Чувства в клетке (СИ)

Говоришь, помнил меня? Похоронил? Правильно. Та девочка умерла давно. Марины нет, и больше не будет. Я ее тоже похоронила. Поэтому не ищи ее во мне. То, что вместо нее осталось, тебе не понравится.
Совет мой тебе. Забудь. Не иди за мной и не ищи. Света хочешь? Нет его во мне. Темнота одна, вязкая и черная. Лучше, бойся меня.
Но если хочешь окунуться в эту тьму, готовься! Она и тебя сожрет.
Ждать тебя буду на рассвете. Там, где снова провалился в зеленый омут. Где узнал меня и где чудом избежал смерти.
Подумай. У тебя еще есть шанс жить без этой правды".
Подписи нет, но она и не нужна. Тяжелые строчки, и осадок от них тоже тяжелый. Каждая строчка пропитана ее болью. Чувствую. Понимаю. Страшное что-то расскажет. Она предлагает мне не лезть в это? Шанс оставляет? Зря. Шансов нет и быть не может. Их у меня никогда не было. Я всегда за ней шел, и сейчас думать не о чем. Какая бы страшная эта правда ни была, я ее знать должен. С ней прожить и пережить. Страшно? Очень. До дрожи внутри. Но изменить это ничего не может.
Вылетаю из номера. Куда идти? Место, где провалился в зеленый омут и чудом избежал смерти? Понятно, где это. Пещера. Хорошее место. Там никто нам не помешает. Может засада это? Значит, такова моя судьба.
Доезжаю быстро, оставляю байк на том же месте. Бегу к пещере. Внутри сердце отбивает нечетким ритмом. Неужели увижу ее сейчас? Неужели обниму?
Вхожу в полумрак пещеры. Никого не видно. Прохожу в центр. Нигде нет ее.
— Марина? — зову. Эхо гулко прокатывается по каменным стенам.
— Не кричи. Я здесь, — слышу ее голос. Она сидит на выступе в глубине пещеры в тени. Встает легко. Подходит ближе. Смотрю на нее и снова не верю. Внутри все колотится и рвется от переполняющих чувств. Улыбаюсь.
— Привет! Это все-таки ты, — тяну к ней руку, легко касаюсь щеки. Она уворачивается. Смотрит колким, неприветливым взглядом.
— Не веришь?
— Нет. Поверила когда-то, до сих пор плачУ.
Понимаю, что это первый удар. Первый укол. Значит, будут и другие. Она предупреждала. Надо выдержать.
— Не только ты.
Она усмехается горько.
— Постой, — прошу я, — не говори ничего. Дай просто посмотреть на тебя, — снова усмешка кривая. Но взгляд ее немного теплеет. Смотрит на меня прямо. А я узнаю ее, и не узнаю. Изменилась. Сильно. Из черт ушла мягкость, какая-то детская открытость. Взгляд колкий, опасный. Тело фактурное, подтянутое. Хочу коснуться ее, но вижу, что не позволит. А у меня в руках дрожь, так хочу ощутить ее ближе.
Протягиваю руку, хватаю ее пальцы, подношу к губам, целую, зарываюсь лицом в ладонь. Закрываю глаза. Внутри что-то немного отпускает. Не вырывает руку. Уже хорошо. А воздух вокруг искрит. Между нами напряжение растет. Резко дергаю ее за руку, и прижимаю к груди. Кажется, она не ожидала. Не отталкивает меня, но и не отвечает. Стоит, как скала. Как те каменные стены, которые нас окружают. Но мне все равно. Я зарываюсь в ее волосы, втягиваю запах. Она. Точно она. Хочу ее. Вот так сразу и сходу. Вчера также было, когда ее майку понюхал и член встал. Потому что дурею от нее. А сейчас это концентрированный дурман. Только зря расслабился. В секунду она развернула меня и руку заломила за спину так, что звезды перед глазами пошли.
— Насмотрелся? — резкий шепот в ухо.
— Нет. Мне тебя всегда было мало.
Смеется. Отпускает, отталкивает, отходит на несколько метров, садится на огромный валун у воды. Смотрит на гладь озера. Долго смотрит на воду и молчит, и я молчу, и на нее смотрю. Сейчас она как из камня. Как продолжение этой каменной глыбы. Такая же одинокая, сильная, холодная. Кто же сделал тебя такой? Кто заставил так измениться? Сейчас я понимаю, что она имела в виду, когда говорила, что стала другой. Вспоминая ту веселую девчонку, с которой мы прыгали через костер и, смотря на эту женщину, общего найти ничего нельзя. Сейчас от нее исходит сила и опасность. Но я должен понять, тогда, возможно, и принять смогу.
— Ты обещала мне правду, — решаю я нарушить тишину, — я сделал выбор. Я хочу ее знать.
— Думаешь, готов? — смотрит на меня, как будто сканируя.
— Уверен, — отвечаю я.
— Ты сам так хотел. Что ты знать хочешь? — отворачивается снова к воде.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
— Все. Начиная с того вечера. Мой день рождения восемь лет назад. Когда ты убежала. Что дальше было?
— Ты знаешь. Я, как и положено наивной влюбленной дуре, побежала к речке. На наше место.
— Тебя рыбак видел, как ты заходила в воду.
— Да. Захотелось мне освежиться. Проплыла и на берег вернулась. А там меня уже ждали.
— Кто?
— Понятия не имею. Очнулась я уже далеко от того места.
— Где?
— Сначала не знала где. Поняла намного позже. У родственницы твоей. Зухры.
— Б*ять! — знаю я это место. Для чего оно предназначалось. Перевалочный пункт. Туда девчонок свозили. Подготавливали, держали, пока партию готовили.
— Вижу, понимаешь, о чем я. Не только меня туда отправил?
— Я туда никого не отправлял. Но о чем речь, понимаю.
— Сам не отправлял? Не любишь грязную работу?
Уверенно говорит. Все оправдания бледно выглядеть будут. Но молчать я тоже не могу.
— Думаешь, я тебя в расход пустил? Думаешь, специально заманил?
Молчит. Понимаю, что прав. Так и думает. Подхожу ближе.
— Посмотри на меня, — прошу.
— Зачем?
— Я не врал тебе. И о делах Барона я тогда не знал.
— Когда узнал?
— Не скоро. Он долго скрывал.
Усмехается.
— Не продавал, значит, девчонок. Не знал. А когда узнал?
— Это долгая история. Хочешь, об этом потом поговорим. Но я свои долги, как мог, вернул. До сих пор возвращаю.
— Как? Свечки за здравие ставишь? После того, как в закрытых клубах рабынь имеешь?
— В моих клубах нет рабынь.
— А кто есть? Ш*лавы, которые этого сами хотят? Так, по-вашему, бабы все ш*лавы. Нам так и говорили!
Темнеет в глазах. Значит, продали ее все-таки. Дышать становится трудно. Стоять тоже тяжело. Сажусь на землю, придавленный этой правдой, как гранитной плитой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Опираюсь спиной о каменную стену. Упираюсь затылком в холодный камень, закрываю глаза.
— Он все-таки продал тебя? Да? — спрашиваю я упавшим голосом.
— Нет.
Смотрю на нее.
— А что тогда? Я его архив нашел, после того, как эту падаль порешили. Там на каждую девчонку данные есть и фото. Но тебя там не было.
Она смеется.
— Не было. Там проданный товар был. Хороший. О бракованных, значит, он сведений не оставлял.
— В смысле? — волосы уже шевелятся на голове.
— В смысле, не все доживали до отправки.
Сглатываю тяжело.
— И? Что он сделал с тобой?
— Он. Ничего. Брак ему был не интересен.
— А кто?
— Зухра. Сука! — говорит она горько, с ненавистью и плохо скрываемой злостью в голосе.
— Что она сделала? — сверлю ее взглядом.
— Она подарила меня. Зачем ей деньги? У нее всего хватало. Ей другие ценности нужны, например, благосклонность влиятельных людей.
Смотрит на меня, снова с этой циничной улыбкой. А в глазах — мрак. Бездна. Зелени не вижу сейчас. Одна темнота. И в душе у меня тоже. Понимаю, что значит это. Спрашивать дальше, сил нет.
Отвожу глаза. Закрываю их. Красная пелена перед глазами. Делаю несколько тяжелых вздохов.
— Кому?
Она называет имя — Мустафа Зариф, и меня чернота захлестывает с головой. Знаю его. Конченый ублюдок. Не могу сидеть. Вскакиваю. Начинаю ходить нервно. Внутри все в ошметки. Как принять это? Как осознать? Потом другая мысль в голову бьет:
— Несколько лет назад его клубы накрыли. Девочек вывезли. Многих домой вернули. Тебя там не было.
— Откуда знаешь?
— Потому что я там был. Я эту операцию пол года готовил.
— Готовил? Переметнулся на другую сторону?
— Я на ней всегда был. Только тебя среди его рабынь не было.