Гробовщик. Дилогия (СИ)

Степан недоверчиво нахмурился, сказал:
– Ладно. Это потом. А сейчас – валим отсюда, – и зашагал по тропинке, что уходила влево от цеха и исчезала за небольшим бугорком.
– Что случилось? – Лёха заспешил за ним следом.
Какое-то время Степан шагал молча, потом остановился, достал из рюкзака новенький монокуляр, протянул не глядя.
– На дерево рядом с цехом посмотри.
Лёха приложил окуляр к глазу, направил объектив в сторону цеха, поводил, выискивая дерево и замер. Высокая береза была увешана целлофановыми куколками, которые были подвешены на каких-то грязно серых нитях, обмотанных вокруг голов попавших в ловушку бедолаг. Фигурок было с десяток. Одни давнишние, у которых вместо ног торчали грязные мослы. Другие посвежее, с остатками обуви на ногах. И те, и другие тяжело качались на холодном ветру. Уткину даже показалось, что он узнал у одной из подвешенных фигурок кирзовые сапоги Аслана. А еще он заметил странное серое пятно, мелькавшее то здесь, то там среди веток и листьев.
– К-кто это? – еле выговорил Лёха дрожащим голосом.
– Если я скажу, что – смерть твоя, тебе хватит? – спросил Степан, вырывая монокуляр из его непослушных пальцев. – Или обязательно, что бы название было на латыни?
Он спрятал прибор в рюкзак, поправил автомат на плече.
– Давай, приходи уже в себя, – сказал он Лёхе. – Надо засветло добраться до КПП у Зелёного мыса. Ночью они никого не подпускают. Будем до утра куковать, а нас время поджимает. Так что бери хворостину подлиньше и давай, топчи тропу.
5. Везение и невезение Лёхи Уткина (окончание).
До сумерек они не успели. На выходе из Куповатого дорогу им преградило целое поле аномалий. Пришлось долго искать обход. И, как Степан не матерился, на ночевку стали в деревне Городищи. Развели костер. Целый день голодный, Лёха осоловел от еды и клевал носом, стараясь не заснуть. Степан же ел лениво, нарочито неспешно. Как человек, не привыкший экономить продукты. Когда пискнул приборчик на его запястье, он глянул на экран, поморщился и сказал:
– Как чувствовал.
И в ответ на вопросительный взгляд встрепенувшегося Уткина, пояснил:
– Гости на подходе.
Степан снял автомат с предохранителя и положил его себе на колени. Потом побуравил Лёху взглядом и предупредил:
– Про «Красную Розу» ни слова. И вообще – помалкивай, – подумал и добавил. – Если начнётся, лежи, не вставай.
Пять минут спустя вдалеке послышались неспешные шаги. А еще через пару минут к их костру вышли двое.
Первый был подстать Степану Сливе: высокий, скуластый, горбоносый, лет двадцати пяти. В камуфляже и высоких берцах, на голове кепка с козырьком. Из-под кепки свисали сосульками черные, как смоль, давно немытые волосы. На запястье знакомый уже Лёхе приборчик. Правда, у этого «камуфляжного» автомата не было. Вместо него на поясе болталась пистолетная кобура. И, судя по её размерам, калибр ствола был тот ещё.
Вторым, с первого взгляда было ясно, шел такой же, как и Лёха, бродяга. Невысокого роста, коротко стриженный и давно небритый. Застиранная гимнастерка, штаны в заплатках, грязные кирзовые сапоги.
– Кого я вижу, – громко, с фальшивой радостью в голосе, воскликнул «камуфляжный». – Стёпка Слива, лопни мои глаза!
Не останавливаясь, он подошел к костру, бродяга, припадая на левую ногу, прохромал за ним следом, замер за спиной.
– Грач, – кивнул пришельцу Степан, морщась, как от зубной боли. А тот, ни мало не смущаясь, по-хозяйски, присел к огню, прикурил от уголька сигарету, выпустил дым и хохотнул:
– Не ожидал меня встретить? – переведя взгляд на Лёху, оценивающе смерил его взглядом и продолжил. – Что, тоже бычка себе добыл?
– Ну, Тревальян, ну – сука, – сквозь зубы прошипел Степан.
– А ты как думал? – продолжил улыбаться Грач. – Кто ж одного на такое задание посылает? Вдруг ты сгинешь или долго в носу ковырять станешь. А дело ведь – спешное…
Пришелец потянул носом и скривился:
– Чем это у вас так воняет?
– Твоим трупом, – сказал Степан, резко направляя автомат на Грача. Оглушительно громко грохнул выстрел, и на лбу Степана Сливы появилось отверстие. Он моргнул и упал лицом прямо в огонь. В костре затрещало, Лёху обдало смрадом паленых волос.
 
– Твою мать, – выругался Грач, хватая труп Степана за ногу. – Всю округу завоняем. А нам еще ночь ночевать.
– Чего вылупился? – рявкнул он на своего спутника. – Помогай, давай.
Бродяга, который все еще держал в руке огромный пистолет, направленный на мертвого Степана, суетливо засунул оружие за пояс и бросился к Грачу.
Вместе они оттащили покойника от костра, притоптали тлеющую одежду и вернулись к огню. Присели. Вернее, снова присел только «камуфляжный». Бродяга в нерешительности топтался рядом.
– Ну, с одним делом разобрались, – сказал Грач и, не глядя, протянул руку. – Хромой, ствол верни.
Тот, кого назвали Хромым, с готовностью вложил в раскрытую ладонь пистолет и, повинуясь барскому жесту, присел рядом на корточки.
Вернув пистолет в кобуру, Грач обратился к Лёхе:
– Теперь ты. Кто таков? Откуда? Что здесь делаешь?
Не успел Лёха сказать и двух слов, как «камуфляжный» его прервал. Он несколько раз шморгнул носом и поморщился:
– Нет, определённо, чем-то воняет.
Он повернулся к сидящему рядом бродяге и толкнул его в плечо:
– Ну-ка, давай, проверь у покойника, у него нет шрама на правой руке?..
– На левой, – вырвалось у Лёхи.
– Значит, я не ошибся, – удовлетворённо сказал Грач. – Значит, Степан отыскал-таки «Красную розу». Давно он за ней охотился.
Он подтащил труп ближе к костру и обнажил до локтя правую руку покойника. Стало видно, что почти у самого запястья из неё торчит небольшой бардово-чёрный бутон, похожий на розу. Ужасный смрад, который источал этот цветок, заставил отшатнуться и прикрыть нос рукой. Лёха почувствовал, что его сейчас вырвет.
– ФУ, – поморщился Грач. – Это ж какая у Стёпки кровь грязная была…
Он схватил «розу» и рывком вытащил её из руки покойника. Присоска на её конце пару раз чмокнула, будто в поисках к чему бы присосаться и обвисла.
– Я слушаю, слушаю, – сказал Грач Лёхе. – Чего замолчал?
Тот наморщился, пытаясь вспомнить, на чем прервался. Потом сбивчиво продолжил. И снова «камуфляжный» его, казалось, не слушал. Достал из рюкзака контейнер, похожий на длинный термос. Отдельно достал прозрачную подушечку физраствора, открыл пробку, щедро нацедил из неё в контейнер и поместил туда же «Красную розу», снова ставшую похожей на кусок проволоки с бутоном на конце.
– Пусть отмокает, – сказал он, но, когда Лёха снова замолк, замахал рукой, и подбодрил. – Ну-ну – дальше…
Пока Лёха сбивчиво рассказывал про то, как Аслана замотало в целлофан и про дерево, на котором, как груши висели куколки покойников, Грач о чем-то в полголоса переговаривался с Хромым. Но, как только рассказ был окончен, встрепенулся и даже повторил последнюю фразу:
– Говоришь, выходить собирались через КПП у Зелёного мыса?
Степан кивнул. Грач помолчал, потом скомандовал бродяге у него за спиной:
– Хромой, ну-ка подойди к нашему новому знакомцу.
Бродяга проковылял вокруг костра и стал рядом с Лёхой. Грач снова замолчал, переводя взгляд с одного на другого.
– Дело в том, что оба вы мне и нахрен не нужны, – наконец сказал он. – Так что нужно решать, кто со мной на волю пойдёт, а кто тут останется. Лёха, вроде бы поприличнее выглядит, помоложе. Зато Хромой больше жалости к себе вызывает, а это тоже важно. Можно было бы устроить гладиаторский бой промеж вас, но, боюсь, интриги не получится. Неравные весовые категории. Так что остается вам удачу испытать. Чья сильнее, тот со мной и пойдет.
 
Грач вытащил из нагрудного кармана небольшую пластмассовую коробочку, открыл её. Достал из неё два шприца, заправленных какой-то микстурой. Содержимое одного из них он выдавил в костер. Огонь обиженно зашипел, запахло больницей и химией. Пустой шприц он заправил все тем же физраствором. Приложил шприцы один к другому, пустил из одного недолгий фонтанчик, снова приложил и довольно кивнул головой. Жидкости в обоих шприцах было поровну. Надел на оба пластиковые колпачки и спрятал руки за спиной.