Поцелованная богом (СИ)
И поступила. Сама, без помощи родителей и прочих родственников от медицины.
Уже в академии мне стали прочить большое будущее. А я, я с нетерпение ждала того момента, когда меня допустят к настоящим больным.
После академии дед забрал меня к себе в ординатуру. Так что мое становление, как самостоятельного практикующего хирурга, проходило под его пристальным и жестким контролем.
Под давлением мамы, дед сделал все возможное, чтобы уговорить меня остаться работать у него, в Москве. Там же, в госпитале, я познакомилась с Кириллом. Наш роман был недолгим и закончился спустя несколько месяцев предложением руки и сердца. Кстати, предложение Кирилл сделал мне во время одной из командировок. Несмотря на давление со стороны родителей, в командировки я летала регулярно. Сначала одна, а потом с Кириллом.
От воспоминаний меня отвлек звонок мамы.
— Как доехала?
— Хорошо, мамуля.
— Какие планы на вечер?
— Отдыхать, завтра сложный день.
Мама замялась, а я уже знала, какой вопрос вертится у нее на языке. Она задавала мне его во время каждого разговора, будто надеясь услышать что-то новое.
— Когда?
— Через две недели.
Мама промолчала и горестно вздохнула. В ней жила неискоренимая уверенность в том, что последние три года я летаю в командировки исключительно в поисках своей смерти.
— Лизонька, — начала она.
— Мамуля, пожалуйста, — попросила ее. — Завтра сложный день, давай поговорим о чем-нибудь хорошем.
— Откажись, — в голосе мамы, как всегда, звучала решимость добиться своего.
— Мама.
— Лиза, жизнь не закончилась.
— Мама, пожалуйста!
Она отступила, как обычно, чтобы завтра или послезавтра начать этот разговор заново. И я никак не могла ей объяснить, что лечу не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы другие могли жить.
Когда-то, очень давно, дед вбил в меня самое важное правило: выжить любой ценой.
Эти слова я повторяла каждый день. Я твердила их про себя, когда работала. Выжить любой ценой. Эти слова были ниточкой, которая держала меня. Ниточкой, к которой я привязывала жизни своих пациентов. Выжить любой ценой, твердила вместо молитвы. По капле, по звуку вливая это правило в тех, кого оперировала. Я старалась заразить их этой фразой, сделать ее якорем для тех, кто лежал передо мной на операционном столе. И мне это удавалось. Почти всегда. А если я могла спасать жизни, то как мне отказаться от этих командировок? Как не лететь туда, где меня ждут?
4
В тот раз мы с Вовкой ни о чем не договорились. Вовка, отказавшись со мной разговаривать (мол, такие вещи не обсуждаются на хмельную голову), ушел на третий этаж в гостевую спальню. Я, постаравшись придать гостиной приличный вид, тоже отправился спать. А когда проснулся, оказалось, что друг уже уехал.
Выждал пару дней, давая ему возможность привыкнуть к мысли, что меня заинтересовала рыжая, а потом опять позвонил.
— Как мне ее найти? — не стал ходить вокруг да около.
— Зачем тебе? — он тоже не был настроен миндальничать.
— Зацепила, — прямо ответил.
— Она не похожа на твоих прежних женщин.
— Поэтому и зацепила.
Вовка помолчал немного, а потом решился:
— В следующую субботу приезжай ко мне на дачу.
— На дачу?
— Напоминаю, у меня день рождения послезавтра, — хмыкнул друг. — В субботу будем праздновать.
— Она приедет?
— Возможно. Я всегда ее приглашаю, но она редко приходит. В прошлом году ее не было.
— Поэтому мы и не встретились, — заметил я.
— Да, — согласился Вовка. — Ваши визиты ко мне как-то не совпадали.
— Я буду.
— Жду.
В субботу по дороге на Вовкину дачу попал в пробку и опоздал. Приехал ближе к обеду. У Вовки была классическая старая дача с невысоким забором и калиткой, запирающейся на щеколду. Вошел в калитку, оставив машину у забора, и пошел в сад, ориентируясь на доносящиеся голоса. Рыжая макушка была видна издали. Сегодня она была другой. Никаких каблуков и обтягивающих юбок. Светлые джинсы, черный свитер и кроссовки. Но даже в такой, прямо скажем, незамысловатой одежде, рыжая была чудо, как хороша.
— А почему вы не пьете, Елизавета? — приставал к ней Вовкин сослуживец.
— Не хочу, — услышал ее блюзовый голос.
— А говорят, врачи много пьют.
— Врут, — влез я в разговор, привлекая всеобщее внимание.
— О, кто приехал!
— А где новорожденный? — спросил, глядя на рыжую.
Она меня узнала. Не испугалась, не удивилась, только чуть сощурила глаза.
— Здесь я, — раздалось из беседки.
Вовка вышел, держа в руках шампуры с дымящимся, сочным мясом.
— Привет! — подошел к нему.
Вовка передал шашлык кому-то рядом, и мы обнялись. Спиной чувствовал взгляд рыжей. Почему-то был уверен, что это она смотрит мне в спину.
— Молодец, что приехал, — как будто я мог не приехать. — Надеюсь, здесь тебя ни с кем знакомить не надо.
Я обвел взглядом Вовкину компанию — знал почти всех, кроме рыжий и еще пары ребят.
— Для тех, кто не знает, — представил меня друг, — Егор Рокотов. Прошу любить и жаловать.
Глянул на рыжую, она ухмыльнулась и пошла в сторону дома.
— Лиза, — позвал Вовка, — ты куда?
— В машине очки забыла, — ответила, не оглядываясь.
Я перездоровался за всеми гостями, выпил штрафную и сел за стол. Рыжая вернулась, нацепив на лицо солнцезащитные очки. Очень хороший ход, если не хочешь, чтобы собеседник видел выражение твоих глаз. Видимо, Вяземская не хотела, чтобы я видел ее настоящие чувства. Неужели зацепил?
— Прошу, — предложил ей место рядом с собой.
Честно говоря, думал, что откажется. Но она вежливо кивнула и села.
— Шашлык? — продолжил ухаживать за рыжей.
— С удовольствием.
Рядом тут же нарисовался Вовка с полной тарелкой мяса.
— Лиза, — вклинился он в наш разговор, — попробуй. Очень хороший шашлык получился.
И стал накладывать ей мясо в тарелку.
— Остановить, — засмеялась рыжая, — я столько не съем.
— Тебе надо больше кушать, — голосом заботливой мамаши выдал мой товарищ.
Я с интересом наблюдал за ними. Невооруженным глазом было видно, что Вовка по уши влюблен в рыжую. Вон как его разбирает. Обвел взглядом остальных гостей. Да, прав был друг — моя новая знакомая явно пришлась по душе всем присутствующий здесь мужикам. Ребята за столом наперебой ухаживали за рыжей, хохмили и всячески пытались обратить на себя ее внимание. Вернулся глазами к Елизавете. Интересно было, как она на это реагирует.
А рыжая спокойна, как слон. Улыбается вежливо, но равнодушно. Держит дистанцию. С Вовкой, пожалуй, ведет себя более дружелюбно. Учитывая, через что они прошли вместе, это понятно.
— Ты совсем не пьешь спиртное? — обратился к ней.
— Сегодня не пью. А ты? — она кивнула на мой стакан с соком.
— Я за рулем, — пожал плечами.
— Я тоже.
— Могу тебя домой отвезти, — предложил я.
Она демонстративно подняла брови вверх.
— Не сейчас, — уточнил, — попозже.
— Спасибо, я как-нибудь сама.
Встала из-за стола.
— Лиза? — тут же вскинулся Вовка.
— Я за сигаретами, — отмахнулась она.
Вовка сразу увязался за ней.
Товарищ открывался мне с неожиданной стороны. Я знал его как хорошего профессионала и довольно толстокожего человека, а тут он скакал перед девчонкой на задних лапках, как собачонка. Но мне было понятно, что другу здесь ничего романтического не светило. Она его, как мужика, не воспринимала. Может потому, что спасла, и он был для нее таким большим ребенком, а может, он просто не в ее вкусе. Думать о том, что рыжая любит другого, пусть даже и погибшего мужа, мне упорно не хотелось.
От наблюдений меня оторвал звонок моей актуальной подружки.
— Егор, — с укором пропела трубка, — ты так давно мне не звонил.
— А-а-а, — протянул, пытаясь вспомнить, как ее зовут. Не вспомнил и продолжил: — Малыш, дел под завязку.