Осколки прошлого (СИ)
— Чёрные чернила закончились, — с интонациями задолбавшегося автоответчика ответила не-Тарья. — Могу распечатать тёмно-синими, или иди в вестибюль.
— Там народу тьма, а мне срочно надо, — вздохнул Саня и протянул флешку. — Давай тёмно-синими, вдруг прокатит.
Самое поразительное, что действительно прокатило. Конечно, информатичка покривила губы на цвет чернил, однако придралась не к ним, а к канцелярской скрепке на отчёте. Саня резвым кабанчиком метнулся в деканат, сделал сиротское лицо и попросил степлер. Через пять минут перед информатичкой вновь лежал его отчёт, теперь сшитый как требовалось. Преподаватель для проформы полистала странички и поставила к себе в тетрадку драгоценный плюсик напротив Саниной фамилии.
— А вы что, совсем ничего не спросите? — опасно уточнил Саня.
— Иди, Заливин, — отмахнулась информатичка. — Я знаю, что ты всё знаешь.
Слышать такое было так же приятно, как стрескать сковородку жареной картошки, щедро поливая её кетчупом и запивая ледяным пивом. Нет, ещё приятнее. Саня расплылся в довольной лыбе, сказал «До свидания» и резво свинтил из кабинета.
Удачную сдачу стоило обмыть, пусть даже и чаем, однако на полпути к буфету Саню посетила некая светлая мысль. И вместо того, чтобы обмануть урчащий желудок тёплой водичкой и отправиться высиживать оставшиеся полторы лабораторные пары в библиотеке, решая домашку по матану, он вышел на университетское крыльцо. Закурил, прислонившись к облупленной колонне, и снова всё обдумал. Действительно, после информатики стояла лекция по русскому — бесполезнейшему, по мнению Сани, из предметов на технической специальности. К тому же, на ней никогда не отмечали посещаемость. Саня погасил окурок и метким броском отправил его в каменную урну у входа. Значит, решено. Он вернётся на съёмную квартиру, пообедает, отоспится и, может быть, сделает что-нибудь по учёбе. Или не сделает, а отдохнёт мозгами в компании вернувшихся из универа соседей. Надо же и расслабляться иногда. На этом жизнеутверждающем соображении Саня бодро сбежал по ступенькам с крыльца и заторопился на остановку — вдалеке как раз показался автобус с нужным ему номером.
Дверь в квартиру оказалась заперта изнутри на не открывающуюся ключом задвижку. Саня позвонил один раз. Второй. Нажал на кнопку звонка и медленно сосчитал до двадцати. Со всей злости саданул по двери ногой. Результат был одинаковый: ноль реакции. Зато на грохот выглянула соседка из противоположной квартиры.
— Чего шумишь? А ну, иди отсюда, пока полицию не вызвала!
— Я здесь живу, — попытался объяснить Саня.
— Там разберутся, кто где живёт, — отрезала соседка. — Иди быстро!
Пришлось уходить или хотя бы создать видимость, что ушёл. Саня спустился на пару пролётов, закурил под высоким грязным окошком и крепко задумался.
Судя по всему, Витёк где-то раздобыл бабла на опохмел и доопохмелялся до кондиции бревна. Теперь можно хоть дверь, хоть святых выносить — всё равно не очухается.
— Х-холера, — ругнулся Саня. Знал бы, остался бы в универе. А теперь куда? На коврике под дверью сидеть, матан решать, пока мнительная соседка ментов не вызовет?
Или не на коврике.
Сегодня у Сани определённо был день светлых мыслей. Да, ведущую на крышу лестницу на техническом этаже сложно было назвать удобным местом для транспонирования матриц, но зато там Саня точно никому бы не мозолил глаза. Главное, не привлекая внимания пробраться обратно на девятый к покрашенной в грязно-зелёный цвет стальной двери, перекрывавшей проход наверх. Брутальный амбарный замок на ней давно висел чисто для видимости.
В последних числах августа, волею судеб и раздела «Сдаю» местной газеты, четверо студентов сделались жильцами угловой однушки на последнем этаже панельного девятиэтажного дома. Новоселье отмечали с размахом, и после пятой полторашки «Жигулёвского» Витёк — первогодка с эконома — вспомнил, как в нежном двенадцатилетнем возрасте лазил на крышу своей «хрущёвки». К концу шестой полторашки Витькина ностальгия стала непреодолимой, да и у его собутыльников бродивший в крови алкоголь потребовал приключений. Так что на предложение повторить подвиг — зря они, что ли, на девятом живут? — пятикурсник физтеха Игорь кивнул: конечно, не зря, а его одногруппник Лёха молча достал из кармана многофункциональный швейцарский нож. И пока Саня стоял на стрёме, он этим ножом сначала играючи вскрыл замок двери, ведущей на технический этаж, а потом открутил гайки на жестяном щите, который закрывал непосредственный выход на крышу. С тех пор, пока позволяла погода, четвёрка студиозусов частенько выбиралась покурить на высоте. Без спиртного, хотя Витёк регулярно предлагал детально повторить первый поход. Однако у его товарищей инстинкт самосохранения больше сбоев не давал.
— Витя, ты ж сам в прошлый раз оттуда чуть не слетел, — рассудительно говорил Игорь.
— И контору чуть не попалили, — прибавлял Лёха. Витёк кивал, соглашаясь, но ровно до следующей пьянки.
Так продолжалось, пока не пришёл октябрь. Задождил, задул холодными ветрами и совершенно отбил желание соваться курить дальше форточки на кухне. Вообще говоря, сегодняшняя погода тоже мало располагала к прогулкам на верхотуре, только разве мог Саня хотя бы одним глазком не выглянуть наружу? Конечно, не мог. Так что забравшись на технический этаж он пристроил торбу рядом с лестницей, открутил пальцами легко наживлённые гайки и вылез на крышу.
Мокрый рубероид, местами вздувшийся от жары и потрескавшийся от мороза, чернел как новый. Тут и там торчали стальные скелеты антенн, удерживаемые металлическими стропами. К надписям «Ваня лох», «Катька дура» и хрестоматийному «Цой жив» на широких вентиляционных трубах добавилось корявое сердце с многозначными «Л+А». Ого, подумал Саня, оказывается, не мы одни такие умные, кто смог протоптать сюда дорожку. Он подошел к краю крыши и бестрепетно опёрся ногой о низкую металлическую оградку. Страх высоты у него отсутствовал напрочь, чем он не единожды бравировал перед соседями. И пускай сейчас некому было сказать с плохо скрываемой завистью «Санёк, не выпендривайся» — Сане, кроме удовольствия от собственной крутости, нравилось ощущение, будто он птицей парит на пронизывающем северном ветру над унылой серостью спального района. Как у «Нау»: «Воздух выдержит только тех, кто верит в себя». А Саня в себя верил крепко, иначе пришлось бы вспоминать другую песню, от нелюбимой «Машины времени» про «он взлетел, бла-бла-бла, только не вверх, а вниз».
— Не дождётесь, — сжав кулаки, снова повторил Саня свою спасительную мантру. Настроение свысока разглядывать городские оттенки серого пропало напрочь, и крыша из символа горделивой свободы превратилась в мокрое, холодное и чрезвычайно неуютное место. Ну, и холера с ней! Саня с силой оттолкнулся от оградки, делая шаг назад.
Совершенно не подумав о том, что психовать, стоя на краю пропасти — не самое умное поведение. И о том, что за годы, прошедшие с постройки дома, перила из «уголка», на которых он решил выместить раздражение, откровенно проржавели, а бетон в основаниях столбиков заграждения качественно раскрошился. Поэтому вместо того, чтобы остаться надёжной опорой, оградка вдруг с обиженным скрежетом пошла вниз. Саня инстинктивно взмахнул руками, ловя равновесие, но затёртые подошвы кроссовок некстати заскользили по мокрому рубероиду. От случайно брошенного вниз взгляда закружилась голова, и всё это вряд ли бы закончилось благополучно, если б горе-руфера вдруг не ухватили за шкирку и не рванули назад. Саня с размаху шлёпнулся на задницу, по-рыбьи глотая ртом воздух, однако долго рассиживаться ему не позволили. Невесть откуда появившийся бомжеватого вида мужик в тёмном ватнике сгрёб его за грудки и как тряпичную куклу вздёрнул на ноги. Прямо перед Саниным лицом оказалась заросшая неопрятной грязно-серой бородой злющая физиономия, на которой совершенно чужеродно смотрелись яркие разномастные глаза — синий и карий.