знаю, — кивает он. — И могу рассказать. Дело в том, что в прошлой жизни, когда вы были Александром Шиловым, вы учились в одном классе с Никитой Романчуком и даже, кажется, дружили. И оба погибли в одной аварии. После этого случая вы отправились на новое перерождение, а Никита предпочёл остаться в мире мёртвых и стать хранителем. Тогда он полностью соответствовал этой должности, был чист и честен. В подопечные ему дали вас в расчёте на то, что дружба, хоть и ушедшая в беспамятство, всё равно укрепит связь хранителя с подопечным. Душевная близость очень важна для связи. Но в какой-то момент всё пошло не так.
— В какой? — осторожно спрашивает Даня.
И мне тоже очень интересно узнать, в какой именно момент и от чего Романчук спятил.
— Сложно сказать, когда именно это произошло, — разводит руками Эдвард, — но Никите вскружили голову и сбили с толку слухи, что, к сожалению, бродят среди духов. Он решил, что в прошлом был верховным судьёй, который около пятидесяти лет назад ушёл на перерождение, потом погиб в аварии и якобы остался в мире мёртвых. А когда он, взломав архив, прочёл свою память и узнал, что тоже погиб под колёсами машины, то окончательно возомнил себя бывшим судьёй. Это, увы, не пошло ему на пользу. Он решил, что безнаказанно может творить, что угодно. Например, убить своего бывшего друга и сделать его хранителем. Он был уверен в своём плане и правильности методов.
— Понятно, — хмурится Данил. — Спасибо, что объяснили.
А я смотрю на Даньку. Смотрю, и в памяти всплывает архив, ряд, помеченный цифрами «1992.05.05», яростно светящийся слепок и рассказ старика Атабека про курьёзный случай с перерождением прошлого верховного судьи, про Александра Шилова. Про Сашку!