Воплощённый. Падение рода (СИ)

И только сейчас, много лет спустя, я по-настоящему понял, что дополнительный иногда может спасти жизнь…
Четвёртый арбалетчик, дедушкина элитная двойка, не торопясь, прицелился и сделал второй выстрел.
Немного виноватая улыбка тронула губы Сухарева. Без каких-либо движений, слов, жестов активации, перед директором сгустилась молочно-белая пелена, поглотившая арбалетный болт.
«Пелена Искажения».
Один в один такая же, как применяет Игла, только маленькая, локальная, ювелирно возведённая и тут же убранная. Говорящая о том, что применивший это заклинание — чёртов виртуоз, играющий со своим противником.
Всё было кончено буквально за секунды. У деда не было и шанса ещё тогда, когда Сухарев бросал вызов Апраксиным, и они с помутнённым сознанием его принимали, усугубляя свою судьбу, шагнув на Арену.
После исчезновения плоскости «Пелены Искажения» в горгулий и голема прилетело что-то площадное, выглядящее как столпы света, спустившиеся с хмурых небес. Под действием этого массового заклинания горгульи в секунду добрались до арбалетчиков и парой ударов разорвали их в клочья. Голем же прямо на наших глазах восстановил функциональность повреждённой конечности и в четыре удара вбил грифона в замёрзшую землю Арены. В прямом смысле вбил.
Финальный удар директор нанёс сам. Горгульи прыснули в разные стороны, а то место, где стоял дед, накрыло огромным огненным шаром. И никого не было рядом с дедом, чтобы помешать заклинанию. Все Воплощённые воины были мертвы. Взрыв разметал землю, останки Воплощённых созданий, арбалеты, доспехи. От тела деда не осталось ничего. Всё сгорело.
С лёгким хлопком защитное поле, закрывающее Арену, исчезло, выпуская к нам тёплый воздух, пахнущий пылью, огнём и сгоревшим железом.
— И это всё? — насмешливый голос директора разнёсся над всей площадью, — Апраксины настолько обмельчали, что сильнее старика, отжившего своё, у вас больше никого нет? Я готовился сражаться с армиями, а вынужден убивать инвалидов! Вы — ничтожества!
Увидев, как Маришка с мертвенно-бледным лицом двинулась в сторону Арены и как ажурная вязь неизвестного, но такого знакомого ментального заклинания разворачивается у неё вокруг головы, у меня внутри всё закаменело. И даже Ульяна не старалась остановить сестру, лишь молча склонила голову, как бы принимая происходящее.
В этот момент я для себя решил, что директор умрёт. Вот прямо сейчас. И на Арену выйдет не моя сестра, а я.
Перехватить Маришку я успевал перед самой Ареной. Поэтому стоило поспешить.
Отдав команду своей банде ждать и ничего не предпринимать, если что Вермайер их прикроет, я прямо по головам сидящих, рванул в сторону Арены.
Краем глаза я увидел, как подобрались маги, окружившие беловласку. Как подобралась сама беловласка, медленно и неторопливо доставая из-под тёплой одежды какие-то массивные артефакты.
Я видел как директор стрельнул глазами в сторону Вермайера, так и не двинувшегося следом за мной, и на его лицо вылезла довольная улыбка.
Мне было наплевать.
Маришка не должна переступить границу Арены.
Рыцарь Порядка не должен погибнуть!
Поддавшись эмоциям, я перестал следить за окружающей обстановкой. Злость и ярость ослепили меня, сделали моё зрение туннельным, а внимание узконаправленным. Я следил за Сухаревым. Следил за беловлаской с магами, следил за Ареной. Краем глаза поглядывал на трибуны. И считал, что контролирую ситуацию.
Идиот!
Я совсем забыл про запах гари, пепла и смерти и про ту тварь, которая его распространяет.
Это случилось, когда мне оставалось буквально протянуть руку, чтобы схватить Маришку за плечо.
Пространство над Ареной как будто треснуло и в воздух буквально ниоткуда попали тысячи тонн вязкой тьмы. Тьмы тяжёлой, словно планета и обжигающей, словно Солнце. Тьмы удушливой, воняющей гарью, пеплом и смертью.
Не понимая, что происходит, на рефлексах я сжал вокруг себя энергию костяного двора, формируя купол и защищаясь им внешней атаки, которая тут же и последовала.
Крак!
Показалось, что сверху вдарили чем-то очешуенно тяжёлым, удар распределился по всей поверхности защитного купола и мои ноги по щиколотку вошли в землю.
 
Крак!
Второй раз я не устоял и рухнул на одно колено. В глазах помутилось и мне показалось, что тьма за границами купола мерцает багрянцем.
Крак!
Третий удар был слабее второго, а моя поза более устойчивой, поэтому на брюхо я не рухнул. Но в голове шумело, перед глазами всё плыло, дышать было совершенно невозможно.
— Тук — тук — тук, — над ареной разнёсся сухой скрипучий голос, в котором отчётливо слышались нотки безумия и веселья, — здравствуйте, адепты Порядка и те, кто убивает ради знания.
Тьма вокруг меня забурлила и плотные, осязаемые клубы рванули куда-то в сторону, переплетаясь и втягиваясь во что-то огромное, мерцающее багрянцем, постоянно распадающееся на дымные облака и собирающееся обратно, существующее на стыке реальностей. Малой частью в нашем мире, большей частью в мире ином.
— Здравствуй, Пан, Здравствуй, Бур, — тем временем продолжал свой монолог голос, — Рад вас видеть. Скучал. А вы?
Я помнил, что Паном Вермайер называл директора. А это значит, что гость обращался к нему. И лицо директора, которое я сейчас прекрасно видел, это подтверждало.
Перекошенный рот, широко распахнутые глаза, в которых застыл ужас напополам с неверием.
Аналогичную картину я ощущал по связи с Вермайером. Шок. Паника. Неверие. Сумбурный коктейль, говорящий, что Буром гость назвал именно его.
От остальных по связи шла только боль, парализующий ужас и тоскливое нежелание умирать.
— Вижу, вижу, — засмеялся гость, — у вас нет слов, как вы мне рады.
И тихий безумный смех накрыл, кажется, весь город.
В этот момент я смог рассмотреть говорившего.
У самого края котлована, с той стороны, где сидела беловласка со своими магами, стоял старый дедан, настолько старый на вид, что я затруднялся даже приблизительно определить его возраст. Двести лет? Триста?
Гость был старым и сморщенным, как курага, закатившаяся за диван ещё при царе Горохе. Каким-то неправильным. Перекошенным. Кожа цвета свернувшейся крови. Лицо, потерявшее всю индивидуальность в пользу уникального рисунка морщин. Одетый в непонятные тряпки.
За спиной дедана молчаливыми тенями стояли два здоровяка ещё более странного вида. Какие-то полулюди — полудемоны. Кожа того же цвета, что и у дедана, выкрашенные в чёрный цвет губы, красные буркала, рога, растущие изо лба и загибающиеся над башкой к затылку. Все утыканы металлом. Кольца в ушах, какие-то шипы в переносице, что-то совершенно неудобоваримое в губах. Голые по пояс, на ногах плотные штаны свободного покроя, высокие сапоги. Обнажённый торс исписан какими-то письменами, исполосован шрамами, татуировками.
Ни у дедана, ни у полудемонов не было видно никакого оружия.
Отсмеявшись, дед шевельнулся, его лицо, треснуло, явив нам его глаз, такой же красный, как и у сопровождения, который он вперил в директора.
— Вы думали, что меня убили? — ещё больше безумия стало слышно в этих словах, — вы хотели, чтобы меня забыли?
В этот момент меня по связи ударила волна истерики, в которую впала Игла. Видимо, она узнала этого дедана. Или полудемонов. Или что-то вспомнила. Её трясло, колотило, она пыталась спрятаться, одновременно с этим паралич сковал её мышцы, и девушка начала тихонько подвывать от ужаса.
— А теперь вы ещё решили, — снова тихий скрипучий смех, пробирающий до самых потрохов, накрыл Арену, — оставить меня без работы? Я всегда выполняю то, за что беру оплату! Мне! Заплатили! За! Апраксиных! Они умрут от моей руки! Как и все, кто пытался украсть у меня добычу!
   
Глава 18
 
Степан Карпович Сухарев искренне считал, что Российская Империя слишком многое позволяет своим соседям. В мире, в котором все взаимоотношения определяются силой, нет и не может быть никаких дипломатических способов урегулирования конфликтов.