Огни большого города (СИ)

Он даже не представляет, сколько раз я сбрасывал его номер телефона в последнюю секунду, уже когда оператор почти соединил нас. Сколько раз ноги сами чуть не вели в его дыру, к нему домой. Как меня ломало за эти три недели тишины. Я, блять, будто марафон пробежал, героем себя ощущаю, что сдержался.
А сейчас, когда, наконец, смотрю на него, таким придурком себя чувствую. И ради чего, собственно говоря, было это ребячество? Что кому я хотел доказать?
Эдди неуютно. Когда для приличия он рассмотрел уже всё, что мог, и теперь занять себя нечем, не может мне даже в глаза глянуть. Я молчу, и ему охуеть, как дискомфортно.
— Я пойду, наверное. Извини, что разбудил.
Едва не бежит к двери, и меня будто кипятком ошпарили, так резко дёрнуло к нему. Отбрасываю одеяло, подскакиваю к выходу и почти что перед носом закрываю у него дверь. Успел в последний момент.
Тем не менее, ему меня не хватало. Это стопроцентно, блять. В груди сразу так тепло стало, и камень с шеи словно сняли, дышать почему-то в разы легче. Я сам не свой был последний месяц и теперь понимаю, почему.
— Эй, куда ты собрался?
Нависаю над ним, и он кажется таким маленьким, совсем крохотным. Опустил глаза вниз, будто я его родитель и отчитываю за разбитую вазу.
Первый шаг самый сложный. Переломать свою блядскую гордость и рискнуть пойти на примирение. Он оказался смелее в этом.
Стоит, рассматривает свои кроссовки (охуеть, интересное, наверное, зрелище), и чёлка падает на глаза, так и норовит протянуть руку и убрать упрямые надоедливые прядки с лица. Зарос, как пёс бродячий.
Мы нихуя не умеем извиняться. Что он, что я, ведём себя, как два полудурка. Никогда не знал, как разрулить подобный конфликт.
Я осторожно придвигаюсь к нему ближе, хотя из-за разницы в росте всё равно кажется, что нависаю над ним как громовая туча.
— Не хочешь позавтракать вместе? Тут рядом есть недорогая кафешка.
Не знаю, что ещё сказать, поэтому неловко, совершенно по-животному, блин, прислоняюсь лбом к его виску, и в нос сразу врывается личный, “порошковый” запах Эдди. У меня даже колени чуть задрожали, так отвык от этого, что хочется вдыхать снова и снова.
Каспбрак чуть вздрагивает от моего посягательства на его личное пространство и поднимает в конце концов голову.
Блядские, блядские глаза. На секундочку я забываю, что вообще у него спрашивал, и когда он смотрит открыто, прямо мне в лицо, стоит больших усилий выдержать этот взгляд.
Кажется, только через этот зрительный контакт мы высказали друг другу всё, что накопилось почти за месяц.
***
Все нормальные люди ещё спят, одни мы с Эдди как драсьте, заказывали крепкий кофе (ему без сахара, уточняю у баристы), булочки и омлет. В кафешке едва слышно играет ненавязчивая музыка, и когда я подхожу к нашему столику, несу наш заказ, Эдди задумчиво сидит, подперев голову ладошками.
— Чего пригорюнился?
Поддеваю его коленом под столом и с аппетитом нападаю на булочку. Такая мягкая, что рассыпается в руках, и Эдди с ужасом смотрит, как я слизываю крошки с пальцев. “Это совсем по-дикарски, если что”.
— Меня с работы турнули. Ещё неделю назад.
Кофе застывает в моих руках, так и не успеваю отпить его.
— С той самой, на которой тебе копейки платили? Так радуйся. Ты не много потерял.
Эдди “обнимает” ладошками свою горячую чашку и таким уютом от него веет, что-то необъяснимо родное в его чертах, нотках поведения, казалось, совершенно привычных. Или это меня просто кроет, потому что соскучился по нему.
— Эти копейки квартиру мне оплачивали. А сейчас даже на эту “халупу”, как ты её называешь, мне не хватает.
Я ёрзаю по диванчику и опускаю глаза вниз. Он сам начал снова поднимать эту тему. То, из-за чего мы поссорились. Своего мнения я не поменял, ему там не место в том лягушатнике. Поэтому молчу.
Вряд ли его поддержит то, что я даже рад, что так вышло с этой квартирой. И то, что я могу помочь с деньгами, тоже держу при себе. Знаю, что взбесится только, но не возьмет. Замкнутый круг.
— И что думаешь делать? — нахожу самый безопасный вопрос.
 
Эдди трёт усталые красные глаза и отхлёбывает, наконец, свой кофе. К еде так и не касается.
— Сейчас пить кофе. Потом с тобой хочу провести этот день. Сходим, погуляем?
Удивлённо поднимаю брови, но Каспбрак как ни в чем ни бывало, пьёт напиток и, как мне кажется, спокоен как удав. Странно.
— Подожди, а с квартирой-то что? Где жить ты будешь?
Эдди вздрагивает плечом, мол, забудь, и качает головой:
— До конца месяца хватит денег. А там что-нибудь придумаю. Но ей звонить не буду.
Это я уже и сам понял. Интересно, что сказала бы его мама, если узнала бы в каких условиях по ее вине приходится жить её сыну? По-прежнему считала бы его “неблагодарным куском дерьма”?
Эдди отщипывает от своей булочки, ест для приличия, хотя уверен, ему кусок в горло не лезет.
— Рич.
Странным, необъяснимым блеском загораются глаза Каспбрака, и я узнаю старый-добрый взгляд, а-ля “а сейчас время хуйни”.
— Что?
— У тебя номер той девушки остался? Ну, по вызову.
Эдди удивительный человек. Может кувыркаться со шлюхой всю ночь, но “шлюхой” назвать девушку у него язык не повернётся, застесняется весь.
Внезапно мне очень захотелось убрать от него ногу из-под стола, как-то перестать касаться, закрыться.
Как бы мне хотелось сказать, что нет.
Но я так соскучился по нему. И мне так нужно снова быть нужным, полезным. Как наркотик какой-то. И его уставший, растерянный взгляд действует на меня как приказ к действию.
— Есть кое-что получше.
Я пожалею об этом. Это уж точно.
========== Часть шестая ==========
***
В клубе мои барабанные перепонки явно спасибо мне не скажут. Здесь грохочет музыка, но для меня всё теряется, краски меняют свои оттенки, контуры расплываются, и многое кажется проще. Дышать легче, пусть здесь и душно пиздец.
Легче в другом, каком-то глубоком, непостижимом плане.
Ты не один, ты в водовороте одиночества, где каждый обезличивается, и в то же время - куда ни глянь, знакомые лица. Знакомые выражения. Знакомые нужды. Знакомая боль.
Я даже не знаю, сколько мы с Эдди уже выпили, но на часы я давно перестал смотреть. Наверное, сейчас два часа ночи. А может и только начало десятого. Время остановилось, как только мы переступили порог этого заведения, и этого я и хотел, правда? Остановить ебучую планету, потому что я не вывожу.
Эдди рядом взлохмаченный, глаза светятся, как у дикого животного в темноте, а на шее уже засос, хер знает, как полученный.
Я терял его из виду несколько раз, но точно видел, как он заходил в уборную в компании хорошенькой, шлюховатой девушки.
И мне, блять, не хочется почему-то давать простор для фантазии и размышлять, что там происходило потом.
У меня самого огнём горело внутри, но я этот огонь не тушил, копил в себе, с мазохистским удовольствием затягивал прелюдию, томление, хотя на примете даже никого не было. Прелюдия чего?
Эдди обнимает меня сзади со спины и ползёт под рубашку горячими ладонями, будто руки греет ещё больше. Я нам обоим заказываю по бокалу пива и уже вижу, как нас унесёт за секунду. Градус понижать охуеть как опасно.
Здесь так похуй всем на всех. И это замечательно.
— Ты всё ещё напряжённый. Почему?
Гладит меня по животу, кончиками скользит по груди, а у меня сердце нещадно бабахает внутри, но, слава богу, всё перебивается громом музыки. Эдди приходится мне едва ли не в ухо орать, чтобы я услышал.
— То тебе кажется. Я уже почти в говно.
— Я не то имею в виду.
Жмётся ближе и снова скользит руками выше, задевает острые чувствительные соски. Мой стон теряется в басах очередного ремикса.
 
Любая кабинка туалета. Любая свободная комнатка для уединения. Надо только решиться.
Я сам притащил его сюда после того, как полвечера мы гуляли по городу, распивали горький, совсем невкусный коньяк, а теперь не знаю, правильно ли сделал. Может безопаснее всего вызвать такси и по домам? Где он только, блин, этот дом?