Мечта империи

– В самом деле похож, – нехотя признал Курций.
– Так ты по-прежнему мне не веришь? – поинтересовался Вер.
– Я верю в то, что вы, ребята, вляпались в жидкие фекалии.
В этом Вер должен был согласиться с центурионом.
Курций протянул Элию новенькую форму вигила:
– Надень это, сиятельный. Разумеется, она не так почетна, как тога с пурпурной полосой. Но в округе нет ни одного сенатора, чтобы одолжить у них подходящую одежду. Я, правда, подумывал, не послать ли за сенаторской тогой в театр – у них наверняка должна найтись парочка. Но потом вспомнил, что актеры в этот час спят после вечернего представления и ночной попойки.
– В юности я два года служил вигилом, – отвечал Элий. – Для меня большая честь вновь надеть эту форму.
Курций тут же спешно принялся листать страницы своих записей:
– Итак, что мы имеем… Трое неизвестных схватили сенатора, связали и стали пытать. Один из неизвестных оказался наемным убийцей по прозвищу Кир-фокусник. А второй оказался гением. Интересно, чьим?
– Моим, – помолчав, сказал Элий.
– Поразительно! Разве гений не может узнать, что думает его подопечный?
– Против воли – нет.
– Что же хотел узнать твой гений, сиятельный?
– Не знаю… Не помню… – Элий запнулся. – Постоянно думал лишь об одном: я должен не желать говорить… К тому же такая боль… – Элий судорожно втянул воздух и замолчал. На лбу его вновь заблестели капли пота.
Центурион хотел еще что-то спросить, но задумался, глядя на сенатора. Его светлые сумасшедшие глаза сузились, в них сверкнули искорки и пропали. Когда Курций вновь заговорил, тон его был почти доброжелателен:
– Извини, сиятельный, я перед тобою в долгу. И перед твоим другом тоже. Да, после такой фекальной ночи вы измотаны и нуждаетесь в отдыхе.
Вер снисходительно фыркнул: наконец этот тип вспомнил об элементарной вежливости.
– Неплохая мысль, – согласился Вер. – Поблизости найдется приличная гостиница и в ней пара свободных комнат?
Он сделал ударение на слове «пара», но центуриона как будто не понял намека.
– Гостиница ни к чему. Здесь недалеко есть роскошная вилла писателя Макрина. Он обожает гостей из Вечного города. Услышав, что у него хочет остановиться сенатор, он будет визжать от восторга. Клянусь Геркулесом, он вас измучит гостеприимством.
Дежурная машина с пурпурной полосой и надписью «НЕСПЯЩИЕ» поджидала центуриона во дворе возле фонтана. Мраморная Нереида с зеленой шерсткой мха на спине выливала воду из треснувшей мраморной раковины. Опять Нереида… Да что такое!
– Здесь повсюду Нереиды… – услышал он будто издалека голос Элия.
– Ага… Даже наша когорта во Втором Парфянском легионе назывался «Нереида», – сказал Курций.
««Нереида» завтра выступает, сынок», – донесся, будто издалека, низкий женский голос.
Вер вновь глянул на значок ветерана. Если бы его мать осталась жива, она бы тоже носила точно такой же значок. Или все-таки это была его приемная мать?
II
Вилла Макрина напоминала дворец – белое здание, украшенное портиком с колоннами, боковые одноэтажные флигели с открытыми галереями.
Курций оставил машину у кованых ворот, и они двинулись к вилле пешком вдоль бассейна около сотни футов длиной. По обеим сторонам бассейна стояли, тесня друг друга, мраморные нимфы и юные сатиры. Дорожки сплошь покрывала мозаика – спелые плоды и цветы были разбросаны в цветных квадратах, а на белом фоне попадалась то игривая рыжая кошка, то птичка, клюющая зерна. Мозаика была столь совершенна, что в рассеянном утреннем свете и птицы, и кошки казались живыми. Поначалу Вер опасался ступать на их изображения, особенно после того, как из-под ног его с пронзительным воплем выпрыгнула настоящая рыжая кошка – точная копия мозаичной. Ожившая кошка вспрыгнула на плечо обнаженного мраморного юноши и уставилась на незваных гостей бледно-зелеными светящимися глазами.
– Я слышал, что гении иногда обращаются в кошек, – сказал Вер.
– Могу тебя заверить, мой гений мало походил на домашнего котика, – отозвался Элий.
– Ну, кто там еще ходит и болтает, мешая работать! – воскликнул раздраженный мужской голос.
Возглас донесся из раскрытого окна. Когда гладиатор заглянул внутрь, то увидел за письменным столом человека. Пишущая машинка и рядом стопка белоснежной бумаги, массивный чернильный прибор с фигуркой Гермеса, мраморные бюсты Сенеки и Овидия – антураж не оставлял сомнений в том, что перед ним сочинитель. Человек за столом был маленького роста с непомерно большой головой и выпуклым лбом. Под густыми бровями прятались темные суетливые глазки. В прежние времена он мог бы стать шутом при дворе императора, теперь он нашел занятие более изысканное.
– Мы помешали? – поинтересовался Курций, подходя.
Человечек подпрыгнул от неожиданности и, кажется, испугался. Но тут же его толстые ярко-красные губы сложились в сладенькую улыбку:
– Кого я вижу! Центурион Курций собственной персоной. И в сопровождении гостей! Да еще каких! Гладиатор Вер! Как я рад, что ты заглянул в мое скромное жилище, боголюбимый!
– Разве мы знакомы? – спросил Вер.
– А как же! Любой римлянин знает тебя в лицо! Лучший исполнитель желаний! Твои портреты продаются в лавке книготорговца Вария всего за два сестерция, а скульптуры вышиной в ладонь – за четыре. Я держу одну твою статуэтку в ларарии, боголюбимый Вер, исполнитель желаний.
– А мою скульптуру ты не держишь в доме? – спросил Элий, подходя.
– Конечно, сиятельный! У меня есть твой мраморный бюст работы знаменитой Марции.
– Надо же, а я думал, что Марция изваяла меня в единственном числе, – шепнул Элий на ухо своему другу.
– Этим доблестным мужам досталось в ночной переделке, – сказал Курций, прерывая восторженные комплименты хозяина. – Им надо отдохнуть, пока я занимаюсь их делом. Пусть они погостят у тебя. А сейчас меня ждут. Надеюсь, гостям у тебя понравится.
И Курций направился к своей машине. Как показалось гладиатору, уходя, вигил бросил на него выразительный взгляд.
– Заходите, друзья, и будьте как дома! – воскликнул сочинитель. – Я работал и как раз писал третью главу новой книги. Да будет вам известно, что я всегда пишу по ночам, отрешившись от дневной суеты. Ночью я беседую с богами. Иногда они подсказывают мне кое-какие забавные мысли. Я только что закончил последнюю страницу, и теперь полностью свободен и нахожусь в вашем распоряжении, дорогие гости. Кстати, да будет вам ведомо, что я сочиняю новый библион о Траяне Деции, отце Нового Рима. Теперь, когда мы находимся на пороге Третьего тысячелетия, интерес к истории необыкновенно возрос. Издательства завалили меня заказами. Я был уверен, что они обратятся именно ко мне, потому что лучшего литератора им не найти! – Не в силах сдержать эмоции, Макрин воздел руки к потолку. – Фурор! Сиятельный сенатор явился в дом простого сочинителя! О, как я тронут! Тит Макрин, неужели ты удостоен такой чести? Так что же, сиятельный, ты стоишь подле окна? Пожалуй, в дом со своим благородным другом!
Элий, не терпевший лести, едва сдерживался, чтобы не сказать в ответ что-нибудь резкое.
А кошка тем временем уселась на ограде, лизнула лапку и мяукнула:
– Какие глупые люди!
И принялась таять в воздухе. Вскоре над оградой остался лишь ее платиновый абрис, да и тот вскоре исчез.
Макрин сам распахнул двери в дом, оттолкнув заспанных слуг, ухватил Элия под руку и ввел в атрий.
– Не желает ли сиятельный принять ванну с дороги? – не на мгновение не умолкал сочинитель. – А что сиятельный думает о моей последней книге? И как ему нравится сочинение этой бездарной Фабии? Ужасно, что ее библионы печатают, да еще таким тиражом! Эти библионы примитивны!
– А мне нравятся ее сочинения, – сказал Элий, чтобы хоть как-то досадить Макрину. – Они чувственны, но лишены пошлости. И в них есть некоторое изящество.
Макрин глянул на Элия как на заклятого врага, но в следующий миг вновь приклеил к губам льстивую улыбку и заговорил о другом: