Небо на земле (СИ)
— Сделал уроки? — в комнату вошла мама.
— Делаю, — по крайне мере, учебники и тетради на столе разложены.
— Что это у тебя?
Шарики! Как же он забыл их спрятать?
— Э-э, подарок.
— Можно мне посмотреть?
Пашка неохотно протянул своё звёздное сокровище.
— Красивые, — мама так и этак перекатывала гантань под желтоватым светом настольной лампы. — Ты знаешь, что это авантюрин?
— Угу.
— А знаешь, какие мистические свойства ему приписывают?
— Мистические?
— Да, люди любят искать скрытые смыслы во всём на свете. Так вот, авантюрин считается лучшим из талисманов. Он повышает уверенность в себе и сохраняет радостное настроение. А ещё его называют «камнем чистой любви», — тут мама лукаво подмигнула.
— Почему вдруг? — не понял Пашка.
— Потому что он вызывает взаимную симпатию. Это твоя девушка тебе подарила?
— Э-э, — Пашка почувствовал, как у него начинают гореть кончики ушей. — Ну-у… — И вот как ему отвечать?
— Ладно, ладно, не буду пытать, — однако, судя по довольной улыбке, невнятное мычание сына только утвердило маму в её мнении. — Занимайся.
Она аккуратно положила искристые шарики поверх раскрытой тетради по алгебре и вышла из комнаты, оставив Пашку в полнейшей растрёпанности мыслей и чувств.
========== Часть 4, глава 1 ==========
Часть 4. Звёзды
Катапульта в райские грёбаные чертоги — специально для тех, кто будет гореть в аду.
Вера Полозкова «Прямой репортаж»
Сначала — обед, потому что от съеденных утром в поезде пирожков давным-давно не осталось и следа.
— Карпаччо, well done стейк и много зелени. И побыстрее, будьте любезны.
Герман был далеко не единственным посетителем в кафе, однако не сомневался, что его заказ будет выполнен вне очереди. Регулярные щедрые чаевые не только для официантов, но и для повара гарантировали привилегированное отношение.
— Не желаете что-нибудь из напитков? — кокетливо стрельнула глазами официантка.
— Воды, пожалуйста.
— Хорошо. Ваш заказ будет готов в течение десяти минут, — она упорхнула на кухню, а Герман устало откинулся на высокую спинку стула. Он будет думать только о еде и о том, как вскорости завалится спать. Хотя нет, сначала нужно позвонить на работу и обязательно завести будильник.
«Пойдёмте завтра гулять?»
«По лужам?»
И по лужам, и по сугробам, и вообще. «Это ненормально, — в который раз попытался внушить себе Герман. — Это против всех положений морали и твоего собственного кодекса поведения». Да, ну и что? Зато он никогда прежде не проживал каждое мгновение с такой полнотой и вовлечённостью. Всё имело смысл: капли дождя на стекле, белоснежная скатерть, горько-сладкий привкус лишнего чувства. «Я словно тот Илья Муромец: тридцать лет и три года просидел на печи в тёмной избушке, как вдруг передо мной распахнули дверь в бескрайний солнечный мир».
Но жизнь не дискретна — прошлое всегда найдёт способ напомнить о себе. Например, мигающим красным светодиодом автоответчика на стационарном телефоне. «Эта штука ещё работает? — данное обстоятельство поразило Германа сильнее, чем то, что ему кто-то мог позвонить на полузабытый номер. — Так, вспомнить бы, как проиграть запись», — он почти наобум нажал одну из кнопок и угадал.
— Здравствуй, Гера. Опять по командировкам мотаешься? — Венечка говорил легкомысленным, будничным голосом, за которым только чуткое ухо Германа могло распознать усталую печаль. — Впрочем, это к лучшему. Я бы написал и не отправил письмо, но сейчас немного пьян и, уж извини, желаю именно выговориться. Можешь сразу стереть запись, если хочешь, — ответа я не жду.
Пауза.
— Верь или нет, но мне безумно стыдно за своё поведение в нашу последнюю встречу. Ладно, слова, но поднять руку на не имеющего отношения к нашим разногласиям подростка… Это было какое-то помрачение, я же так давно тебя знаю: ты бы никогда не унизился до мелочной мести. Ты просто вычеркнул меня и Мари из своей жизни. Идеальное наказание, между нами говоря. Жестокое, но, признаю, справедливое.
Пауза.
— Пускай тебе неинтересна причина моего предательства — я всё равно расскажу. Гера, ты сам прекрасно знаешь, насколько с тобой трудно. Ты — как твои звёзды: далёкие, равнодушные, но магнитом притягивающие к себе. Сколько раз я пытался соскочить с крючка твоей харизмы; собственно, вся эта авантюра с Машей… Господи, Гера, я же просто не знал тогда: с тобой тяжело, но без тебя — невозможно. Это всё равно что оказаться в ледяной темноте безвоздушного пространства, где нет жизни, нет дыхания, нет ничего. Видит бог, никого я не ненавидел сильнее, чем тебя в последние месяцы. И никого сильнее не…
Пауза.
— Гера, я чудом выжил в этом персональном апокалипсисе. Я хочу верить, что теперь, постепенно, всё наладится. Каюсь, меня по-прежнему гложет иррациональное желание, чтобы ты понял и простил мою глупость. Однако мы живём в реальном мире: тебе было и будет плевать на меня с моими терзаниями. Но всё равно, — голос Венечки вдруг окреп, — всё равно я желаю тебе удачи в дороге. Прощай.
Механический щелчок реле — сообщение закончилось.
— Похоже, я умудрился порядком исковеркать ему жизнь, — после короткого молчания сам себе сказал Герман. Нажал на кнопку стирания записи, и аппарат деловито зашуршал плёнкой.
Венечка-Венечка. Если счистить с прозвучавшей речи всю сентиментальную шелуху, то его мотивы до смешного банальны: постоянно на вторых ролях, а честолюбием он не обделён. Однако это не означает, что их можно легко простить.
«Пускай живёт себе с миром, а?»
— Пускай, — вздохнул Герман. И ещё надо обязательно узнать, как там Мари. Просто на всякий случай. «Что-то я совсем размяк», — но лучше уж скатиться в альтруизм и всепрощение, чем когда-нибудь услышать на плёнке автоответчика голос Павла.
***
Лужи в сквере наконец-то их дождались.
— Здравствуй.
— Зрасьте.
Герману сразу не понравилось то, с каким старанием паренёк отводил взгляд в сторону.
— Что случилось?
— Ничего.
— Павел.
Глаза в пол, руки в карманы — поганая реакция.
— В последний раз спрашиваю: в чём дело?
Павел шумно вздохнул. Облизнул пересохшие губы, открыл было рот, чтобы сказать, и сразу же закрыл. Герман ждал, неотвратимо бесстрастный снаружи, но всё сильнее нервничающий внутри.
— Скажите, вы когда гантань покупали, почему авантюрин выбрали?
Странный вопрос.
— Просто расцветка понравилась, — Что может за ним скрываться?
— Правда? — мальчишка выглядел так, будто никак не мог решить: радоваться ему или огорчаться. — Значит, это просто совпадение?
— Какое совпадение?
— Ну, про «вызывать взаимную симпа…» — Павел осёкся.
Всё-таки не зря Герман столько лет воспитывал в себе нечеловеческое самообладание. Иначе как бы он сейчас сумел спокойно уточнить: — «Симпатию»? Что ещё за чушь?
— Это не чушь, это мистические свойства.
— Это чушь, — с нажимом повторил Герман. — Даже представить боюсь, где ты мог такого нахвататься.
— Мама рассказала, — признался подросток.
О, женщины!
— Хорошо, пускай мама. Только на каком основании ты всерьёз воспринял настолько нелепую информацию?
— Ну-у, — внимание Павла снова отвлеклось на плавающий в луже у края дорожки широкий кленовый лист. — Просто вспомнилось. Вопрос ваш про «отношения», и как вы на нас с Варей отреагировали, и в целом…
В целом. Герман на миг прикрыл глаза. А он-то полагал, что прекрасно играет роль. Идиот. Надо быть Павлом, чтобы не сложить два и два и не догадаться раньше.
Однако если сейчас уверенно всё опровергнуть, то мальчишка поверит — он привык к тому, что Герман считает ложь ниже своего достоинства.
— Не ожидал у тебя таких аналитических способностей, — Отлично, теперь говори «но ты глубоко заблуждаешься». — Скажи, а если вдруг твои выводы соответствуют истинному положению дел — ты сильно будешь против?