Хранитель вод

На этот раз ее взгляд был направлен к дальней стене, где висели луки и стрелы со всего мира. Настоящие, сделанные вручную луки из такого множества стран, что я бы затруднился перечислить их все. Нетвердой походкой девушка двинулась туда, чтобы рассмотреть эти сувениры вблизи.
– Это ваши?
– Когда-то я много путешествовал, – пояснил я.
– Я вижу, вы побывали в самых разных местах. А вот я… я почти нигде не бывала. – Она выдавила улыбку. – Но это скоро изменится. – Она погладила самый большой лук. – Вы, наверное, Робин Гуд?
– Нет. – Я не стал объяснять, что всегда был неравнодушен к лукам. Больше всего мне было интересно, как разные народы использовали энергию согнутой палки и веревки, поэтому почти из каждого путешествия я обязательно привозил один-два лука и набор стрел. Попадались среди них и по-настоящему редкие, экзотические образцы.
Девушка сделала движение руками, словно натягивала тетиву.
– Вы, должно быть, хорошо стреляете?
– Совсем нет.
– Тогда зачем они вам?
– Они… кое о чем напоминают.
– О чем же?
– О том, кто я такой.
– И кто вы такой?
Я ответил не сразу. Когда же я наконец заговорил, мой голос звучал совсем тихо.
– Грешник.
Мой ответ поставил ее в тупик.
– Ну… я тоже, но… Какое это имеет отношение к… – Она взмахнула руками, показывая на увешанную оружием стену: – Ко всему этому?
– Слово «грешник» происходит от староанглийского стрелкового термина XIII века.
– И что же оно тогда означало?
– Оно означало человека, который бьет мимо цели.
Девушка рассмеялась.
– Черт побери, в таком случае мы все… – Она снова зажала рот ладонью, потом вытерла губы ее тыльной стороной. – Я хотела сказать… в общем, древние англичане правильно ухватили суть. – Девушка снова закружилась, как в танце, потом медленно двинулась по проходу между скамьями, продолжая разглядывать мой маленький мир.
– Значит, вы грешник?
Я посмотрел на нее, но не ответил.
– Кто же тогда я?.. – Она описала вокруг меня дугу, словно оценивая со всех сторон. – Нет, вы не можете быть настолько плохим, – заключила она уверенно, обводя внутренность часовни плавным движением руки. – Иначе Бог ни за что бы вас здесь не оставил!
Внимание ее привлекла старая, ветхая исповедальня с облупившейся решеткой.
– Когда же у вас здесь появится новый священник?
– Этого я не знаю.
– То есть вы хотите сказать, что сегодня вечером… скажем, в течение ближайших минут двадцати, он здесь не появится?
Я кивнул.
– Увы.
– Он точно не приедет?
– Совершенно точно. Уж во всяком случае, не сегодня вечером.
Она глубоко вздохнула.
– Значит, мне придется довольствоваться… – она с неодобрением помахала рукой у меня перед носом, – вами.
Что бы она ни принимала, эти вещества наконец-то добрались до ее головы. До мозга. Взгляд вдруг поплыл. Лицо сделалось бледным, как у призрака. На лбу проступили бисеринки пота. Закрыв глаза, она покачнулась, промурлыкала обрывок какой-то мелодии и подняла руки над головой (последнее движение она, по-моему, проделала совершенно бессознательно). Почти целую минуту она так и стояла – воздев руки над головой, слегка покачиваясь и мурлыча под нос какую-то песенку, погребенную глубоко в ее памяти.
Что до меня, то я вдруг почувствовал себя… странно. У меня есть своего рода дар или, наоборот, проклятье: каждый раз, когда я вижу девочку-подростка, которая оказалась далеко от дома и уходит все дальше, мне кажется, будто мне в грудь вонзили большой нож. Так произошло и сейчас. Я смотрел на гостью и чувствовал между ребер острое, холодное лезвие.
Наконец девушка открыла глаза и опустила руки. По ее виску стекала струйка пота, но она ее не замечала.
– А все-таки здесь круто!.. Законное местечко!.. – Гостья сделала шаг и тут же налетела на скамью. Схватившись обеими руками за спинку, девушка долго смотрела на меня, потом ее голова склонилась набок, как у щенка, лицо сморщилось. Теперь она держалась одной рукой за живот и часто-часто моргала.
– Ой-ой-ой!.. – Щеки девушки надулись, и она вздрогнула. Чувствуя подступающую тошноту, она лихорадочно озиралась, ища «несвященный» уголок, но, не найдя, выбежала в центральный проход между скамьями. На полпути к двери она, однако, остановилась и снова ухватилась за спинку одной из скамей.
 
– Кажется, меня сейчас стош-ш-ш… – Девушка сделала еще один неверный шаг к двери, но ноги ее почти не держали, а каменный пол был неровным. Спазматически скрючившись, девушка упала на колени – и ее вырвало. А потом еще раз. Звук и плеск эхом отразились от стен.
Наконец она вытерла губы краешком дождевика и села на полу, опираясь спиной о боковину скамьи. По лицу ее струился пот, глаза были закрыты. Несколько раз глубоко вздохнув, девушка заговорила, по-прежнему не открывая глаз:
– Не могу поверить, что меня только что вырвало в церкви!.. Клянусь, со мной это в первый раз! – Встав на четвереньки, она поползла по проходу и остановилась в двух рядах от меня. Здесь девушка снова закрыла глаза и села, опираясь на скамью. – Я сейчас все уберу, только дайте мне щетку или полотенце…
– Не беспокойтесь. Я сам.
Она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня.
– Вы правда собираетесь убрать мою… убирать за мной?
– Почему бы нет? Поверьте, это далеко не самое страшное, что я видел.
Девушка крепко зажмурила глаза и, откинувшись назад, уперлась в пол обеими ладонями, словно пытаясь остановить бешено вращающийся мир.
– Если бы вы не были священником, я бы вас расцеловала.
– Я не священник.
– И вы не хотите меня поцеловать?
Вместо ответа я показал на ее подбородок, с которого свисала нитка густой слюны. Девушка вытерла ее рукой.
– Ладно… Пожалуй, сейчас я и сама не стала бы себя целовать, но… – Девушка покачала головой. – Вообще-то я ужасно хорошо целуюсь. Вы когда-нибудь целовали женщину, падре?
– Да.
Она открыла глаза и огляделась по сторонам, словно боялась, что нас может кто-нибудь услышать.
– А разве… разве вам можно? То есть вам это позволяется?..
Я рассмеялся.
– Конечно. Почему нет?
– Кто вы такой?
– Просто человек.
– И вы женаты?
– Был.
– Был?.. – Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение.
– И не очень долго.
– Значит… – она слабо улыбнулась. – Значит, вас уже давно никто не целовал, так?
– Так.
– Но в таком случае вам, быть может, хочется, чтобы вас кто-то поцеловал? Кто-то, кто хорошо умеет это делать?
Я не стал возражать, и девушка зажмурила глаза и выпятила губы. Когда спустя несколько секунд ничего не произошло, она удивленно взглянула на меня.
– Вы точно не хотите меня поцеловать? Я умею это делать очень хорошо.
– Я верю.
Она перевела дух и снова надула губы, став похожей на рыбу. Если бы она не была настолько пьяна, она и сама бы поняла, насколько смешно это выглядит.
– Вы упускаете отличную возможность, мистер!
– Я вижу.
Она снова посмотрела на меня, но теперь ее глаза были заметно скошены к переносице.
– Сколько вам лет?
– Сорок девять. А вам?
– Шестнадцать, – машинально ответила она, совершенно забыв, что еще совсем недавно уверяла меня, будто ей двадцать один. Протяжно вздохнув, девушка привалилась затылком к скамье и проговорила устало:
– Если бы вы не торчали тут, где сам Бог за вами присматривает, я бы, пожалуй, познакомила вас с моей мамочкой. Правда, как раз сейчас у нас не слишком хорошие отношения, так что, быть может, лучше сделать это как-нибудь попозже… – Она подняла вверх палец, словно пытаясь придать своим словам больший вес. – Вы любите танцевать, падре?
Пожалуй, не стоило тратить силы и в десятый раз повторять, что никакой я не священник, поэтому я просто покачал головой.
 
– Не особенно.
Девушка попыталась показать пальцем на меня, но промахнулась на добрую пару футов.
– Моя мамочка… она вам понравится. Она чертовски… – Зажав рот обеими руками, девушка на коленях поползла к двери. – Нет, лучше мне поскорее отсюда выбраться, чтобы можно было говорить по-челове… в общем, чтобы не следить за каждым словом. – Тут ее, по-видимому, посетила какая-то новая мысль, потому что девушка остановилась и, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами, начала громко считать вслух.