Дунайские волны
Конечно, нас встревожили сообщения газет о том, что на Балтике начались боевые действия. Джонни даже купил атлас, и оказалось, что Балтика достаточно далека от Англии. Так что мы немного успокоились. И когда у нас в газетах написали про победу русских над англичанами, мы даже обрадовались – пусть у нас с Джонни предки и из Англии, но мы не забыли ни войны за нашу независимость от их тирана, ни двенадцатый год, когда они сожгли Вашингтон, ни недавние страсти с нашим Орегоном [12], от которого они сумели оттяпать половину.
А пятнадцатого сентября нам пришло письмо от моего кузена, в котором он сообщил нам, что Алджи, Джимми и Мейбел ушли в море на яхте некоего Альфреда Черчилля. Они решили отправиться на Балтику, и, по рассказам очевидцев, их яхта была уничтожена во время боев при какой-то крепости с варварским русским названием Bomarsund. Яхтсмены, которые предпочли держаться подальше от места, где велись боевые действия, разглядели в подзорные трубы, что русские выудили кого-то из воды. Но что с ними стало потом, неизвестно. Мы даже представить себе не могли, что русские сделают с нашими детьми, попадись Джимми и Мейбел к этим извергам в руки. Ведь они, как нам написал кузен, азиаты, и им не свойственны такие чувства, как сострадание к ближнему или бескорыстие.
Я потребовала, чтобы муж отпустил меня в Россию. Мне почему-то показалось, что именно я сумею вытащить наших детей из русских застенков, если они, конечно, живы. Он чуть подумал и сказал:
– Хорошо. Только с одним условием – мы едем в Россию вместе.
Мы попросили моего папу позаботиться о нашем имении и наших младшеньких. Хлопот, как мы прикинули, у него будет немного – наш управляющий, Леонард, вполне со всем справится, даром что невольник.
Семнадцатого числа мы с Джоном отчалили на грузовом судне из Саванны. Второго октября мы уже были в Ливерпуле, откуда поехали ночным поездом в Лондон. Кстати, несмотря на то что мы ехали в первом классе, кто-то украл портмоне мужа и мой ридикюль, но нам повезло – деньги, которые мы везли для выкупа наших детей, были предусмотрительно зашиты в мой корсет…
В Лондоне, к нашему счастью, кузен Джон оказался на месте. И тут мы впервые услышали хорошую новость – Альфред Черчилль, тот самый, кому принадлежала яхта, каким-то образом сумел прислать из России родителям письмо, из которого следовало, если отбросить все диатрибы в адрес «проклятых русских», что Алджи, увы, погиб, но «некоторые другие пассажиры выжили и находятся там же, где и я». Что за пассажиры, он не счел нужным написать, но мы сразу же купили билеты на пароход до Копенгагена – так именуется столица Дании, – чтобы попробовать хоть как-нибудь пробраться в это «царство зла», как назвал Российскую империю кузен.
В Дании народ отнесся к нам весьма прохладно, но как только люди узнавали, что мы не англичане, а граждане Североамериканских Соединенных Штатов, все тут же становились весьма дружелюбными. Нам рассказали, что наши английские «кузены» дважды уничтожали их столицу, причем во второй раз, в 1807 году, даже несмотря на отсутствие войны между обеими странами. Да, подумала я, хорошо, что мы отвоевали свою независимость от этих разбойников.
Североамериканские Соединенные Штаты никогда так себя не поведут, сказала я себе, хотя мне почему-то вдруг вспомнилось, что мы не очень хорошо поступили с Пятью цивилизованными племенами при президенте Эндрю Джексоне [13], а также с мексиканцами в 1848 году, когда мы отобрали больше половины их территории.
В Копенгагене мы узнали, что после того, как русские очистили Балтику от англичан и французов, пароходное сообщение до Санкт-Петербурга полностью восстановлено. Нам помогли купить билеты на один из пароходов, и, наконец, рано утром мы прибыли в морской порт этого, нужно признать, необыкновенно красивого города, хотя нам, как вы понимаете, было не до его красот. Куда обращаться, что делать, мы не знали, но услышав, что мы ищем детей, таможенник улыбнулся и сказал нам по-французски:
– Не бойтесь, мадам, здесь никто не тронет граждан Североамериканских Соединенных Штатов – ведь мы с вашей страной не воюем. И если бы даже воевали, к гражданским лицам это не относится. А вот где бы узнать о ваших детях… Попробуйте навести справки в канцелярии обер-полицмейстера. Она находится в двух шагах от Дворцовой площади. Вам надо будет войти под большую арку с бронзовой квадригой наверху и пройти по улице, которая называется Большой Морской – канцелярия будет слева.
Вы сразу узнаете дом обер-полицмейстера – это большое четырехэтажное здание, на крыше которого установлена каланча и мачта оптического телеграфа. Приемная находится на третьем этаже, и именно там вы сможете попробовать получить информацию о судьбе ваших детей. Впрочем, вы можете спросить о том, где находится дом обер-полицмейстера, у любого прохожего. Очень многие жители Петербурга неплохо изъясняются по-французски. Мадам, мсье, желаю вам удачи и надеюсь, что с вашими детками все в порядке.
И вот мы стоим на самой красивой площади, какую я когда-либо видела в своей жизни. И знаменитые площади в Саванне, и даже Трафальгарская площадь в Лондоне выглядели по сравнению с ней площадками для торга в рыночные дни в какой-нибудь захолустной деревеньке. Я повернулась к парочке, прогуливавшейся недалеко от причала, и хотела было спросить, как пройти к дому обер-полицмейстера, но пока я мучительно подбирала слова по-французски, девушка, гулявшая под руку с каким-то молодым человеком, вдруг радостно заверещала:
– Здравствуй, мамочка! Здравствуй, папочка! Как я рада вас видеть!
Она бросилась к нам и стала обнимать по очереди меня и Джона, несмотря на все понятия о приличиях. Если вы еще не догадались, то да, это была моя Мейбел.
5 (17) октября 1854 года.
Российская империя. Кронштадт
Контр-адмирал Дмитрий Николаевич Кольцов
Я мечтал об этой встрече с того самого момента, когда мы все по неведомой до сих пор причине угодили в XIX век. Еще немного, и я их увижу – легендарных адмиралов Нахимова и Корнилова, моих кумиров с молодости. Самых настоящих, что называется, во плоти.
Павел Степанович и Владимир Алексеевич прибыли в Петербург вчера на курьерских, по вызову императора.
А началось все с того, что, вернувшись в столицу из Севастополя, Николай переговорил со мной, рассказав о положении дел в Крыму и Тавриде. Из сообщений наших радистов я в общих чертах уже знал о том, что происходило в тех местах. Но из уст императора мне довелось услышать подробный и обстоятельный рассказ о славных делах наших ребят, стараниями которых французский флот был разбит, а английский, потеряв несколько кораблей, бесславно бежал от Крыма, «позабыв» там не только французов и турок, но и часть своего экспедиционного корпуса.
Еще до его крымской поездки, узнав обо всем происходящем из донесений Александра Хулиовича Сан-Хуана, Николая Максимовича Домбровского и других офицеров, мы обсудили дальнейшие наши планы. Император согласился с нашими доводами о том, что нужно не дать противнику перегруппироваться и подтянуть свежие резервы из метрополий. А это можно было сделать, только устроив «продолжение банкета», то есть перенести боевые действий на западное побережье Черного моря и начать новую кампанию, которая должна будет завершиться полной нашей победой и взятием Константинополя.
Император сообщил мне, что он решил назначить генерала Хрулёва командующим операцией, и что капитан – простите, уже полковник Гвардейского Флотского экипажа – Александр Хулиович Сан-Хуан предложил осуществить дерзкую десантную операцию для захвата порта Бургас, который в нашей истории превратился в столицу южной части болгарского Причерноморья. Бургас контролировал дорогу вдоль берега моря, и он мог послужить отличным плацдармом для последующего удара небольшого, но хорошо подготовленного отряда в тыл туркам, охраняющим Шипкинский перевал. Это позволило бы русским войскам перевалить через горы и начать победоносное наступление на Адрианополь, либо нанести удар на Люлебургаз и далее на Константинополь.