Забытая клятва Гиппократа
– В чем вы видите ошибку, Кирилл? – поинтересовалась я, быстро зачитав вслух содержание статьи.
– Я бы не назвал это ошибкой, Агния Кирилловна: это – самая натуральная халатность! Правила требуют проведения серии обязательных контрольных исследований, в том числе биологической пробы и пробы на индивидуальную совместимость непосредственно у постели пациента. Врач нарушила инструкцию и таких исследований не провела.
– Верно, – кивнула я. – Здесь сказано, что при проведении интенсивной терапии у больного начали проявляться клинические синдромы, требовавшие немедленного отказа от проведения процедуры, однако врач ввела ему внутривенно медицинские препараты и продолжила операцию.
– И еще там написано, что только при оформлении медицинской документации врач обнаружила, что перелила пациенту двести пятьдесят миллилитров эритроцитарной массы несовместимой крови.
– А что с пациентом-то? – спросила Аня.
– А пациент на следующее утро умер в отделении реанимации от шоковой реакции организма на несовместимую кровь, – пояснил Кирилл.
– И какой вывод можно из всего этого сделать? – задала я вопрос, обращаясь ко всей группе.
– Нельзя ошибаться! – выкрикнул Илья со смешком.
– Еще мнения имеются?
– Надо соблюдать инструкции, – ответила Оля. – Их не просто так писали, в конце концов!
– Правильно, Оля, – кивнула я. – Что же касается замечания Ильи о том, что нельзя ошибаться… Знаете, говорят, что у каждого врача – свое кладбище, и это – не пустые слова. Как и представитель любой другой профессии, врач может ошибаться, но, к сожалению, в случае врачебной ошибки пациент, как правило, умирает.
– А вы с таким сталкивались? – спросила Марина.
– Да, Агния Кирилловна, – поддержал девушку Кирилл. – Насколько большое кладбище у вас?
– Заткнись! – зашипела Аня, но я остановила ее взмахом руки.
– Погодите, это не секрет, – сказала я. – Пациенты и в самом деле умирали у меня на столе, но мне повезло, потому что ни один из них не умер из-за того, что именно я сделала что-то не так. Лишь однажды больной не перенес анестезию, но не потому, что была передозировка или неправильно подобран наркоз.
– Тогда почему он умер? – спросила Марина.
– Не выдержало сердце. Операция была неплановой, пациент поступил по «Скорой». Естественно, ему были проведены определенные исследования – насколько позволяло время. ЭКГ выглядело не слишком обнадеживающе, но у нас не было выхода, иначе больной бы умер.
– И он таки умер, – резюмировал Илья. – А вам устраивали взбучку, Агния Кирилловна?
– Было разбирательство, – ответила я. – Мои действия признали правомерными.
– А что с той теткой из статьи?
– Судя по названию, – сказал за меня Кирилл, – она выкрутилась – вот вам и «заслуженная кара»!
– Ну и правильно! – отозвался Илья. – У меня в семье несколько поколений врачей. Отец вообще говорит, что если за каждую провинность привлекать медиков к суду, то лечить людей станет некому!
– Так ты считаешь, что пациент должен быть готов к счету три – один? – спросила Оля.
– То есть?
– В моей семье тоже есть медработники, и этот счет означает, что если один из трех пациентов выживает, то это уже удача!
– А правда, – вдруг спросила Марина, – что сейчас создан какой-то специальный Комитет по медицинской этике?
– Комиссия по этике, – поправила я. – Да, правда. Раньше не существовало органа, способного лишить медика лицензии и запретить ему практиковать. Теперь это станет возможным.
– Еще не легче! – воскликнул Илья. – Если лишить медработника права на медицинскую практику, то куда он пойдет? Он же ничего больше не умеет делать! Грузчиком, что ли?
– А если руки не из того места растут, так хоть грузчиком! – резко ответила Оля. – По крайней мере, больше никого не убьет!
– Ну, если только ящиком или мешком придавит! – хохотнул Кирилл.
– В Америке, между прочим, этого не боятся, – поддержала подругу Аня. – Лишают лицензии на раз!
– Ты не совсем права, – возразила я. – Во-первых, это не так просто, и отчасти Илья прав: медик – не просто профессия, это образ жизни, поэтому процесс лишения лицензии является длительным и сложным даже в Америке. Кроме того, и в их законе существуют лазейки. Например, даже если по решению комиссии лицензия врача становится недействительной в большинстве штатов, он все равно может продолжать работать в некоторых других. Таким образом, можно сказать, что переезд решает все проблемы!
– Тогда вообще зачем огород городить? – пожал плечами Илья. – Россия – страна большая, всегда можно найти место, где никто не узнает о том, что ты не имеешь права работать врачом!
– Мир несовершенен, Илюша, – улыбнулась я. – Но это не значит, что нужно отказаться от мысли сделать его лучше, правда? А что касается врача из статьи Кирилла, то я вам зачитаю, пожалуй, чем дело кончилось: «По ходатайству следователя судом Долмацкая была временно отстранена от занимаемой должности. Приговором суда Долмацкой назначено наказание в виде двух лет лишения свободы условно с испытательным сроком на два года. Одновременно Долмацкая лишена права заниматься врачебной деятельностью на срок два года шесть месяцев. Приговор в законную силу не вступил».
* * *Моя первая попытка выполнить просьбу Карпухина узнать все, что возможно, об убитой акушере-гинекологе Юлии Устименко, успехом не увенчалась. Я отправилась в больницу, где она работала, и, проведя несколько часов в беседах с ее коллегами, пришла к выводу, что никто не может толком ничего рассказать. В основном все удивлялись моему появлению, зная, что в гибели Юлии обвинили ее мужа и он сейчас отбывает срок. Однако мне удалось все же отыскать одну женщину, которая призналась, что поддерживала с Устименко дружеские отношения. Звали ее Эльмира Докуева.
– Значит, муж Юли не виноват? – спросила она меня, когда мы уселись в ординаторской. – Я так и знала!
– Я не говорила, что он не виноват. А почему вы «так и знали»?
– Да он мухи не обидел бы, вот почему!
– А вы что, были с ним знакомы? – удивилась я.
Эльмира выкатила на меня глаза.
– Ну разумеется, мы знакомы, ведь Толик работал тут задолго до того, как появилась Юля!
Такой информации в файлах, выданных майором, не содержалось.
– Значит, Анатолий Устименко и Юлия работали в одной больнице?
– Ну да, говорю же!
– Но они же вроде бы находились в состоянии развода?
– Находиться-то они находились, – закивала Эльмира, – да только ведь это Юлькина идея была, а не Толина!
– Неужели?
– Да нашла она себе хахаля, понимаете, из бывших больных. Правда, мы ей все говорили, что с пациентами связываться не стоит…
– Погодите-ка, – остановила я женщину. – Насколько я понимаю, Юлия работала акушером-гинекологом – как она могла связаться со своим пациентом?
– Ой, ну это я так сказала! На самом деле он, конечно, Юлиным больным не являлся. Здесь его жена лежала – вся больная такая… У нее не только по женской части проблемы имелись, но вообще – где только их не было! В общем, мужику, видать, надоело ее по больницам возить да передачки таскать, а тут Юлька, вся такая здоровая, как лошадь, симпатичная, разбитная. Правда, она была замужем, но Юля всегда считала свой брак неудачным.
– Почему же?
– Да она Толика тряпкой называла, говорила, что не мужик он… А я вот считаю, что ей с Толей здорово повезло. Несмотря на то что Юля детей не могла иметь, Толя все равно с ней оставался. Он думал, что у них все в порядке, что они полноценная семья, хоть и без ребенка. Толя и по дому успевал, и с собаками гулять, и на работе на хорошем счету… Мы тут все прямо упали, когда узнали, что его в Юлькиной смерти обвиняют!
– А этот ее бывший пациент – вы его хорошо знали?
– Да какое там хорошо – так, видела пару раз. Ничего особенного, скажу я вам! И чего это Юлька так в него втрескалась, не понимаю.
– Они вместе жили?