Бедный Бобик

Ты мне сейчас очень нужен, мне тебя так не хватает, сильнее, чем обычно. Ты спросил меня недавно по телефону: «Как ты себя чувствуешь?», так тепло спросил, и мне показалось, что не было этих ужасных последних месяцев, когда ты как будто стал меня избегать. Я себя уговариваю – просто у тебя было много работы. Тебе надо много работать, чтобы стать на ноги, чтобы дописать диссертацию…
Сегодня утром я подумала – вот ты уехал, не попрощавшись. А вдруг с одним из нас что-то случится? Ведь всякое бывает. И мы не увидим больше друг друга…
Денис, мне без тебя плохо и одиноко.
Мне тебе многое хочется рассказать… Как я все теперь по-другому вижу и ощущаю. Как будто обострились все органы чувств. Какие необычные мне снятся сны – яркие, с продолжением на следующий день. Вчера я долго летала в совершенно непонятном пространстве – это было небо, чистое, ясное, но я почему-то не видела земли под собой.
Мне хочется смотреть на цветы. Я купила семена, землю, посадила на балконе в ящиках много разных цветов. Но пока они еще только-только начали прорастать. Иногда обрываю на улице какую-нибудь едва распустившуюся веточку и ставлю дома. И чувствую запах растущего растения даже на расстоянии – запах жизни.
Ты совсем недавно говорил, что нам невозможно друг без друга. Но только все так сложно и неправильно… Но теперь ведь у нас все будет иначе? Так мне казалось. Почему тогда ты взял и уехал?
Алена встала с дивана и пошла умыться. Так нельзя. Плакать с утра до вечера, убиваться… Нельзя. Это не просто вредно, это опасно. Надо думать о чем угодно, но не об этом. Почему Денис уехал, и почему он не рад ребенку? Ответ – тот, который напрашивается – невозможен. Слезами себе не поможешь, а ребенку можно только навредить. Ему же больно и плохо вместе с его мамой. Мамой… От неожиданного, совершенно нового ощущения Алена даже остановилась и посмотрела на себя в зеркало. Она – уже мама. Если внутри нее бьется другое сердце, начинается другая, новая жизнь. И только от нее зависит, какая она будет, эта жизнь. Жизнь ее ребенка.
* * *
Денис смотрел, как сильно выросшая за этот год дочка совсем по-взрослому держится на воде.
– Маргоша, осторожнее, ближе к берегу плыви! – крикнул он и подумал, что просто теперь он видит ее так редко, что стал замечать, как она растет.
Если твой ребенок вытягивается каждый день на полмиллиметра, ты на это не обращаешь внимания, когда ты рядом. А если за две недели, пролетающие между родительскими субботами-воскресеньями, он вырастает на семь миллиметров, то они как-то очень видны, эти семь самостоятельных миллиметров твоего единственного ребенка… Ох, права Оксанка, как всегда, во всем, везде – права…
Ведь и сам Денис, почувствовав вкус свободы за эти два года, теперь уже никогда, наверно, добровольно не расстался бы с ней.
Он с трудом мог теперь вспомнить свое отчаяние, когда два с половиной года назад Оксана объявила: им надо пожить отдельно. Денис испугался страшно. Испугался за дочку, испугался за свой дом – а где же он будет жить? Испугался за свой мир – как вообще все теперь будет у него? Начинать все сначала, как много лет назад? Но все оказалось совсем по-другому.
Разводиться они не стали. Денис остался жить один, а Оксана переехала в новую квартиру, предоставив ему – или себе? – возможность пять дней в неделю говорить «я», а не «мы». Сначала ему было так странно, так больно и одиноко в их бывшей семейной обители, где больше не звучал Маргошин топот и смех, не пахло любимыми Оксаниными капустными котлетами и горьковатыми духами «Этернити» – «Вечность»! Кто бы мог подумать… Вот тебе и крепкая Оксанкина ладонь… Вот тебе и «вечность».
Но прошел месяц-другой, и Денис стал привыкать. Он понял, что Оксана к прежней жизни не вернется, по крайней мере в ближайшее время. Но это оказалось так здорово – встречаться в субботу утром, натосковавшись за неделю… или насладившись свободой одиночества… Знать, что впереди целых два дня… всего два дня… А потом – снова пять дней с пустыми вечерами, пивом и телевизором… Пять дней свободы. Ты волен выбирать. Ты никому ничем не обязан. У тебя нет ограничений. Говорила так Оксана, или это понял сам Денис, теперь было уже не важно. Но это оказалось здорово.
Он не сразу решился привести домой Алену. А приведя – ничего не стал объяснять. Догадается как-нибудь сама. Захочет – спросит. Но она ничего не стала спрашивать. Смотрела-смотрела на него, да с тем и ушла, до следующего раза, захватив в пакете туфли – «сменную обувь», которую принесла с собой.
С месяц повытирав ладонью пыль с телевизора, Денис взял и спросил уборщицу на работе, милую интеллигентную женщину лет пятидесяти, не захочет ли она помогать ему по дому. Та согласилась, и даже с большой охотой, услышав, какую сумму Денис назвал. А для него это теперь не деньги – он больше чаевых оставляет за месяц в ресторане. Так решилось с хозяйственной частью одиночества. Все решаемо, если есть средства. Разве нет?
Денис вспомнил, как первый раз остался ночевать в Оксаниной квартире. Вечером он ловил взгляды жены, даже чуть разволновался. Это была новая игра, интересная и забавная… Когда Маргоша легла спать, Оксана ушла к себе в комнату, Денис подождал немного и постучался к ней.
Оксана не ответила, но спальня оказалась не заперта.
Денис тихо вошел, затворил за собой дверь, подошел к двуспальной кровати, на которой под мягким пухлым одеялом лежала его жена. В темноте ее светловолосую голову с коротенькой аккуратной стрижкой было еле видно на подушке. Оксана не шевелилась, но Денис чувствовал, что она не спит. Он присел на край кровати, положил руку туда, где должно было находиться ее бедро.
– Я тебе сейчас кое-что скажу, – тихо проговорила Оксана, приподнимаясь на подушке и кладя руки под голову. – Сядь-ка вон туда, – она кивнула на низкое кресло в углу. – Включи торшер.
Денис послушно сел в кресло и зажег свет. Оксана лежала, спокойно глядя на него. Лицо ее было намазано кремом, зеленая махровая повязка отодвигала со лба волосы. Все так привычно. Все, как раньше… Как будто не было этих ужасных одиноких вечеров в опустевшей без Маргоши и Оксанки квартире. Алена, когда приезжала, только подчеркивала его одиночество и неприкаянность – без них, без таких родных и ненаглядных… Да она еще, по своей дурости, держалась так, как будто сейчас откроется дверь и в квартиру – в свою квартиру! – войдет его жена. Алена выбирала всегда самый дальний уголок, словно хотела спрятаться от той, которая вешала когда-то здесь шторы, расставляла иконки, готовила и стирала и, главное, любила, и имела на это право.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Оксана. – Сейчас, погоди… – Она промокнула блестящий от жирного крема лоб салфеткой, сняла полоску, растрепала рукой волосы. – Иди сюда, сядь поближе.
Денис сел рядом с ней на кровать, Оксана взяла его руку и крепко сжала обеими ладонями.
– Да, Денис, мы абсолютно свободны. Но я тебе ни разу за это время не изменила и изменять не буду, потому что у меня нет сексуальных проблем. Мне хорошо с тобой и… мне этого вполне достаточно. А у тебя, вероятно, есть какие-то проблемы – решаемые, нерешаемые… – Она заметила его вопросительный взгляд. – Не хочу знать – какие. Думаю даже, что это не твои лично проблемы, а просто несовершенство мужской природы. Но к любви нашей это не имеет никакого отношения. И к твоим, Денис, чувствам ко мне. Поверь мне и перестань волноваться. Потому что я – твоя жена и меня ты любишь по-настоящему. Я в это верю. Только в этом твое спасение, наше спасение. Мы едины перед Иисусом и в вечности.
– Оксан, а без Иисуса нельзя? – попробовал улыбнуться Денис. – Ну при чем тут он…
– Нельзя, – строго сказала Оксана. – Я теперь понимаю то, что раньше было сокрыто от меня. Знаешь, когда я первый раз решила пойти и попробовать покаяться в церкви? Я хотела рассказать, что просыпаюсь ночью и думаю: как лучше тебя убить – задушить, отравить или бросить тебе фен в ванну. Понимаешь? Да, да! А утром я готовила тебе завтрак, как ни в чем не бывало… – Оксана крепче сжала его руку. – Когда ты стал приходить с радостными глазами, чуть позже, капельку, минут на сорок, и весь, от головы до пяток, был пропитан этими сорока минутами…