Останний день
Марфа счастливо улыбнулась и натянула кольцо на безымянный палец левой руки, а гребешок воткнула в свои седоватые волосы.
– Так что, Марфа Петровна, вы результатом удовлетворены? – уточнил я. – Мы в расчете?
– В полном, – подтвердила верховная ведьма. – Ты даже не представляешь, Хранитель, как же я…
– Радуешься? – вдруг вырвался из моего горла совсем не мой голос. Более того, рот открывался против моей воли, и это было очень странное ощущение. – Радуйся, сродственница, радуйся, пока можешь. Глядишь, и на моей улочке скоро праздник будет! Ха!
Вот, значит, что имела в виду Аглая, говоря о передаче поклона сестрице. Так себе способ, если честно. Мне не понравилось.
– Это чего было? – отшатнулась от меня Васька. – А?
– Сестра моя о себе весточку подала, – задумчиво произнесла Марфа Петровна, покрутив на пальце кольцо. – Валера, ты, стало быть, с ней пообщался?
– Довелось, – не стал врать я. – Плохого не скажу, убить она меня не пыталась, даже особо не пугала. Под конец только ладонью шарахнула, результат удара вы только что видели. Но я никак не мог этого избежать, все произошло очень быстро. И рассказать не успел, вы…
– К тебе претензий у меня нет, – оборвала мои речи верховная ведьма. – Ни по обещанной помощи, ни по тому, что случилось. А вот к сестрице они появились. Не надо так со мной. Не стоит. Даже если ты одной ногой за Кромкой находишься – не надо.
Надо же, за одну ночь мне довелось увидеть Марфу Петровну сразу в двух ипостасях – радостной и злой. Первая мне нравилась больше.
Ох, как верховную ведьму покойная сестрица из себя-то вывела! Она разве что только не искрит от ярости.
– Еще она велела передать, чтобы на ее поляну больше не совались под страхом смерти, – решил не откладывать в дальний ящик поручение Аглаи я. – Ни ножа, ни книги она не отдаст ни мне, ни кому-то другому. Сразу скажу: лично я туда точно не ходок, уж не обессудьте. Есть у меня подозрение, что сестра ваша не шутила, в следующий раз дело миром не кончится. И я не уверен в том, что смогу с ней совладать, больно разные у нас весовые категории.
– Ты же смелый парень, Валера, – усмехнулась Марфа. – Неужто ты испугаешься тени давно умершей неудачницы?
– Смелый, – подтвердил я, – но на поляну больше не пойду. Не хочу. Так что в качестве оплаты за услугу этот вариант точно не пройдет, имейте в виду.
– Хорошо, – согласилась Марфа. – Будь по-твоему. Да и не сильно мне та книга с ножом и нужна.
Интересно, а почему она сразу все четыре предмета не пожелала заполучить? Мне же без разницы, сколько вещей добывать. Наверняка ведь какая-то причина на это есть.
– Может, поедем? – подавив зевок, спросил я. – И это… Надеюсь, мои слова ничего не изменили в наших традиционно дружеских отношениях, и вы до дома меня подбросите?
– Ну, конечно же. – Улыбнулась Марфа, и Васька за ней следом кивнула. – Жизнь – сложная штука, Валера, если на каждое «нет» реагировать болезненно, то долго ты не протянешь – умрешь от нервного истощения.
– Не хочу умирать, – пробормотал я, убирая корзину с грибами в багажник. – Хочу жить долго и счастливо.
– Ну, с этим тоже не всегда складывается. – С ехидцей глянула на меня Верховная Ведьма. – Я же говорю: жизнь – сложная штука. Она, знаешь ли, любит подкидывать каждому из нас совершенно нежданные сюрпризы. Ты вроде все знаешь наперед, ко всему приготовился, а судьба – раз – и выкинула неожиданный фортель. И все, пошли дела по новой колее.
И ведь накаркала, зараза такая. Когда я, клюющий носом и с трудом волокущий ставшую невероятно тяжелой корзину, буквально вывалился из лифта, то обнаружил там Стеллу, которая за каким-то чертом ждала меня на этаже.
– Швецов, у тебя совесть есть? – набросилась она на меня, вскочив со ступеньки, на которой сидела. – А? Я, как какая-то бомжиха, сижу в зассанном подъезде…
– Ты, ведьма, давай, не того! – раздался возмущенный голос Анисия Фомича. – Нормальный у меня подъезд, никто в нем нужду не справляет. И приехала ты всего десять минут как!
– Тьфу на тебя, заполошный! – немедленно вызверилась на подъездного ведьма. – Да и не многое это меняет, главное… Валер, ты куда?
Ведьму, как видно, невероятно удивил тот факт, что я просто побрел к двери, совершенно не обращая на нее внимания. Я частенько так поступал и раньше, но чтобы совсем уж игнорировать – такого не случалось.
– Спать, – пробормотал я, открывая дверь. – Все – завтра. Вернее, сегодня. Только потом. Потом.
Грибы, конечно, следовало бы почистить, но сил на это не было совершенно. Да что грибы? Я штаны – и те стянул на последнем издыхании, уже практически коснувшись головой подушки.
– Ты уснешь, зная, что рядом эта змея подколодная? – возмущенно взвизгнул в ушах голос обитательницы браслета, которая наконец-то удостоила меня своим общением. – В твоем доме? С собой рядом?
– Тебе надо – ты и сторожи, – то ли про себя, то ли вслух произнес я. – Разрешаю сие и даже поручаю. А теперь отвалите от меня все! Я – сплю.
– Так нельзя! – возмутилась браслетница. – Так не положено!
– Положено, – выдавил из себя я.
– Валера! – Начала трясти меня за плечо Стелла. – Нам поговорить надо. Срочно!
– Да блин. Не надо. Ничего не надо. – Я с трудом разлепил глаза. – Завтра. Все завтра.
– Как завтра? – чуть не плача, спросила Воронецкая. – Дело важное, я специально тебя тут ждала!
– Пусть проваливает, – вторила ей жительница из украшения. – Прямо сейчас! Или я с тобой неделю говорить не стану. Нет. Даже две!
– Как же вы мне все дороги! – вроде бы громко рявкнул я, но, скорее всего, это было не так, потому что реальность перед глазами окончательно поплыла, поплыла, а после вовсе превратилась в сон.
Я вымотался так, что мне даже София де Бодэ не снилась, хотя, по идее, должна была. Если уж один раз предмет примерещился, то все, от него не отвяжешься, пока не найдешь. А тут – ничего, спал как младенец, крепко и безмятежно, и, возможно, продрых бы до полудня, опоздав на званый обед к Певцовым, кабы не собственное раздолбайство. Забыл я накануне с устатку левой шторой окно задернуть, потому и разбудил меня яркий луч взошедшего на небо солнца. Кто-то на такие вещи не реагирует совершенно, а вот я просыпаюсь, имеется такая слабость. Как влупит солнце в глаза, пусть и закрытые, так все, прощай, царство Морфея.
Ну а остатки сна слетели с меня тогда, когда я обнаружил, что рядышком расположилась Стелла, закинувшая мне руку на грудь и тихонько посвистывающая носом. Забавно, но сейчас она была совсем не такой, какой я привык ее обычно видеть. Не было в ее лице постоянной легкой агрессии ко всему миру и желания стать первой во всем. Женщина и женщина, красивая, беззащитная. И еще сон, конечно, накинул ей десятка полтора лет, кабы не больше. Вылезли тут и там легкие морщинки, да и вообще… Но меня, например, это не сильно смутило, мы все не бессмертны, мы все стареем. Хотя легкую неловкость я все же испытал, появилось детское ощущение, что я за Стеллой подглядываю исподтишка в надежде увидеть то, что не положено.
Кстати, о неположенном. Надеюсь, мы не шалили в ночи? Вряд ли, конечно, я так устал накануне, что использовать меня можно было только в качестве бревна, но кто их, ведьм, знает?
Вдумчивый взгляд под одеяло подарил мне понимание того, что, похоже, все-таки не шалили, а также знание того, что у Воронецкой, оказывается, на теле имеется несколько татуировок, причем довольно оригинальных. На правом бедре у нее, например, набита птица Сирин, а под левой грудью – какой-то смутно знакомый знак, напоминающий столб с подпоркой. Но это, конечно, был никакой не столб, с чего бы Стелле такую ерунду на свое тело наносить? А еще мгновением позже я вспомнил, что это за знак и где я его видел. В институте, на втором курсе, когда мы славянистику изучали во всем ее многообразии. Это руна, и называется она, если не ошибаюсь, «Алатырь». Во времена наших пращуров знак сей имел несколько значений, основными из которых являлись верность роду, величие и начало нового пути, сиречь – перерождение в своем же сознании. Не упомянутое ранее бессмертие, но что-то вроде того.