Кольцо Мерлина (ЛП)

Он знал, что прошло много времени, но не мог сказать, была ли в этот момент ночь или день, потому что сквозь облако он не мог видеть ни звезды, ни луну, ни какое-либо более яркое свечение, которое указывало бы на положение солнца. Он чувствовал, что здесь очень легко потерять счет времени. Он уже не мог себе представить, сколько часов провел в этой заколдованной стране.
В качестве почетного гостя его посадили во главе стола среди его новых знакомых. Длинный стол заполняли деликатесы всех видов и форм. Среди этого изобилия Гвальхмай заметил жареные туши непонятного вида. Он решил, что это животные, которые водятся только в Эльвероне.
А вот фрукты он узнал, хотя они были огромного размера. Один эльф и его дама вдвоем пировали кусочком огромной виноградины. Бокалы непрерывно опорожнялись и наполнялись под оживленный гул разговоров, заполнявший зал. Как только тарелки из прозрачного янтаря пустели, они немедленно наполнялись новой едой.
Было видно, что эльфы – жизнерадостный, энергичный народец, который привык веселиться и наслаждаться хорошей жизнью. Хотя во время еды они оставались на своих местах, возбуждение, которое Гвальхмай заметил во время поездки, ощущалось и здесь.
За столом много шутили и смеялись, и Гвальхмай тоже получил свою долю озорных насмешек. Его поддразнивали за красноватый оттенок кожи; соседи высмеивали его из-за одежды, потому что после ароматной ванны он переоделся в наряд из бирюзового и алого шелка, сотканного пауком, и его неловкость в обращении с такими деликатными тканями была очевидна.
Его ближайшими соседками по столу были две изящные дамы. Слева сидела фея в радужном переливчатом платье, а справа – русалка в почти прозрачной ткани золотистых и изумрудных тонов. Они соперничали друг с другом, соблазняя его самыми вкусными угощениями, и красиво надували губки, когда он ничего даже не пробовал.
Если предлагали тост, он поднимал кубок, но не прикасался к нему губами. Как только он ставил его на стол, его немедленно уносили и заменяли другим вином. От аромата и букета этих вин голова его закружилась, как будто он действительно опьянел, и все вокруг он стал видеть сквозь розовую вуаль.
Конечно, он показал себя невежей, отказываясь от угощений. Искушение было очень сильным, но мысль об условиях, поставленных ему Мерлином, была сильнее. Чтобы подстегнуть свою решимость, он сказал себе: его компаньонки прекрасны, но он знает женщину прекраснее. За пределами страны эльфов она верит в него и ждет его возвращения.
Он ничего не ел и не пил, но улыбался и любезно кивал всем, кто желал ему удачи, и поднимал бокал за свое здоровье и успех своей миссии, потому что она была так же важна для эльфов, как и для него самого.
Тем не менее, никто не обижался. Фея Надара предложила ему засахаренные лепестки роз, но съела их сама, не уговаривая. И всякий раз, когда наливали новое вино, она описывала его качества, его ингредиенты и его вкус прилагательными в превосходной степени, что заставляло Гвальхмая сожалеть о вынужденном воздержании.
Русалка Сирена, самая вредная из этой пары, мучила его не раз, слегка ударяя его по руке, когда он притворялся, что пьет, из-за чего он пролил несколько капель на свою одежду и на стол. Ее собственное полупрозрачное одеяние было слегка усыпано каплями росы, как цветок перед самым восходом, когда первые лучи солнца украшают его прозрачными жемчужинами, ведь она была водным духом и не могла долго обходиться без влаги.
Поездка на сушу была для нее, очевидно, большим приключением, и она намеревалась в полной мере использовать то короткое время, которое могла пробыть вне воды. Она хлопала в ладоши и смеялась, когда падали винные капли, как будто это было именно то, чего она хотела все время, и все, кто смотрел на нее, смеялись вместе с ней.
Гвальхмай воспринял это маленькое веселье как должное. Здесь было весело и хорошо. Никто не питал зла. Жизнь была игрой, и он был окружен самыми веселыми людьми, которых когда-либо встречал. Он смутно осознавал, что смесь этих многочисленных паров опьяняет его, но до буквы был верен условиям заклятия. Он ничего не пил и не попробовал ни единой крошки.
 
Он гордился собой. Мерлин тоже мог гордиться им! Что касается Кореники, он сомневался, что она поверит, как много силы и стойкости проявил он, чтобы противостоять такому количеству искушений в столь многих интригующих формах, в числе которых, как он ясно сознавал, были и Надара с Сиреной. Об этом говорили их томные взгляды. Он был совершенно пьян.
Наконец, пиршество закончилось. Еду убрали, вынесли новые кубки и графины. Музыканты настраивали инструменты, чтобы начать танцы.
В перерывах между танцами выступали жонглеры, певцы, рассказчики. Вина было выпито много; воздух стал густым от его аромата, потому что это было бездрожжевое вино. Вересковый эль подавали в огромных кружках, и с каждым разом компания становилась все более оживленной. И вот уже от одного или другого требовали исполнить свой номер, поскольку каждому, как оказалось, было что показать.
Надара исполнила танец, во время которого слой за слоем сбрасывала прозрачные одежды. Она отказалась снять последнюю, как страстно ее ни уговаривали. Несмотря на это, ее идеальная фигура просвечивала розовым так же ясно, как и у Сирены, которая, безусловно, не могла бы с ней соперничать.
После того, как все выпили за здоровье Надары, Гвальхмая тоже попросили выступить. Он уже обдумал, что делать в этом случае, и поэтому был готов. На стене зала висело множество щитов, расписанных геральдическими эмблемами их владельцев. Гвальхмай выбрал один щит и нашел глазами его владельца. После того, как рыцарь кивнул в знак одобрения, Гвальхмай осторожно повесил его на один из стеблей рододендрона, которые служили столбами крыши. Затем вытащил из чехла кремневый топор, который носил на поясе, как другие носили колючки-кинжалы, тщательно прицелился, бросил и с расстояния 50 футов разрубил щит на две равные половинки.
Рыцари Эльверона тоже в бою использовали топоры, но их топоры были сделаны из твердой древесины или раковин устриц; они были хороши для рубящего удара, но для метания им не хватало веса. Расстояние, точность и сила, продемонстрированные Гвальхмаем, поразили всех.
Глядя на растерянного владельца, который с сожалением теребил остатки щита, воины взревели от смеха и принялись стучать по столу кружками. Расстроенный эльф тоже рассмеялся вместе с остальными и решил, что все к лучшему.
Принесли восхитительные медовые конфеты и хлеб из золотой пыльцы, порезанный маленькими кусочками, к которому подали консервированные цветки жимолости, но Гвальхмай с сожалением отказался.
Пока Сирена декламировала длинную и запутанную историю о водяном, который приколол подгузник к спящему шмелю, и о последовавших печальных событиях, бокалы наполнили снова – на этот раз рубиновым напитком с ароматом амброзии.
Когда русалка закончила историю и села под смех и аплодисменты компании, Надара подтолкнула его и прошептала: «Ты, конечно, выпьешь за нее? Это самое редкое из всех вин в Эльвероне! Оно сделано из ягод Древа жизни и наполняет того, кто его попробует, жизнелюбием и бодростью. Если бы кому-то из мира людей было 100 лет, и он съел бы всего лишь три ягодки, то вернулся бы в возраст 30 лет. На вкус они как мед – но это вино! Ну, сделай хотя бы один глоток! Ради меня!»
Она поднесла кубок к его сомкнутым губам. В этот момент Сирена повернулась и увидела их. Она побледнела прямо-таки до оливкового цвета вместо своего естественного изумрудного оттенка и шлепнула Гвальхмая по руке, как делала раньше.
 
Жидкость выплеснулась из кубка, и, хотя Гвальхмай не собирался его пить, одна капелька попала ему на губы, и он инстинктивно слизал ее кончиком языка.
Это было действительно сладко, намного слаще всего, что он когда-либо пробовал! От этой единственной волшебной капельки эльфийского вина у него закружилась голова. Комната мчалась вокруг него, веселые голоса звучали в его ушах с музыкальной ясностью, все его чувства казались обостренными, все было залито новым великолепием. Его охватил восторг. Теперь он понял, что это – обычное чувство, которое постоянно испытывают все в Эльвероне, а сейчас оно усилено волнением этого конкретного события! Он понял их лихорадочное возбуждение. Он почувствовал, что слился с веселой пирующей толпой.