Останний день
А еще эта руна напрямую соотносилась с одноименным бел-горюч камнем, лежащим где-то в море-окияне, да на острове Буяне. Очень непростым камнем, через который можно было попасть в любой из трех миров, существовавших в верованиях наших предков, то есть и в Навь, и в Правь, и в Явь. Почему? Да потому что бел-горюч камень Алатырь существовал в каждом из них, причем, так сказать, в едином лице. Он был один на все измерения. Найди его, скажи нужные слова, принеси правильный дар Роду, что этот камень создал, и ты откроешь себе дверь туда, куда тебе нужно попасть в данный момент.
Ой, Стелла, непростой ты знак себе выбрала. Сильно непростой. Понятно, что все это сказки и нет никакого острова Буяна, вот только кто знает, что в себе несет эта руна, особенно в контексте всего, что я за это лето узнал? И еще один момент интересен: я же не в первый раз вижу тело своей напарницы, доводилось созерцать его и почти без ничего, так почему раньше эти татуировки не заметил? Может, оттого, что я не должен был их увидеть? Как, впрочем, и кто-либо другой?
Воронецкая, словно почуяв, что я на нее смотрю, сонно приоткрыла глаза и улыбнулась. Хорошо так, по-детски, трогательно. И не скажешь ведь, что рядом ведьма лежит. Женщина и женщина, красивая, домашняя.
Одно жалко – это очарование продлилось недолго.
– Чего уставился? – недовольно спросила Стелла у меня, и ее рука дернулась так, будто она хотела закрыть лицо. – Отвернись, я встану.
– Хорошо, – покладисто согласился я, выполняя ее просьбу. – Как скажешь. Халат, если что, в шкафу, на второй полке сверху.
– Небось, твоей подружки? – язвительно спросила Воронецкая. – Я, знаешь ли, крайне брезглива, потому…
– Не хочешь – не надо, – перебил ее я. – Чем богаты, тем и рады. Как вариант – у меня футболок полно, бери любую. Мне не жалко, я не жадный.
– Сказала бы какую-то гадость на данный счет, но против правды не попрешь. – Стелла скрипнула дверцей шкафа. – Это на самом деле так. Хуже того – ты еще тот мот, не сказать растяпа. Если посчитать все деньги, на которые тебя Шлюндт надул, получится изрядная сумма.
– Полагаю, что он надул бы меня даже в том случае, если бы я торговался за каждый рубль. Так уж Карл Августович устроен. И вообще, мне кажется, что если он на ком-то за день не наживется, то ночью не уснет.
– Валер, а ты никогда не задумывался о том, кто он вообще есть такой? – задумчиво произнесла Стелла. – Да ты повернись уже, мне со спиной разговаривать дискомфортно.
И как она это делает? В душ не ходила, макияж не накладывала, но передо мной снова девица вполне себе цветущего вида. И куда же делась та дама средних лет, что пять минут назад обнимала меня в постели?
Тайна сия великая есть. А если проще – ведьма – она и есть ведьма.
– Думал, – ответил я на вопрос напарницы, – но ответа не нашел. Была у меня версия, что он лепрекон, больно уж злато-серебро любит, но что исконному обитателю Ирландии делать на среднерусской равнине? У нас и климат не тот, и пиво вместо эля. Да и потом, лепреконы не столько тащат каждую монетку в свой карман, сколько горшок с уже приобретенным стерегут, а Карл Августович все время в погоне за новой наживой проводит.
– Ну да, версия так себе. – Стелла уселась на стул, подогнув одну ногу под себя. С учетом того, что она все же проигнорировала халат и натянула футболку, картина вышла из числа тех, что будоражат во снах воображение старшеклассников. – Но моя еще хуже.
– Если не секрет?
– Мне как-то после бутылки «Шериданса» пришло в голову, что он дракон. – Воронецкая цапнула со стола телефон и начала в нем копаться. – Вот они как раз любят золото больше всего на свете и вечно его копят. Да и внешне он на него похож, согласись. Эти глаза колючие, змеиная улыбка, челюсть нижняя неподвижная… Бр-р-р… Как есть гад ползучий. То есть летучий. И все бы ничего, но есть одно но – драконов не существует. Все есть: ведьмы, ведьмаки, гули, домовые, мавки, полуденницы, огневики, арыси, водяные, Лихо Одноглазое, Кощеевичи, – а драконов нет. По крайней мере, как ты выразился, на нашей среднерусской равнине. Нет, даже не так: никто никогда их не видел и о них не слышал, даже те, кто долго мотался по миру. То ли и не было драконов никогда, то ли вымерли они вместе с динозаврами.
– А Змей Горыныч? – возразил ей я. – Если даже Лихо Одноглазое и Кащей существуют, то он-то точно существовал?
– Не знаю, ничего на этот счет никто мне никогда не рассказывал. И не Кащей, а Кощеевичи, это разные сущности, – рассеянно ответила Воронецкая. – На тебя кашу заказывать? Или ты сэндвичами с сыром, омлетом и ветчиной обойдешься?
– А ты чего там делаешь? – уточнил я, а после заметил одну очень важную деталь. – И вообще, с какого ты в моем телефоне роешься?
– Мой в сумке, идти лень, – пояснила ведьма, – а есть хочется. Вот, заказываю нам с тобой завтрак.
– Круассанов пяток закажи, – попросил ее я. – Ты вчера, помнится, моего соседа словесно задела, потому давай, замаливай грехи.
– Говорить ведьме слово «замаливай» есть моветон, – заметила Стелла. – И вообще, до чего я с тобой докатилась – с домовиком политесы развожу. Тьфу! Всё, я в душ, а ты приготовь деньги. И если курьер доберется быстрее, чем я выйду из ванной комнаты, то, не скупясь, дай ему на чай.
– Погоди, – остановил я ее. – Ты вчера что-то важное мне хотела сказать. Что именно?
– Это было вчера. – Ее пальчик уперся мне в нос. – Ты слушать не стал и выбрал сон, что меня очень задело. Я старалась для нас обоих, а ты… Короче, теперь из вредности буду какое-то время молчать, пусть даже и себе в убыток. Как минимум до того момента, пока не позавтракаю.
И на самом деле, до той поры, пока она не выпила две чашки очень крепкого свежесваренного кофе, не умяла плошку овсянки и три круассана, ничего мне от нее добиться не удалось, и, судя по хитрому взгляду, это был не предел. Не знаю, сколько бы она еще тиранила мое любопытство, не задергайся на столе мой смартфон, сообщая о том, что звонит недавно помянутый Карл Августович.
– Шлюндт? – встрепенулась ведьма. – Не бери трубку!
– С чего бы? – удивился я. – Это невежливо. Опять же – вдруг он до чего полезного докопался? Я брошь, что мы сейчас ищем, имею в виду.
– Все так и есть, – прошипела Воронецкая, – но ты трубку не бери, ясно? На нем одном свет не сошелся!
О как. Неожиданно.
Телефон еще какое-то время поиграл музыку, погудел виброзвонком, да и стих.
– Минут через десять он снова меня наберет, – многозначительно произнес я и постучал ногтем по экрану смартфона. – А если не отвечу – так и приедет. Ну?
– Елки гну, – фыркнула Стелла. – Как десять согну, так тебе дам одну. Пока ты катался с прошмандовкой Васькой на машине, я, между прочим, за нас двоих отдувалась. И маму твою обхаживала, и тому же Шлюндту улыбалась, и приятное впечатление на друзей семьи производила. Если ты не понял, все заметили, что мы пришли вместе. Заметили и сделали кое-какие выводы. Все же ты наследник серьезного состояния, это обязывает.
Боги мои, я даже не желаю знать, что она вкладывает в слова «впечатление производила». И видеть никого из тех, кто был поименован как «друзья семьи», в ближайший год тоже, чтобы ничего им не объяснять. А лучше вообще до конца своих дней.
– Так вот, был среди гостей один любопытный господин, – продолжила Стелла. – Не в смысле любознательный, а в смысле осведомленный в ряде вопросов, в том числе связанных с темой антиквариата и коллекционирования. Понял, о чем я речь веду?
– Кажется, да, – посерьезнел я. – Хм, странно. А это кто? Вроде раньше таких в окружении мамы не водилось. Может, кто из новых знакомых, тех, что после моего исхода из отчего дома появились?
– Некто Николай Анатольевич. – Воронецкая глотнула кофе. – Высокий такой старикан, седой, с выправкой бывшего вояки. Но живчик, живчик! Так, знаешь ли, мое декольте взглядом жег, что платье чуть не задымилось.
– А, теперь понял. – Заулыбался я. – Есть такой, Антипов его фамилия. Ну да, этот может. Не знаю, как сейчас, но раньше он жен раз в три года менял, причем каждая последующая была на несколько лет моложе предыдущей. Помню, я еще гадал, что он станет делать, когда женится на восемнадцатилетней, дальше-то все, тупик, предусмотренный Уголовным кодексом. Но девчонки в претензии точно не оставались, он им очень хорошие отступные давал при разводе. Странно, что мама его позвала, ей вся эта брачная карусель очень не нравилась. Она отнюдь не моралистка, но некоторые основы института семьи и брака ей небезразличны.