Помни

— Я этого не говорил. Скажи своим коням „тпру" и слушай сюда. И не волнуйся, хорошо?
— Ладно, давай выкладывай.
— Ларри имел в виду твои тематические программы. И только. Он думает, что после „Десятилетия", которое он собирается пустить в эфир в ноябре, и другого твоего фильма — о детях-солдатах, запланированного к показу в следующем году, ты и сама захочешь немного сменить тему. Ларри задумал серию интервью с мировыми лидерами — с нашим президентом, с госпожой Тэтчер, с Горбачевым. Ну как?
— Не знаю, право. И Ларри при встрече скажу то же. — Ники пожала плечами. — Наверное, это было бы интересно.
— Что-то не слышно восторга в твоем голосе.
— Пусть тебя не сбивает с толку мой тон, Арч. Мне это в самом деле интересно. И даже очень, если хочешь. Но ты же меня знаешь. Пойми, мне необходимо, чтобы в передаче была выражена моя точка зрения, и весьма определенно, без всяких экивоков. Я не враг нового. Напротив, я за новизну.
— Знаю, и Ларри знает, и все же он ждет от нас новых предложений. — Арч широко улыбнулся. — Ты даже сможешь интервьюировать звезд кино. Если захочешь.
Ники покачала головой и невольно усмехнулась.
— Нет уж, благодарю покорно. С Барбарой Уолтерс я состязаться не собираюсь. Всем известно, что в этом деле ей нет равных.
— Но Барбара интервьюирует еще и политических лидеров, Ник, так что временами у нее получается удачный компот из знаменитостей. Стоит придумать что-нибудь в этом роде. Не забывай, у ее передач очень высокий рейтинг. Очень высокий.
— Я же сказала тебе, что она лучшая из лучших. А я не хочу быть второй. У меня свое. Во всяком случае, я предпочитаю выносить на суд зрителей свои собственные мысли и суждения. — Ники вздохнула. — По правде говоря, Арч, перемена мне бы не повредила. После Пекина я чувствую себя выпотрошенной. И высушенной.
— Отлично знаю, у тебя был бледный вид. Да что говорить, все мы имели бледный вид. Июнь нам крови попортил. — Помолчав, Арч добавил: — Зато сейчас ты выглядишь чудесно. Тебе здорово помог Прованс. И конечно же, общество Кли.
— Там было прекрасно, — ответила Ники, встрепенувшись и повеселев. — А Кли просто чудо.
— Что такое? Я слышу звон свадебных колоколов?
— Арч, ну как тебе не стыдно!
— Ники, не валяй дурака. Ты говоришь не с кем попало. Ты говоришь с Арчем Леверсоном. Я знаю Клиленда Донована бог знает сколько лет, и мне отлично известно, что он от тебя без ума. Поверь мне. Дорогая моя, да у тебя все написано на личике. Еще когда мы ужинали в ресторане „Твенти Уан" на прошлой неделе, я уже знал, что его дело швах. — Арч окинул Ники проницательным взглядом. — И не думай, что я так вот прямо сейчас возьму и поверю, что ты не чувствуешь то же, что чувствует он.
— Да, Кли мне небезразличен, — после некоторого колебания призналась смущенно Ники. — Но это вовсе не значит, что будет свадьба. — Она встала, подошла к окну и с отсутствующим выражением лица стала глядеть на улицу.
Было превосходное утро. Середина августа, среда. Ники смотрела на небо — голубое-голубое, без единого облачка. Небоскребы Манхэттена сверкали на солнце. Она подумала о том, какой удивительный вид на город открывается отсюда, с сорок девятого этажа здания американской телевизионной компании Эй-ти-эн. В целом мире нет другого такого города, и, где бы она ни находилась, в глубине души она всегда остается ньюйоркцем. Это ее город. В нем она родилась, в нем прожила большую часть жизни. Париж тоже был ее городом, но в совершенно особенном смысле — у нее столько радостных воспоминаний о детских годах, проведенных там. Так что снова поселиться в Париже ей было бы совсем нетрудно...
Ники повернулась и, опершись о широкий подоконник, посмотрела на Арча. Глубоко вздохнув, она сказала спокойным, чуть холодноватым тоном:
— Ты боишься, что я выйду замуж за Кли и перееду в Париж?
— Черт возьми, как ты могла подумать такое? — воскликнул Арч. От возмущения его голос взметнулся на несколько октав.
— Если ты и в самом деле этого боишься, не забывай, что я связана с компанией жестким контрактом и в мыслях не имею нарушить его. Никогда. Да и мой агент не позволит. Во всяком случае, что бы ни произошло в моей личной жизни, я собираюсь продолжить карьеру. Я люблю свою работу. Она огромная часть моей жизни и всегда была таковой. Я — тележурналистка с самого колледжа, что тебе прекрасно известно. Это у меня в крови. Иначе я не была бы тем, кто я есть.
 
Арч поднялся. Лицо его было серьезным. Он медленно подошел к Ники, взял ее за плечи и произнес:
— Мне нет дела до компании. Мне нет дела до твоего контракта. Но мне есть дело до тебя, до того, что происходит с тобой. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Ники, и, если Кли — тот, кто тебе нужен, если ты считаешь, что с ним ты проживешь хорошую жизнь, вот тебе мой совет: не упускай своего. Послушай, золотко, жизнь слишком коротка, слишком трудна. В ней слишком много боли. Если у тебя есть шанс прожить ее с хорошим человеком, Бога ради, воспользуйся им. Не думай ни о ком и ни о чем, помни только о себе.
Тронутая такой заботой, Ники нежно обняла Арча. Потом чуть отстранилась и улыбнулась.
— Вот за это спасибо, Арч. Твое внимание так много значит для меня. Я очень ценю твою поддержку. Ты никогда мне в ней не отказывал. Не отказал и сейчас. — Смущенно кашлянув, она добавила: — Так ты в самом деле думаешь, что Кли хороший человек?
— Именно Клиленд Донован — лучший из тех, кого я знаю. Как сказала бы моя мать: „Он настоящий мужчина и даже гораздо больше, чем ты думаешь".
Ники подвела Арча к дивану. Они сели.
— Должна признаться, — помолчав, сказала Ники, — что я немного волнуюсь. Как-то все сложится: и работа, и отношения с Кли, и жизнь в Париже, если мы все-таки когда-нибудь решим пожениться. И ведь он еще даже не сделал мне предложения.
— Дай ему хотя бы полшанса. Сделает.
— Я вовсе в этом не уверена. Кли никогда не стремился к оседлой жизни — и на то у него есть веские причины. Он...
— Да знаю я, что это за причины, — нетерпеливо перебил Арч. — Слышал сто раз. Он, видите ли, не хочет, чтобы его жена и дети страдали, если он погибнет на задании, а еще он будто бы не желает расставаться с профессией фронтового фотокорреспондента, с риском и опасностями. Ты об этом, что ли?
— Да.
Арч расхохотался.
— Легко ж ему было трепать языком до того, как появилась ты, — по крайней мере, до того, как вы стали близки. Да если хочешь знать, он еще никогда в жизни не влюблялся по-настоящему. А тебя он обожает, — заявил Арч. — Даю слово. Любит глубоко и искренне. Я это знаю потому, что знаю его. Я тебе больше скажу — ради тебя Кли свою жизнь перевернет вверх тормашками.
Ники, закусив губу, внимательно слушала.
— Я, право, не знаю... — пробормотала она, а секундой позже воскликнула: — Да нет же, Кли считает, что он холостяк до мозга костей! Ну да, точно так же, как и Роберт Капа.
— Меня всегда удивляло, что Кли взял Боба Капу себе за образец, интересно, как теперь он сможет ему подражать, — ответил Арч. — Кто спорит, Капа — его кумир с самого детства, он всегда стремился стать таким же великим фотографом, в особенности на поле боя. Но я думаю что по большому счету сходство этим и ограничивается.
— Может быть, может быть.
— В самом деле, Ник, Кли родился в другом месте, в другое время. Да и мир, в котором мы живем, другой. Я уж не говорю о том, что и сам Кли — другой человек. Я действительно верю, что Кли женится, но только на той единственной, созданной, по его разумению, для него. И по-моему, это ты.
 
Ники молчала.
— Скажи-ка мне, дорогая, что бы ты ответила ему, как бы поступила, предложи он тебе выйти за него замуж? — продолжал Арч.
— Не знаю. Честно, не знаю.
— Тебя беспокоит компания? Плюнь на компанию. Что-нибудь придумаем. По контракту ты должна снимать от двух до четырех фильмов в год. Готовиться к съемкам ты легко смогла бы и в Париже, как в любой другой точке света, если уж на то пошло. Вспомни — ты ведь только так и работаешь: твои крупные творческие замыслы вызревают, пока ты занимаешься репортерской работой. Все, что тебе нужно, как только подготовка будет завершена, это прилететь сюда на пару-тройку недель, в крайнем случае на месяц, и все записать или дать живьем в эфир, в зависимости от того, что за программу ты делаешь.