Ядовитые узы, или Два зельевара — гремучая смесь (СИ)
– Скажи, Кора, ты не скучаешь по нашему дому? – я сел за грубо сколоченный стол, вспоминая другой, гораздо более изысканный, с витыми ножками и покрытый лаком. Каково было сестре отказаться от привычной обстановки? От поклонников, от друзей? Избавившись от наваждения с поиском, я словно прозрел и наконец видел вполне понятные, очевидные вещи. Нет, не так – они до боли резали глаза.
– Конечно, – сестра так меланхолично сделала глоток, что было ясно – она воспринимает мой вопрос как очередное чудачество, – но столица не так уж плоха. Я бы не отказалась прикупить домик в среднем городе, ты давно это знаешь.
Зато моя бедная сестра не знала, что наших средств едва хватит на квартиру. Впрочем… пусть будет квартира! Для начала. Кора вытерпела достаточно, чтобы больше не морщиться от сточных канав и наслаждаться трубопроводом, видеть небо голубым, а не задымленным сотнями печей, гулять в парках… И работать она больше не должна. Дома Кора состояла в женском клубе для местных аристократок, основанном почтенной супругой городского наместника, а из-за меня ей пришлось стоять за прилавком. Пожалуй, о своем происхождении сестре напоминала только приставка Вэй к имени рода. Фамилии, как тут говорят.
– Давай купим. Можешь прямо сегодня нанести визит знакомому маклеру, если хочешь.
Кора поперхнулась.
– Рин! Тебя что, твоя Тварь покусала?
Тварью она беззлобно называла горшочек с плотоядной артисией – Артишей, моим молчаливым и всему внимающим собеседником в особо мерзкие вечера.
– Нет, просто я многое осознал.
– И поэтому проснулся от кошмара? – сестра не удержалась от шпильки, но я ее не винил, – прости. Ты действительно хочешь уехать отсюда?
С широко распахнутыми глазами, полными надежды, Кора напомнила ту юную девушку, какой она была… до отъезда из Арингарда. Годы со мной выковали ей прочную броню и снабдили острым язычком. Так непривычно видеть ее прежнюю.
– Хочу. Больше всего на свете.
– Рин, – моя дорогая сестра вернулась с привычной язвительностью и недоверчивостью, – или ты расскажешь, какое чудо тебя сподвигло на это решение, или я больше не буду делать твой любимый кофе.
– Ты знала, как на меня надавить, – я примирительно поднял руки, – дознавательная служба лишилась ценного кадра в твоем лице. На самом деле, все просто. Я узнал, что Данари Кортера ни при чем.
Вот и все, расписался в собственных ошибках. Ошибках ценой в шесть лет. Только бы сестра не начала расспрашивать, как именно я добыл информацию.
– Ты уверен? – взгляд с прищуром сканировал, изучал на предмет розыгрыша либо слабоумия. Не обнаружив ничего из перечисленного, Кора вскочила из-за стола и бросилась мне на шею.
Слуг она не смущалась, хотя бы потому, что смущаться было некого – кухарка с горничной числились приходящей прислугой и жили по соседству. Как Дана…
– Абсолютно. И не будем об этом.
Неизвестно, что бы ответила сестра и к чему мог привести разговор, если бы не стук в дверь. Я впервые возблагодарил наглых клиентов, имеющих привычку стучаться к хозяевам, когда лавка закрыта.
– Пойду открою.
Маленькая прихожая, пародия на просторный холл в нашем старом доме, едва могла вместить более трех человек на дистанции, предписываемой приличиями. А когда я увидел, КТО стоит на пороге, то пожелал бы вместо прихожей дворцовый зал.
– Доброго утра, лиронна, чем обязан?
Я вышел на крыльцо и прикрыл дверь за собой – не хватало еще, чтобы сестра увидела. А что до горожан – до них мне не было никакого дела.
Данари выдавила дежурные приветствия и умолкла. В руках она теребила концы длинной серой шали, на поясе висела кожаная сумка-мешок, удобная для переноски ингредиентов. Выглядела знахарка как всегда, но глаз отчего-то особенно остро подмечал детали. Не иначе как на прощание, но лучше бы забыть навеки. Она была ходячим напоминанием о позоре, лишениях и старой беде.
– Не думал, что Вы захотите моего общества так скоро, – язвительности в моем голосе позавидовала бы даже Кора. Как знать, вдруг Дана пришла с местью за вытерпленное «по ошибке»? Я бы не стал исключать такой вариант.
– Если бы не чрезвычайные обстоятельства, и ноги моей не было бы здесь! – на игру непохоже, но я все равно оставался настороже. Резкие движения и до белизны сжатые кулаки выдавали борьбу с собой, даже пояснять не стоило.
– Охотно верю, – я окинул ее взглядом еще раз. Что такого могло произойти, чтобы Данари, эта гордая мышь Данари пошла на поклон ко мне? Если не для того, чтобы разукрасить мою физиономию очередной кислотой.
– Умирает человек, – Дана смотрела с вызовом, будто по меньше мере я виновен в проблемах ее клиента, – корни Флория должны были сработать, но ничего… не получилось.
– И Вы полагаете, что я должен сварить зелье за Вас? Я во многом был неправ, но не перекладывайте на меня ответственность за Вашу некомпетентность.
– Да отсохнет Ваш язык! – Данари дернулась, будто собиралась немедля уйти, и лишь обязательства ее удержали, – я готовила усилитель для нейтрализатора – запах, цвет и консистенция были в пределах нормы. Наутро же получилось вот это, – она извлекла из поясной сумки небольшую баночку с грязно-серым содержимым.
– И все же, как я причастен к Вашим профессиональным неудачам?
Знать бы еще, какое именно зелье она готовила. Против воли во мне взыграл спортивный интерес – уж я-то точно справлюсь, и мой результат не будет напоминать болотную тину с песком.
– Корвиус Флорий мог храниться в ненадлежащих условиях, – заявила нахалка.
Я сделал вдох-выдох про себя, чтобы не придушить ее на месте, и выхватил банку, стараясь не прикоснуться к рукам Данари.
– Рецепт у Вас?
Будто опасаясь, что я передумаю, северянка поспешно извлекла из-за пояса свернутую бумагу.
– Посмотрю, что можно сделать, а теперь уходите.
А то я за себя не ручаюсь.
Глава 10. Сайерона, или Узы становятся крепче
Полночи мы провели в «Золотой виверне», заливая в себя все подряд. Роб делал вид, что ничего не произошло, и я была этому рада. Не хотелось терять друга, особенно сейчас.
В целом, заведение отличалось от ему подобных только завышенными ценами, а если учесть, что с недавних пор винные пары на меня не действовали… Я была довольна скорее тем, что поставила галочку напротив выполненного пункта. Поэтому без особых сожалений поддалась уговорам Вилинса вернуться по домам. Мы дотащились до Теневого переулка, на три глотки горланя любимые песни, и парни отправились в общежитие.
Дед меня ждал.
– Все празднуешь?
– А ты не спишь?
В груди зашевелилось что-то похожее на совесть. Неужели я его разбудила, когда лезла через окно в своей каморке? Но деда, похоже, и не снимал старого домашнего сюртука, да и привычную вязаную шапку на ночной колпак не променял. На столе высились кипы старых записей и оплавленный подсвечник, побитое молью кресло хранило тепло.
От этой картины, возвращающей в детство, защемило сердце. И, как когда-то давно, я попросила:
– Деда, расскажи о себе…
Он обвел мой наряд прищуренным взглядом, словно намекая – кто тут кому должен рассказывать, но отчего-то уступил и опустился в кресло. Узловатые руки накрыли почти полностью истершиеся подлокотники. Я села напротив на соломенную циновку у все еще теплой печи, скрестив ноги под собой.
И он начал рассказ. Думаю, большая часть в нем – выдумка, спорю на свою неудачливость с мантикорой. Уж точно – пассажи про службу в императорской гвардии. Если бы он и вправду там служил, мы бы не ютились в нижнем городе, а ели перепелок где-нибудь в Селестаре, как минимум – в квартале аристократов. Но я позволяла и прощала деду эти фантазии. Как бы то ни было, сказки у него выходили занятные, достойные записи в отдельную книгу.
–… Помню императрицу Лидию, – раскурив трубку с чем-то ядреным, продолжал дед, – она была как птичка в золотой клетке. Хрупкая, не созданная для дворцовой жизни. Роза без шипов.