Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди (СИ)

Я отрицала и отнекивалась, описала ей, как холодно и легко он распрощался с женщиной, с которой был три года, его стремление все контролировать и исключительную любовь к чистоте. Получался у меня не самый приятный персонаж, и это радовало. А то, еще учудит, впишет его как героя-любовника, а мне красней потом.
Полина Ромашкова умоляла меня продолжить искать убийцу и владельца протоколов: «Простите ли вы себя когда-либо, если упустите возможность найти убийцу своего друга? Я думаю, что нет, Дина. Не говоря уже об исторической ценности, что вы вернете этому миру. Держите меня в курсе событий и обязательно расскажите о том, как прошли «похороны» Александра. Я работала с ним много лет, скучаю по нему и скорблю, хотя мы никогда и не виделись».
После того как я всласть повалялась в кровати, счастливо перекатываясь с боку на бок от осознания того, что мне никуда не нужно спешить, я отправилась на завтрак, чтобы обнаружить около своей двери приятный сюрприз.
Небольшая плетеная корзинка, в которой я безошибочно узнала выпечку из кофейни в Моллисе, поджидала меня, источая волшебный аромат. Свежие круассаны, кексы, открытые пироги с ягодами заставили рот наполниться слюной. Неужели паренек из кофейни решил так за мной приударить? Он же совсем еще юный, ему бы за ровесницами бегать.
Я отворила окно нараспашку, впуская свежий воздух и яркие солнечные лучи, заварила фруктовый чай и осмотрела корзинку, выбирая самую лучшую булочку. Начать я решила с круассана, посыпанного ореховой крошкой. Интересно, что там внутри?
Я разломила его напополам, облизнулась на шоколадную начинку и собиралась было укусить, когда коварный солнечный луч коснулся теста, заставляя нечто блестеть и переливаться. Я поддела ногтем металическую крошку, осознавая, что в круассане, который я едва не надкусила, находилась крохотная иголка. Аппетит отбило сразу. Я принялась разламывать выпечку, находя все новые металлические осколки. Что это такое, черт возьми? Неудачная шутка? Или попытка убийства? Какова вероятность того, что я отравлюсь поедая выпечку? Что было бы дальше? Иглы в желудке, скорая… Я возблагодарила судьбу за хорошую погоду и солнечный день, думала позвонить в полицию, но передумала и набрала номер Дэниела с гостиничного телефона. Тот взял трубку незамедлительно.
— Дэниел Вольф.
— Меня только что пытались отравить.
— Вы в порядке?
— Да. В гостинице.
— Я уже еду.
Он повесил трубку, оставляя меня наедине с чувством тревоги и отравленными булочками. Черт возьми, это как в деле Анны Гельди, ее обвиняли в отравлении ребенка иглами, в добавление их в хлеб и молоко. Но кому нужно подобное? Ответ был очевиден, тому же, кто убил Сашку и профессора. Взгляд скользнул на шкаф, в который я убрала урну с прахом Александра.
— Мне бы твои способности… — со вздохом сказала я. Имей я хоть одну десятую таланта своего друга, я бы уже нашла убийцу. Что бы сделал он в подобной ситуации?
Разум Александра не знал страха или усталости. Антонов бы уже мчался в Моллис, допрашивать паренька-баристу, затем бы он начал проверять списки оставшихся в живых родственников Чуди. Он бы не потерял ни одной нити, ведущей к владельцу протоколами, не то, что я, закопавшаяся в своих эмоциях и чувствах. Я снова открыла его тетрадь, перелистала все страницы, запоминая все, вплоть до каракуль на полях. Из полезной информации в тетради был только адрес, обведенный несколько раз в торжественный кружок. Значит, стоит посетить его так скоро, как возможно.
Дверь отворилась, и в комнату вбежал запыхавшийся Вольф. Он бросился ко мне, словно собираясь обнять, но остановился как вкопанный и спросил:
— Чем вас пытались отравить? — я показала пальцем на выпечку.
— В ней крохотные иглы.
Дэниел взялся за разломанный круассан, словно тот был бомбой замедленного действия.
— Смотрите, здесь проколы, — он перевернул круассан, с обратной стороны виднелись крохотные дырочки: — Иглы кто-то вставил уже в готовое изделие.
Мы рассмотрели остальную выпечку и результат подтвердился.
 
— Но это же глупо: втыкать иголки в тесто, — сказала я, не понимая, зачем мне отправили подобную посылку. Сработай это, и проглоти я достаточное количество иголок, чтобы умереть — полицейские бы быстро нашли виновника. Но, прежде чем проглотить пищу, я бы ее прожевала и, возможно, успела бы выплюнуть иглы. Я озвучила свои размышления Дэниелу, он не был со мной солидарен:
— Это вы узнали выпечку из Моллиса. Сомневаюсь, что кто-то еще бы провел параллель. В одном Цюрихе функционируют несколько сотен кофеен и пекарен с выпечкой почти идентичной этой.
— Но все равно, шанс, что я съем достаточное количество игл, чтобы умереть невелик. Не лучше бы было подсыпать яд?
Дэниел пожал плечами. После того, как он удостоверился в том, что мне ничего не угрожает, мужчина сосредоточился на деле:
— Либо это скорее попытка напугать вас, чем отравить, либо это сделал психически не здоровый человек, — торжественно сообщил Дэниел, осмотрев корзинку. Я не могла с ним не согласиться, однако радость, плескавшаяся в голубых глазах мне не импонировала.
— Владелец протоколов чувствует, что мы продвигаемся в раскрытии его личности, он боится. Думаю, мы близки к разгадке. Собирайтесь, Дина. Едем в Моллис, узнаем, кто покупал выпечку сегодня и вчера.
Дэниел решил не покидать моей комнаты, а лишь развернулся лицом к двери, давая мне немного времени, чтобы одеться. Я — девушка не стеснительная, но личное пространство все же ценю, поэтому схватив вещи из шкафа и едва не опрокинув урну с Сашкой при этом, закрылась в ванной.
— А как же полиция? Может быть лучше позвонить и обратиться за помощью? — громко крикнула я из-за закрытой двери.
— Я бы не хотел их в это вмешивать. Если мы привлечем излишнее внимание, владелец может сбежать, и мы никогда не найдем его. Позвоним позже, когда установим личность убийцы.
— Или после того, как вы продадите протоколы? — спросила я, втискиваясь в джинсы и осознавая, что с булочками пора завязывать.
— Дина, я бизнесмен. Если бы я каждый раз отказывался от дела, как только это становилось немножко опасно, я бы разорился.
Я подвела глаза, сделала высокий пучок и оглядела свое отражение в зеркале. Местный воздух шел мне на пользу, кожа лица приобрела ровный легкий загар, а мешки под глазами исчезли. Выйдя из ванной, я отметила, что мужчина покорно стоит, обратив взгляд на закрытую дверь.
— Что в вашем представлении немножко опасно?
— Как-то я продавал Библию, написанную в семнадцатом веке в России и вывезенную в Германию в годы Второй мировой войны. Большая редкость. Мой клиент решил на месте сторговаться вдвое при помощи двух подручных и пистолета.
Дэниел поднял рубашку, показав рельефный живот и старый шрам от пулевого ранения. Мои глаза в ужасе распахнулись.
— И как вы выжили?
— Отдал им книгу за пол цены. — Улыбка скользнула по губам мужчины: — Вот только он до сих пор не знает, что владеет фальшивкой, а настоящая Библия хранится у меня и ждет стоящего покупателя.
Я серьезно посмотрела на мужчину, понимая, будь он маленьким мальчиком, отшлепала бы его.
— Нельзя так легкомысленно играть с судьбой, — сказала я ему строго: — А если бы вы остались калекой? Стоили бы деньги того?
Дэниел следовал за мной, пытаясь подобрать слова, чтобы ответить. Мы были уже около его машины, когда он буркнул:
— Вы прямо, как моя мама. Обычно женщинам нравится эта история.
— Мне она не нравится. И лучше меньше заработать, чем водиться с опасными личностями.
Я уселась, понимая, что звучу, как моя собственная мама. Но с другой стороны, глупый риск — не то, чем надо восхищаться. Шрамы, полученные по глупости вовсе не украшают. Дэниел надулся и молчал почти всю дорогу, врубив русскую попсу. Разговорился он только, когда мы выехали на знакомую дорогу в Моллис.
 
— Я проверил оба адреса, оставшихся в живых потомков Чуди. Лукас Чуди работает в нашем правительстве. Я позвонил ему и расспросил о том, чем он занимался в последнее время. Уверен на сто процентов, он не имеет никакого отношения ни к протоколам, ни к делу Анны Гельди. Более того, осознав, к какой семье принадлежит, он просил не раскрывать этой информации, испугался за свой рейтинг на следующих выборах.