Поцелованная богом (СИ)
О том, что напрочь про нее забыл, говорить не стал. Зачем обижать девочку? Правила игры ей прекрасно известны — кто платит, тот и заказывает музыку. Светлану, мне все-таки удалось вспомнить ее имя, полностью устраивали наши отношения. Мы встречались нечасто, но квартиру, где она жила, оплачивал я. Кстати, в этой самой квартире я ни разу не был, предпочитал гостиницы. Знал по опыту, стоит только пару раз появиться, потрарахаться, выпить кофе и, не дай бог, съесть заботливо приготовленный обед, как у женщины тут же появляются матримониальные планы. И зачем мне эти проблемы?
— А когда мы увидимся? — поинтересовалась Светлана.
— Я позвоню. Пока, — ответил ей и сбросил звонок.
Поискал глазами рыжую. Она стояла в стороне от остальной компании и курила. Решил воспользоваться случаем и поговорить с ней.
— Куришь? — подошел поближе.
— Курю.
Я вытащил из пачки сигарету и тоже закурил.
— Ты прости, что я тебя тогда напугал, — решил извиниться.
— Кто кого еще напугал, — хмыкнула стерва, выпуская дым тонкой струйкой.
— Ты же не думаешь, что я ствола испугался.
— Испугался, вряд ли, — ответила она. — Ты пуганный.
— Откуда знаешь? — стало интересно.
Неужели она тоже наводила обо мне справки?
— Видно, — коротко ответила она.
— Вовка сказал, что ты врач, — продолжил я разговор.
— Врач, — согласилась рыжая.
— Ты не очень многословна. Не нравлюсь?
— А должен? — она с интересом посмотрела на меня.
И вот что ей сказать? Что обычно я нравлюсь женщинам? Звучит как-то по-дурацки.
Решил проигнорировать ее вопрос. Вообще, с рыжей все шло как-то не так. Я пытался ее зацепить, но она упорно не цеплялась. Но почему?
Вяземская не стала ждать, когда я отвечу. Затушила сигарету и пошла прочь.
— Володя, — подошла к Вовке, — мне пора.
— Уже? — растерялся Вова.
— Завтра сложный день, — она улыбнулась. — Надо выспаться.
— Жаль, — Вовка расстроился.
— Мне тоже, — рыжая погладила друга по руке.
— Уже нас покидаете? — подал голос кто-то из гостей.
— Служба, — вежливо ответила рыжая.
Она попрощалась с гостями и зашагала к машине, Вовка шел рядом. Поскольку застенчивостью я не страдал, то пошел за ними.
— Ты тоже уезжаешь? — удивился друг.
— Поеду, — пожал плечами. — Нужно возвращаться в Москву.
— Твой отпуск закончился? — поинтересовался Вовка.
— Да, пора работать.
Вовка кивнул и переключил внимание на Лизу.
— Было приятно тебя увидеть.
— Мне тоже, — она продолжала ему улыбаться.
Я наблюдал, как они прошли к ее красному Hummer. Вовка открыл перед рыжей дверь. Она повернулась ко мне.
— Всего доброго, — вежливая улыбка.
— Я поеду следом, — ответил ей.
Она равнодушно пожала плечами и села в машину.
Вовка повернулся ко мне.
— Спасибо, что приехал, — протянул руку.
— Спасибо, что позвал, — я пожал ему руку.
Сел в машину, глядя, как рыжая выезжает на дорогу, и тронулся следом.
5
Рабочая неделя выдалась какой-то чересчур уж напряженной. Хотя, так бывало всегда, когда до отъезда оставались считанные дни. Неожиданно наваливалось какое-то безумное количество дел, которые непременно нужно было переделать до выезда.
В пятницу вечером по дороге домой вспомнила, что Володя Кипреев звал меня в гости на дачу. На неделе у него был день рождения, я, как обычно, поздравила по телефону и получила приглашение приехать в субботу к нему, праздновать. Бывала у него нечасто, впрочем, я вообще редко, у кого бываю. Мама говорит, что я постепенно становлюсь мизантропом. Возможно, она в чем-то права. Я действительно практически перестала общаться с людьми вне работы. И совершенно не страдала от этого.
Но до мизантропии мне далеко. Наверное.
Чтобы доказать самой себе, что мама не права, я набрала Володе.
— Лиза? — удивился он.
— Привет. Завтра все в силе?
— Конечно, — растерялся Володя. — Ты приедешь?
— Приеду, — заверила я. — Обязательно.
— Это же замечательно! — обрадовался новорожденный. — Я буду тебя очень ждать.
Мы простились до завтра, и тут я крепко задумалась, а так ли правильно поступаю.
Дело в том, что я догадывалась о природе тех чувствах, которые Кипреев испытывал ко мне. Это началось несколько лет назад, когда мы вернулись с той стороны. Сначала была благодарность. Он искренне считал, что я спасла ему жизнь. В этом Кипреев был прав. Если бы не я, неизвестно, как долго он просидел бы в яме. Но Володя не знал, что в моей помощи была изрядная доля эгоизма. Убегать одной было страшно. Так страшно, что меня не остановили его сломанные ноги. Тем более что убегали мы на машине. Это потом, когда горючее в машине закончилось, и она окончательно сдохла, мне пришлось тащить здорового мужика в горы. Но даже это не пугало так, как мысль остаться одной в этих самых горах.
Он, конечно, не догадывался о мотивах моего поступка, и неустанно благодарил, чем очень смущал меня и напрягал Кирилла, которому не нравилось обожание в глазах постороннего мужика. И не то, что бы раньше мужчины не обращали на меня внимание, или Кирилл никогда до этого меня не ревновал, просто все так сложилось: и то, что в эту командировку я полетела одна, без него, и то, что попала в плен, а потом мы с Володей несколько дней блуждали по горам, пока не натолкнулись на наш пост, и то, что после всего, произошедшего со мной, наши с мужем отношения сильно изменились. Поэтому мелькающий возле меня Кипреев, постоянно, хоть и ненавязчиво, демонстрирующий благодарность, очень Кирилла нервировал.
Володе хватило ума и такта понять, что ему не всегда рады, и некоторое время мы не общались.
А потом Кирилл погиб. И Кипреев опять появился в моей жизни. Он держал меня в курсе поисков, а когда стало понятно, что живых в этой катастрофе не осталось, несколько дней провел в моей квартире, опасаясь, видимо, как бы от горя я не наложила на себя руки.
Потом он помог организовать похороны, потому что я совершенно не знала, что нужно делать. Я была в какой-то прострации и никак не могла понять: зачем вообще нужны эти похороны, если тело так и не было найдено.
После похорон он приехал ко мне домой, явно намереваясь остаться. Но я хотела быть одна и попросила его оставить меня. Это было некрасиво и невежливо, но тогда было не до манер. Внутри меня поселилось обжигающее чувство вины, и оно требовало полного одиночества.
И Кипреев все понял правильно и не обиделся. Он продолжал звонить мне по несколько раз в неделю. Иногда приглашал выйти «в люди», получал отказ, а спустя неделю или две, приглашал снова.
Так прошло три года. Иногда мы с ним встречались где-нибудь в городе за обедом или ужином. Иногда он приезжал ко мне домой, несколько раз в год я ездила к нему на дачу.
После смерти Кирилла, Кипреев никаких намеков на свои чувства не делал, и я знала почему. Он был уверен в том, что я продолжала любить мужа, и считал себя не вправе конкурировать с мертвым.
И хотя все было совершенно не так, я не спешила его разубеждать. Если бы Володя узнал, как на самом деле обстоят дела, то непременно стал бы за мной ухаживать, а я этого ужасно не хотела. Дело в том, что я совершенно не воспринимала его, как мужчину. Вернее, я понимала, что он мужчина. И мужчина привлекательный. Но именно, как мужчина, он мне не нравился. А объяснять это Кипрееву желания не было, и я эгоистично пользовалась его расположением, продолжая с ним дружить.
С другой стороны, виделись мы с Володей нечасто, так что совесть меня особо не мучила.
В общем, я отогнала от себя мрачные мысли, цыкнула на поднявшую было голову совесть и решила покопаться в баре, поискать, что подарить новорождённому. Бутылка коллекционного шотландского виски показалась мне достойным подарком бравому вояке.
В субботу утром я была у Кипреева на даче. В прошлом году день рождения друга я пропустила, была в очередной командировке, поэтому с интересом разглядывала участок, изменившийся с нашей последней встречи.