Поцелованная богом (СИ)

— Но ты ее знаешь?
Вовка наполнил наши стаканы виски, отсалютовал мне и выпил.
— Что ты знаешь о моей последней командировке?
— В смысле?
— В прямом.
— Про плен знаю, — ответил я.
— А как вернулся, знаешь?
— Разные ходили слухи, вроде помог тебе кто-то, — осторожно сказал.
Про то, что его девчонка какая-то на себе тащила, говорить не хотелось. Мало ли, как там было. Может, все это сплетни? Еще обидится.
— Вот она-то меня и вытащила, — Вовка достал из пачки сигарету и прикурил.
— Она? — перед глазами встала стройная фигурка. — Да откуда она там вязалась?
— А что ты о ней вообще знаешь? — поинтересовался Вовка.
— У нее рыжие волосы, недружелюбный характер и ПММ, — суммировала я свои знания о рыжей.
— Лиза Вяземская, — начал Вовка, — один из лучший военных хирургов в стране. А возможно, и во всем мире.
— Эта пигалица?
— Эта пигалица бежала из плена и вытащила меня. Три дня в горах. Кстати, ПММ у нее наградной.
— Она была в плену?
— Была, — кивнул Вовка. — Нас вместе взяли. Точнее, захватили машину, в которой Лиза ехала, я там оказался случайно. Водителя убили на месте, нас увезли в горы.
Я сглотнул ком в горле, на минуту представив, через что пришлось пройти рыжей, оказавшейся в плену. Я воевал. Пожалуй, большую часть своей сознательной жизни воевал. Именно поэтому совершенно точно знаю, у войны не женское лицо. Женщинам там делать нечего.
— И что ее на передок понесло? — мрачно спросил у Вовки.
— Не совсем на передок, — поправил он, — но понесло. Она действительно врач от бога, у нее даже тяжелые выживают. Такие операции проводит в поле, чуть ли не на земле, опытные эскулапы только диву даются. Знаешь, как ее называют?
— Как?
— Поцелованная богом, — ответил друг. — Ребята знают, если ранили и попал к Вяземской, то можно не волноваться — домой вернешься живой и здоровый.
— Как же ее муж отпускает? Или она не замужем?
Вовка нахмурился.
— Не замужем.
Я уже было хотел сказать, что это и понятно, с таким-то характером, но Вовка продолжил:
— Она вдова. Погиб у нее муж.
— Он воевал?
— Он врачом был. Летел в командировку, когда его самолет разбился.
— Давно?
— Три года назад. Ты слышал эту историю, о ней много писали. Самолет летел в Сирию под Новый год, рухнул в Черное море. Выживших не было.
Я кивнул, об этой истории действительно только ленивый не писал. Молча разлил виски по стаканам, и мы выпили, не чокаясь.
— Так зачем тебе Вяземская? — в свою очередь поинтересовался Вовка. — И где вас черт свел?
Я не стал делать тайны из нашего своеобразного знакомства и рассказал другу в красках и подробностях. Правда, кое-какие детали, касающиеся моих плотских желаний в отношении рыжей, пропустил. Все-таки она ему жизнь спасла, и когда Вовка говорил о ней, лицо у него становилось… чересчур уж возвышенное.
— Узнаю Лизку, — хмыкнул друг, когда я закончил свой рассказ. — Так чего тебе от нее надо?
— Познакомиться хочу, — сказал очевидное.
— Зачем?
— Понравилась.
— Егор, — серьезно сказал Вовка, — я тебя уважаю. Как мужика и профессионала. Но Лизу не трогай, не для тебя она.
— А для кого? — неожиданно разозлился я. — Для тебя?
Вовка вздохнул так маятно и отвел взгляд, что я понял: попал по больному.
— И не для меня, — ответил он грустно.
— Прости, — стало стыдно за свой вопрос. — Но она мне действительно понравилась. Очень.
— Понимаю. Она такая, всем нравится.
— У нее кто-то есть? — осторожно поинтересовался.
— Муж у нее есть, — ответил Вовка.
— Ты же сказал, что он погиб, — не понял я.
— Разве это может помешать ей его любить? — глухо спросил Вовка.
Мы замолчали, думая каждый о своем. О чем думал Вовка, я не знаю. Я лично представлял себе рыжую, три года оплакивающую погибшего мужа. И, несмотря на весь мой цинизм, острить почему-то не хотелось.
  
3
 
Вырулила на шоссе, не сразу сообразив, почему так неудобно управлять машиной. Мельком глянула на руку и очень удивилась: все еще крепко сжимала в руке ПММ. Отложила оружие на соседнее сиденье, вдохнула, выдохнула и поехала себе дальше.
 
Дом встретил тишиной и одиночеством. Родители жили в городе, иногда заезжая ко мне в гости, предварительно испросив разрешения по телефону. А вот дед всегда приезжал без звонка, разрешений и прочих расшаркиваний, что меня очень радовало. Вечные мамины пляски вокруг меня утомляли неимоверно, особенно в последнее время. Я пыталась поговорить с мамой, объяснить ей, что я не смертельно больная, и не надо бояться дышать в моем присутствии, но это было совершенно бесполезно — у мамы всегда есть свое собственное мнение, и переубедить ее практически невозможно. Вот мне за три года так и не удалось.
Есть не хотелось совершенно, пришлось запихивать еду в себя почти насильно. Еда это энергия, а энергия нужна в моей работе. Завтра у меня сложная плановая операция, необходима твердая рука. Покосилась на пистолет. Надо же, давно я не пользовалась оружием. Еще смеялась, когда мне его подарили. Зачем мне оружие в Москве? А вот пригодилось.
Не очень верилось, что этот мужик действительно хотел наброситься на меня, скорее, он просто щекотал себе нервы, ну так я и добавила ему щекотки. Чтобы наверняка обеспечить острых ощущений. Надеюсь, обеспечила.
За окном начинало темнеть, а спать совершенно не хотелось. Мысли вяло ворочались в голове. Вспомнила лицо мужика, который за мной гнался, когда он увидел оружие, стало смешно. Боевое оружие он узнал, это я видела, как видела и то, что он каким-то своим чутьем понял, что я выстрелю. Кстати, совершенно правильно понял. Выстрелю и не поморщусь.
Смешной мужик. Внес разнообразие в мою довольно размеренную жизнь.
Сколько себя помню, всегда хотела стать врачом. У ребенка, родившегося в семье врачей, детей врачей, внуков врачей и даже правнуков врачей, практически нет шансов на какое-то другое желание. В три года я вовсю лечила кукол, в четыре делала уколы плюшевому мишке, а в пять успешно провела трепанацию черепа пасхальному кролику. Дед- военный хирург был в восторге, мама — педиатр пила валерьянку, а папа — гинеколог, видимо представив себе, что в следующий раз я начну принимать роды у большой меховой собаки, которую он же мне и подарил, ушел пить коньяк.
Уже в начальной школе мне удалось поднять на уши весь педагогический коллектив, решив зашить порез на пальце моего одноклассника. Я успела раздобыть нитку с иголкой и уже собиралась сделать первый прокол, когда учительница обратила внимание на группу малолеток, толпящихся в коридоре у медицинского кабинета. Позже, когда родители спросили у меня, зачем я это делала, я ответила, что медицинский кабинет был закрыт, а медицинскую помощь нужно было оказывать незамедлительно, чтобы избежать заражения и гангрены.
После этого случая пришлось сменить школу, родители одноклассников никак не хотели понять, что я действовала из благих намерений, а вовсе не собиралась калечить мальчишку. Поэтому мои собственные родители решили перевести меня в другую школу, от греха подальше.
Каждое утро, перед тем, как выпустить из дома, мама заставляла меня дать слово, что я не буду никого лечить. А если учитывать, что, как настоящий хирург, я отвергала медикаментозные методы лечения, то мое обещание сводилось к тому, что я не буду никого резать или зашивать. Поэтому, играя с мальчишками в войнушку и изображая военного врача, я ограничивалась наложением тугих повязок.
В средней школе я уже понимала, что для того, чтобы оказывать врачебную помощь, мне нужно, как минимум, окончить медицинский институт. А лучше академию. Я стремилась туда всей душой, я занималась профильными предметами до позднего вечера. Родители смирились с тем, что от медицины меня не спасти. Мама очень надеялась, что своей специальностью я выберу педиатрию, в крайнем случае, гинекологию. Но я знала, что хочу быть военным хирургом. В доме велись ожесточенные бои, мама использовала запрещенные приемы, вроде сердечного приступа и вызова неотложки, но я, при поддержке деда, выиграла эту войну.