Мертвоводец (СИ)
Пока связывал, жажда так обострилась, что через закрытые глаза в мертвозрении желтая точка священника засветилась будто маленькое солнце. Наплевав на все, бросился обратно к лагерю, где оставался запас еды. Прибежав, набросился на чуть подпорченные фрукты. С фруктами оказалась та же история, что и с надписями на скале и засечками на деревьях. За полчаса, что меня не было, успели поскучнеть, будто неделю лежали. Но поесть хватило. Напился воды и…
– ААА!!! Твою… А!!!
…вытащил кол из бока. Знаю, знаю, что такие вещи нужно в больнице делать. Инородный предмет закупоривает крупные сосуды, когда его извлекаешь – кровотечение усиливается. К счастью, не у меня. Дырки от пуль вообще уже позакрывались. Нарезав несколько кусочков бинта, замотал рану сверху изолентой.
Взялся за рюкзак, чтобы идти обратно к спецназовцу и похолодел от ужаса, поняв, что оставил имущество без присмотра на целых полчаса. Во-первых, рюкзак мог элементарно исчезнуть, как исчезали те же ямы. Во-вторых… движимый дурным предчувствием, я развязал тесемки и сначала просто искал, затем стал выкладывать вещи наружу. Пересмотрел все на два раза. Пропало только одно. Небольшая и, скорей всего, единственная в той Галактике, в которой я в данный момент находился…
…банка Кока-Колы…
– Не-е-е-е-ет!!!!!!!
***
И вот уже час я слушал молитвы – более или менее изобретательные. В перерывах священник бросал на меня взгляды, от которых разве что изжога не начиналась.
– Вы меня можете хоть немного послушать?
Не знаю, дело ли в медитациях или просто в снисходительности победителя, но я к священнику испытывал скорее раздражение, нежели ненависть. Я не забыл, кто меня столкнул со скалы, взорвал гранатой и неоднократно пожелал, чтобы «потроха засохли, а кости дробили челюстями огненные псы». Своей убежденностью и самоотверженностью Владимир вызывал уважение. Возможно, примерно так и работал стокгольмский синдром, когда жертва проникается симпатией к мучителю.
Помню, лет несколько назад со мной произошел интересный случай на футболе. Кажется, это был матч на чемпионат города. И в команде против меня играл человек, которого я знал еще со средней школы. Он был одним из наиболее деятельных гопников, а я напротив – почти очевидным ботаном, стоящим в шаге от того, чтобы меня стали активно задирать. Вместо этого меня задирали изредка, если я был достаточно осторожен и не отсвечивал сверх меры. Этого вряд ли хватило бы, чтобы однажды я пришел в школу с ружьем – ага, где бы я его взял – но хватало, чтобы питать искреннюю неприязнь ко всей их стае. И вот, я встретил его на футболе. Я тогда уже много лет занимался цигуном, элементарно стал старше и не мог бояться гопников из прошлого. И вроде даже не боялся.
В какой-то момент «гопник» получил травму во время матча. Я как раз в тот момент заменился и передыхал на бровке. Он проходил мимо, и у меня вдруг возникло желание… подбодрить его. Спортсмены так делают. Особенно, если повреждение получает кто-то из твоей команды или тот, кого ты хорошо знаешь из чужой. Этого же парня я практически не знал. Мы с ним учились на разных параллелях и не пересекались. Я знал только, что он отвратный человек, не умеющий ставить себя на чужое место. Мой рюкзак он в девчачью раздевалку не закидывал, но скорей всего, только потому, что мы учились в разных классах.
И я захотел его подбодрить. Несмотря на то, что искренне считал его недостойным даже минимального внимания. Я тогда ничего не сделал, не подбодрил, но момент запомнил. Откуда-то на тот короткий миг во мне родилась симпатия к нему. Словно к крутому бандиту из сериала или к реперу, «поющему» про сук. Я тогда долго копался, пытаясь понять, в чем дело, но к единому выводу так и не пришел.
Неужели, здесь то же самое?
Черт его знает. Важно, что он тут был единственный человек кроме меня. Даже тупо сожрать его было бы расточительно. Соблазн был – вдруг самое ценное обратно отрастет – но скорее шуточный. Научившись справляться с жаждой, я больше не собирался поедать живых людей.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, монстр.
Я ожидал, что после священник начнет очередную молитву, но этого не произошло. Выдохся что ли? Слава Неистовому Квартету, если так!
– Тогда вы можете меня послушать, правильно? И… может, вам попить дать или поесть? У меня бананов местных полно и ревень сладкий есть. Хотите?
В ответ Владимир смерил меня еще одним убийственным взглядом. Наверное, это означало, что пока ничего не хочет. Связав, я прислонил его спиной к стволу «спартаковского» дерева, об которое он ударился. Сам сел на бревно напротив, но не слишком близко: мало ли. Во-первых, все то что связано, будет однажды развязано. Во-вторых, сам вид священника внушал. Под метр девяносто, сто килограммов веса, в армейских татухах и с очень серьезным черепом лица. Бульдога загрызет и не вспотеет. Я перед такими мужиками всегда робел. Приходилось себе напоминать, что физически он слабее, и даже если дотянется, все равно не сумеет мне ноги с руками сделать, как у кузнечика. Пусть взгляд его и говорил об обратном.
– Я не чудовище и не посланник преисподней, – объяснил я. – Просто на меня этот вирус странно подействовал. Я ничего такого не планировал. Я теперь не знаю, что с моей семьей, где мой брат, мои друзья. Если бы заранее знал, что такое произойдет, то точно бы их предупредил. И точно бы не получилось так, что вы взорвали меня гранатой. Я был бы подготовлен, вы-то должны это понимать! Сидел бы где-нибудь в защищенном бункере и огурцы маринованные с малосольным омулем уплетал. Вместо этого я бегаю по каким-то опасным местам, потом попадаю сюда! Господи, это же нелогично! Это…
– Не поминай всуе! – перебил спецназовец, до этого никак не показывающий, что меня слышит. Чего я и добивался. Я уже раскусил этот его пунктик насчет «поминаний всуе». Главное в диалог втянуть. Я еще тогда, в церкви, понял, что он не слепой фанатик. Мозги основательно промыты, но действует логично. Договориться можно.
– Хорошо, не буду, – покладисто согласился я. – Но вы-то мне навстречу пойдите. Даже если предположить, что я действительно одержим темными силами…
– Сознаешься? – уточнил он.
– Я сказал «предположить».
Судя по взгляду, для священника разницы не было. Ну, хоть что-то отвечает.
– Так вот, – продолжал я, – даже если предположить, что все так, как вы говорите, то разве не должны вы, как верующий христианин, помочь мне освободиться от проклятья? Епитимью наложить или еще что-то. Я ведь сам хочу, чтобы мне помогли! Может, если мы сумеем меня вылечить, то это и с остальными людьми поможет?
На самом деле, я, конечно, не собирался «вылечиваться», я планировал разобраться, как вирус работает, чтобы получить бессмертие, ну и добро потом по возможности творить. Но для спецназовца это пока была слишком сложная мысль.
Он снова долго молчал. Я уж думал про патриаршие яхты вспомнить, чтобы его подбодрить, но Владимир все же ответил:
– Есть один способ, - сказал он серьезно.
– Вот! Отлично! – воодушевился я.
– Церковь разными способами боролась с одержимостью, – проговорил он медленно. – Был только один, который работал всегда.
– И какой?!
Спецназовец не моргая смотрел на меня.
– Аутодафе.
***
На «способ» я не согласился. Правда, потом вспомнил про Матерь Драконов, которая через сожжение обрела новые способности, и немного засомневался. Но после так же вспомнил, что у нее при этом были с собой яйца. У меня же яиц не было. Я решил пока не рисковать остальным.
На второй день после «воссоединения» с Владимиром я с удивлением понял, что наличие пленника усложняет быт. И не потому, что он то и дело намекал, что пора бы уже… почистить мне карму из огнемета. Выяснилось, что недостаточно просто оберегать заключенного от побега. Его нужно кормить и поить, водить в туалет, оборудовать ему место для сна, в котором я сам не нуждался, регулярно выдерживать на себе его уничтожающие взгляды и не слышать за это ни слова благодарности. Я даже немного посочувствовал работникам ФСИН. Но они хотя бы зарплату за это получали! Плюс, им разрешалось одну часть заключенных пытать, другую – снабжать наркотиками и проститутками, оставляя процент для своих нужд. Я этих возможностей был лишен. Все минусы, но никаких плюсов.