Воплощённый. Падение рода (СИ)
Ещё через секунду мы вылетаем на площадь перед центральными воротами Замка Порядка. Дыхание перехватывает от открывающейся картины. Площадь воистину огромна. Она похожа на противоестественную смесь современной спортивной арены из моего прошлого мира с Колизеем древнего Рима, на песке которого на потеху толпе убивали людей. Только арена, на которой происходит бой, утоплена вглубь земли на глубину метров тридцати, а места для зрителей оборудованы на склонах получившегося котлована.
И там, на этих склонах, на выдавленных магией в мёрзлой земле уступах, сейчас собрались почти все жители города.
И свободных мест на трибунах было не меньше половины.
Все эти мысли пролетели мимо, задев меня лишь самым краем. Я пытался рассмотреть происходящее на самой Арене.
Пытался увидеть тех, кто сражается.
— А разве старый Патриарх умел Воплощать грифона? — удивлённо восклицает Игла, первая рассмотрев, что происходит на Арене.
Я в изумлении вижу, что совсем не Игнат Апраксин сейчас стоит лицом к лицу с Сухаревым. На Арене стоит мой дед, бледный как смерть, трясущимися руками опираясь на вычурный посох Старейшины и прожигая ненавидящим взглядом стоящего напротив него нового директора школы. И хоть между противниками поле Арены, растянутое на добрые триста метров, кажется, что они стоят в шаге друг напротив друга.
Вермайер, судя по всему, был неправ, говоря, что всё это затянется до вечера. Мы еле успели к самому концу.
Всё как будто замирает, пока я осознаю увиденное.
Чуть в стороне, рядом с местами главной семьи, лежат четыре тела, с головой укрытые простынями. Когда-то чистая белая ткань пропиталась кровью и потемнела.
Рядом с одним из тел сидит мой младший брат Георгий. Он закрыл лицо руками, его плечи сотрясает плач.
На местах, которые могут занимать только члены главной семьи Апраксиных и Старейшины, я вижу две хрупкие фигуры, одна в латных доспехах, другая в красивом платье с чем-то меховым поверх. Мариша и Ульяна стоят плечом к плечу, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. По их щекам текут слёзы, в их глазах горит ненависть.
Взгляд Маришки прикипел к Арене, она не смотрит на бой голема и грифона. Она не отрывает взгляда от Степана Сухарева, «Палача Императора», с полным равнодушием убивающего нашего деда.
Взгляд Ульяны направлен на зрительские трибуны, в противоположный край Арены. Там сидит незнакомая мне беловолосая девушка, окружённая буквально толпой сурово выглядящих магов в имперской униформе. Беловласка открыто улыбается, глядя на Ульяну.
Я не понимаю происходящего. Как мне сказал Вермайер, а ему директор, всё должно было быть не так. Бой только Воплощённых созданий, когда черту Арены не переступают их Хозяева. Бескровная смена власти в роду.
Чудовищное подозрение приходит на ум, и я потусторонним взглядом осматриваю деда. Дистанция большая, но даже так я вижу тончайшие нити заклинания, опутывающие разум старого патриарха рода.
В два прыжка костяная химера оказывается рядом с Вермайером, полным неверия взглядом рассматривающего происходящее на Арене.
— Что-то можно с этим сделать? — совсем тихо шепчу я ему, спрыгнув с Малыша и замерев рядом с доком.
— Нет, — отрицательно мотает головой Вермайер, — они сами избрали бой до смерти, перешагнув границу Арены. Магия замка не пропустит туда никого, пока они оба живы!
Хочется ругаться. Такой Виры за свою смерть я не хотел.
Тем временем события на Арене и не думали останавливаться.
Четыре арбалетчика, три обычных, один элитный, Воплощённые дедом, вели непрерывный огонь по Сухареву. Триста метров расстояния для их зачарованных и усиленных арбалетов не было препятствием, но директора защищали горгульи. Болты с бессильным скрежетом и треском в мелкую металлическую крошку разбивались об их каменные тела, не нанося никакого урона. Лишь только заставляли защиту, наложенную на горгулий, вспыхивать рваными отблесками. Восемь каменных горгулий директора замерли в ожидании, окружив и прикрыв телами своего Хозяина.
Алебардщиков деда видно не было. Как и директорских гремлинов.
В центре же Арены шла схватка гигантов. И шла она по своим правилам. Стоило грифону попытаться набрать высоту, чтобы повторить удачную атаку с воздуха, серьёзно повредившую одну руку голема, как шестиметровый исполин делал рывок в сторону деда, замершего в своём углу Арены. Состояние старого патриарха не позволяло ему двигаться, и грифон был вынужден связывать голема боем, атакуя из не самых удобных позиций и получая урон в ответ.
Долго так продолжаться не могло, неутомимый и малоуязвимый голем превосходил грифона в выносливости и живучести. Вот снова раздался яростный клёкот грифона. Его нападки на медленного и неуклюжего голема привели к закономерному результату. Крыло зверя Порядка поймано мощной рукой голема Сухаревых. Грифон пытается извернуться и освободиться, наносит удары передними лапами, вооружёнными чудовищными когтями, в грудь голему, но эти удары не наносят никакого серьёзного урона, лишь оставляя неглубокие царапины в живом камне и металле. Но и голему приходится нелегко. Его вторая рука серьёзно повреждена и добить пойманного грифона голем не может. Он лишь держит его, не давая вывернуться.
Тем временем среди горгулий, прикрывающих Сухарева от стрельбы арбалетчиков, начинается движение, и четвёрка каменных крылатых созданий срывается в атаку, целя в грифона. Оставшиеся на защите немного перегруппировываются, продолжая прикрывать Сухарева.
Когда первая горгулья мощным рывком врезается в незащищённый крепкими перьями бок грифона, полосуя когтями и просто вырывая куски мяса, дед вскидывает руку, повелительным тоном кричит короткую вербальную формулу заклинания и как будто бросает что-то в сторону своих арбалетчиков. Те окутываются грязно-белым сиянием, их арбалеты наливаются золотым свечением, фигуры Воплощённых воинов становятся массивнее. Следом, без паузы дед снова применяет заклинание, но второй сгусток оформленной магии почти неуловимо для глаза летит в сторону директора и попадает в горгулью. В месте попадания разрастается мутный пузырь массовой «чистки» и горгульи лишаются укрепляющей их магии.
Следующий же болт, выпущенный в защитников Сухарева получившими благословление арбалетчиками, насквозь пробивает каменное тело горгульи, раскалывает его на куски, окончательно убивая. За первым болтом летит второй, следом третий и четвёртый. Стремительная очередь из четырёх выстрелов уничтожает всех защитников директора и вот уже Сухарев беззащитен перед неминуемой смертью.
Голем слишком далеко. Четыре горгульи, отправленные в атаку на грифона, имеют небольшой шанс вернуться до того, как арбалетчики перезарядят своих механических монстров. И они даже дёргаются в направлении угла Сухарева.
Три арбалетчика упёрли своё оружие в землю, цепляя поясными крюками механизмы взвода.
Три….
Я затаил дыхание, смотря на четвёртого, элитного арбалетчика. Он не опустил оружие. Он не собирался заряжать его заново.
Острой болью кольнуло затылок, и перед глазами за мгновение пролетело воспоминание из моего раннего детства.
Я спрашивал деда, почему его элитная двойка совсем-совсем другая. Слабая. Не как у всех. Папин элитный арбалетчик стрелял разрывными болтами, начинёнными алхимической взрывчаткой, пробивая огромные дыры в каменной кладке. У второго дедушки элитный арбалетчик сам перед выстрелом зачаровывал болты. Он стрелял намного метче, сильнее и дальше других. Арбалетчик нашего учителя магии был способен пробивать выстрелом защитную магию. И только дедушкин элитный арбалетчик не мог ничего такого. Его болты не взрывались, не пробивали защиту, не летели дальше и метче всех. Его болты были самыми обычными, такими же, как и у обычного арбалетчика. Он всего лишь стрелял дважды.
И дед со смехом пытался мне объяснить, что дополнительный выстрел — это очень важно, даже если это самый обычный выстрел. Не менее важно, чем взрывающийся или всё пробивающий выстрел. Тогда я не поверил. Обиделся на деда, посчитав, что он надо мной подшучивает.